Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера", специально для РИА Новости.
3 марта стартовала внеконкурсная программа национальной премии и фестиваля "Золотая маска" по новой драматургии, которая открылась спектаклем "Mistras" литовского Малого театра.
На дискуссии, состоявшейся после спектакля, на вопрос создателям -титулованному молодому драматургу Марюсу Ивашкявичусу и его старшему коллеге, открывшему для театрального сообщества этого автора - режиссеру Римасу Туминасу был задан вопрос о современной литовской драматургии. Римас был краток и сказал, что литовской драматургии нет, т.е., добавляем мы, драматургии нет, а есть один-единственный драматург.
Марюса Ивашкявичуса открыли в России, когда в 2006 году на гастролях в Москве вильнюсский Малый театр показал, в том числе, и спектакль "Мадагаскар" по пьесе все того же Ивашкявичуса. Его роман "Зеленые" был переведен на русский язык и опубликован в журнале "Дружба народов". В рамках все той же "Золотой маски" будет показан еще один спектакль по пьесе Марюса - "Малыш", поставленный аж в Хабаровске, а буквально через неделю в Центре драматургии и режиссуры А. Казанцева и М. Рощина состоится премьера по другой его пьесе, "Ближний город". Это ли не успех, это ли не признание!
Что есть в этих текстах, что притягивает к ним и режиссуру в России, и в Европе, поскольку пьесы Марюса востребованы и европейскими театрами?
Один из устойчивых мотивов его драматургии связан с состоянием человека, теряющим родину, бегущим из нее, оставляющим свое отечество навсегда или сбегающим на время, чтобы вернуться. Это не наш булгаковский бег, в котором пласты бытия сдвинуты тектонически. У Ивашкявичуса не столько бегут, сколько ищут место на земле, которое бы помогло стать человеку свободным, легко задышать, причем эта жажда, остающаяся так и неутоленной, свойственна и гениальному польскому поэту Адаму Мицкевичу в пьесе "Mistras", и шведским обывателям в "Ближнем городе".
Конечно, масштаб переживаний другой, но онтологически герои близки. Удаляясь от своей земли, теряя корни, они не только не обретают желанной свободы в других берегах, но на новом месте чувствуют новую потерянность.
Спектакль "Mistras", привезенный в Москву, — о судьбе Адама Мицкевича в парижской эмиграции. "Мистрас" — в переводе с польского языка, как пояснил сам драматург, означает "мастер, магистр". Этот магистр - конкретное историческое лицо, наставник поэта, известный сектант и мистик XIX века Анджей Товянский. Он и есть Мистрас — пророк, который уводит поэта из Польши во Францию, но он же призывает вернуться обратно в Россию, которая примет, если ты сможешь ей покориться. Мицкевич отвергает это предложение.
И Мицкевич, и Мистрас оба заражены поздним бонапартизмом, оба рядятся в те же исторические тоги. В начале и в конце спектакля известный поэт стоит на постаменте как памятник самому себе, еще и копируя знаменитую позу Наполеона со сложенными руками и величественной осанкой. И Мистрас появляется в боевом раскрасе — Наполеона – воина в треуголке, военном мундире. Но оба они служат богу, уже проигравшему Ватерлоо. Отсюда создатели спектакля иронизируют по поводу романтической поступи, есть что-то комическое в копировании падшего величия.
Однако не только иронией — вечной спутницей романтизма — окрашены отношения Мицкевича и Мистраса. Тут есть место и самым серьезным размышлениям о Литве, о Польше и России, о национальной самоидентификации, о вызове до конца или смирении перед историческими обстоятельствами, о доме и семье. Мистрас не только пророк, но и искуситель, он демон Мицкевича, его мучитель и психопатический вампир души поэта.
Реальный и условный мир в спектакле ясно не разделены, оттого, быть может, некоторые смыслы оказались или зашифрованными и неясными, или, напротив, открывали слишком широкие возможности для толкований. Кто же все-таки этот Мистрас, зачем и для чего появляется еще один персонаж - красавица Ксавера, гувернантка в доме Мицкевича? Вопросы можно было бы продолжить. Однако есть в этой работе и вполне внятные размышления о судьбе поэта вне родины, где Мицкевичу оказывается чуждо все. Словно его глазами дается парижский салон, в котором собираются Жорж Санд, Оноре де Бальзак, Пьер Леруа, Шопен. Все сие собрание умов почти карикатурно. Все эти великие имена даны в спектакле с язвительной ухмылкой. Они живут в кружке, где безответственная интеллектуальная болтовня, — естественная норма.
Жорж в мужском костюме с прической из рококо есть не что иное, как обкурившаяся мадам, лениво подчеркивающая свою сексуальность. Бальзак в огромной шубе жаждет подчеркнуть свои объемы и ищет повода для демонстрации комического величия, а на самом деле выглядит купчиной. Он — талантливый циник. Шопен — туберкулезный неврастеник. Кажется, когда он садится за фортепиано, своего этюда не доиграет, а закашляется и рухнет, но не доигрывает он своих этюдов потому, что всегда ужасен инструмент. Леруа рассуждает о социализме как гимназист с неустойчивой психикой. Ему нужен не вызов обществу, а внимание общества, тут он готов на любую выходку. Перед нами проходит галерея портретов, сделанных с усмешкой, с пародией на западных интеллектуалов. Не поздоровится, впрочем, и эмигрантам-литовцам, которые держат свой ресторан в Париже. Сувенирный антураж с хлопцами в национальных костюмах, по заведенному ритму притопывающими и приплясывающими, вымогающими франки у наивных парижан, — новая карикатура. Визит интеллектуалов закончится жестокой дракой.
Мицкевичу чем дальше, тем больше все окружающее становится более и более чуждым, и ничего не остается, как поэту - романтику, который не успел, по его же словам, вовремя умереть, искать и искать новые вызовы, теперь уже обращенные не к русским, а французам. Кафедра, с которой Мицкевич вещает о том, что теперь уже французам надо идти за поляками, потому что у первых нет новых Бонапартов, есть жест отчаяния, как и двенадцать солдат, которые маршируют по улицам Парижа, чтобы двинуться на Россию и вернуть свободу Польше.
Этот жалкий вызов достоин не только усмешки, но и сострадания. Детское воинство, игра в солдатики, — все так, но теми силами, что есть, по крайней мере, честно, честно из последних сил.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
