"Спасите наши души!.. Услышьте нас на суше - наш SOS все глуше, глуше, и ужас режет души напополам!" - так пел Высоцкий, и совершенно ясно, что в просьбе "спасите" заложен крик, вопль, вне зависимости от интонации. Хотя... В данном случае, может, волноваться и не стоит. И не стоит кричать и просить о помощи и спасении. Но я тут на днях побывал в Малом зале консерватории. И стало мне не по себе.
Консерватория в строительных лесах. Большой зал консерватории, как известно, закрыт. Известно также, что работы идут по графику, об этом и министр культуры Авдеев недавно рассказывал. Благодаря министру все знают, что ректор консерватории Александр Соколов делает все возможное, чтобы зал открылся, как было обещано, к началу Международного конкурса имени Чайковского. А что там внутри? Я не знаю, а "Архнадзор" это почему-то совсем не волнует. Значит, все в порядке? Я надеюсь.
Чтобы войти в Малый зал, надо повернуть с Большой Никитской или не доходя до памятника Чайковскому, или после него, и выйти на параллельную улицу. Кажется, это Средний Кисловский, там над одним из пролетов строительных лесов - красные огоньки, под ними - вход в Малый зал консерватории, временный, на момент ремонтных работ.
Раз уж к слову пришлось: шел концерт, посвященный 65-летию композитора Чайковского, играли сочинения самого Александра Владимировича и его учеников, среди них уже известных - скажем, Алексей Сюмак в прошлом году написал "Реквием", который исполняли в МХТ имени Чехова перед 9 Мая, другой ученик Чайковского, Кузьма Бодров пишет сейчас по заказу Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко оперу, которую поставит Дмитрий Крымов. В первом отделении концерта среди других сыграли небольшую пьесу Тихона Хренникова-правнука, в программке он назван Тихоном Хренниковым младшим, - через два поколения он, тем не менее, унаследовал вкус к мелодии, хотя, во всяком случае, судя по исполненному сочинению, работает в другом направлении; во втором отделении был замечательный Мдоянц... В финале концерта Камерный хор Московской консерватории под управлением Бориса Тевлина исполнил торжественный хор Чайковского на стихи Олега Григорьева "Я спросил электрика Петрова...". Публика была в восторге, не в последнюю очередь благодаря артистизму хористов!
Изучив афишу Малого и Рахманиновского залов, я, признаться, даже обрадовался: был момент, мне казалось, у нас молодому композитору не пробиться, негде, грубо говоря, даже попробовать силы, ведь одно дело музыка в голове и совсем другое - понять наконец, как это звучит в исполнении пусть небольшого оркестра. Тем более - большого симфонического. Большому симфоническому оркестру на сцене Малого зала консерватории, конечно, не развернуться, но, я так посмотрел, примерно раз в неделю в консерватории играют сочинения молодых, которые учатся на кафедре сочинения.
Но я не о молодых композиторах, за которых, повторяю, рад, поскольку у нас, это известно, играть молодых, как и вообще живых композиторов, хоть молодых, хоть старых - страшно невыгодно, по нашим законам за крохотный "бис" какого-нибудь живого классика придется заплатить потом авторские, примерно равные тем, которые причитаются и за большой концерт или симфонию, которую играли до того целое отделение. Такие законы, что поневоле согласишься: у нас любить умеют только мертвых! Есть за что.
Так вот я не о них. Пока шел концерт, Александр Чайковский, сидевший от меня наискосок через проход, то и дело строго оборачивался в нашу сторону. А все дело в том, что после ремонта в Малом зале поставили кресла, которые страшно теперь скрипят. Новые кресла, а скрипят безбожно. Совершенно ясно, что кто-то сильно сэкономил, поскольку эти кресла годятся для чего угодно, но только не для концертного зала, во всяком случае - не для зала, где играют серьезную музыку и по сложившейся традиции даже кашель приберегают для коротких перерывов между частями симфонии или концерта. А тут - едва музыка сходит на пиано, слышен скрип то с одного, то с другого края. Можно, конечно, замереть, но кресла тоже, как говорится, не лыком шиты. Ты замер вроде бы, но едва перенес центр тяжести, кресло тут же предательски подает "голос".
Видя, как впереди гордо реет над спинкой кресла голова ректора Соколова, я вспомнил, как много лет назад, когда он еще не был министром (скажем так, в его первое ректорство), он приходил ко мне на "Маяк" вместе с представительной женщиной из какой-то специализированной строительно-реставрационной компании, я запомнил ее красивую фамилию - Алмазова. Соколов рассказывал о реставрации Большого зала, который как раз тогда впервые закрыли - не весь зал, закрыли балконы, признанные аварийными. Не знаю, что за строители сейчас работают в Большом зале. Всех же больше всего волнует акустика, ее, разумеется, обещают сохранить, но опыт Малого зала подсказывает: можно сколько угодно сил потратить на сохранение акустических особенностей зала, а затем загрузить его неприспособленными для симфонической музыки креслами и все усилия, прошу прощения, коту под хвост.
Я не собираюсь никого выводить на чистую воду, не моего это ума дело, хотя, по совести говоря, кому-то, кто эти кресла заказывал, следовало бы, не знаю... на вид поставить... или замечание сделать, по крайней мере - постыдить, чтобы больше никогда так не делал. Радовался, можно вообразить, что сэкономили, вероятно, хорошо сэкономили, а в итоге - потеряли зал. Правда, не знаю я, кто эти кресла заказывал - Соколов или сменивший его в кресле ректора Тигран Алиханов, или временно исполнявший обязанности проректора по строительству (если такая должность в консерваторском штате имеется), который наверняка уже уволен или сам уволился... Правда не знаю. Смешно: никому же в голову не придет ставить в стоматологическом кабинете обычные офисные кресла, тратят немалые деньги на современные импортные, которые туда-сюда раздвигаются, пациента в горизонтальное положение укладывают... Филармонический зал тоже требует особых кресел.
Когда концерт закончился и я вышел на улицу, в Среднем Кисловском вовсю еще кипела работа, рабочие сновали туда-сюда, вероятно, трудятся сегодня в три смены, круглосуточно, - обещали же поспеть к началу Международного конкурса Чайковского. Я не сомневаюсь, все хотят, чтобы закончили в срок. А еще важно очень, чтобы консерваторские старушки вошли в зал и не умерли тут же от ужаса. Моя тетка, которая привычно скрывала, что ходит в Большой зал консерватории не пятьдесят, а на самом деле уже семьдесят лет, обычно садилась в середину первых трех рядов после прохода - дальше, говорила она, в ту или другую сторону уже звук не тот. А когда-то был хорош и по краям. Бог даст, до открытия Большого зала консерватории она доживет. Очень надеюсь, что и кресла ее не разочаруют.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
