Наталья Иванова-Гладильщикова, для РИА Новости.
События на Манежной площади, погромы и беспорядки, возникшие после убийства болельщика "Спартака" Егора Свиридова, свидетельствуют, что на улицы вышли дети, ученики 8-11 классов. Волнения, вылившиеся в националистические акции, смогли захватить ранее безучастных к общественной жизни подростков. Почему – в общем-то, понятно.
В России до сих пор нет внятной национальной образовательной политики на уровне школы. Ее отсутствие фактически привело к созданию республиканских систем образования в противовес единой – общероссийской. Ни к чему, кроме взрыва, это привести не могло.
Бюджет есть, а функций нет
Выстраивание региональных систем образования в субъектах Российской Федерации началось 18 лет назад. По закону "Об образовании" было решено, что общее содержание образования будет складываться из трех компонентов: федерального, национально-регионального и школьного. На два последних отводилось до 20% учебного времени. Но республики, стремясь перетянуть одеяло на себя, на практике демонстрировали приоритетность национально-регионального компонента.
Прошло 15 лет, и в 2007-м Госдума приняла закон №309, который уничтожил компонентное деление и ввел новое понятие федерального образовательного стандарта. Но в некоторых субъектах РФ продолжают мыслить по-старому. Дело в том, что на федеральном уровне не осталось структуры, которая проводила бы необходимую просветительскую политику. В 2005 году ликвидировали федеральный Институт национальных проблем образования.
Сделано это было по недомыслию: только в этом институте в постсоветское время разрабатывались проблемы национальной образовательной и языковой политики для школы. Сейчас от огромного учреждения с филиалами в республиках остался маленький Центр анализа этнокультурной, конфессиональной и миграционной образовательной политики в составе Федерального института развития образования.
К чему мы пришли? Как сказал РИА Новости бывший директор Института национальных проблем образования Михаил Кузьмин, "исчезла исторически наработанная за 60-летнее существование института система взаимного диалога". "Решение двухсторонних проблем оказалось в сфере полномочий только субъектов федерации, – пояснил он. – В первую очередь это коснулось языковой политики, где русский язык приравнен по статусу к государственному языку республики и изучается в меньших объемах. Напротив, государственный язык республики в ряде субъектов стал изучаться в больших объемах и всеми детьми независимо от этнической принадлежности".
Вслед за языковыми проблемами похожим образом решаются и другие вопросы гуманитарного знания. Идет пересмотр истории, в республиках пишутся свои учебники, в которых межэтнические отношения могут трактоваться в националистическом ключе.
Во многом это происходит потому, что в стране нет Центра, который специально занимался бы национальной политикой в образовании. Сейчас это направление проходит по линии министерства региональной политики. Но оно не имеет бюджета для школ. Бюджет есть у министерства образования, но в его обязанности не входит специальная проработка национальной политики.
Де-факто региональный компонент сохранен
Как рассказала РИА Новости глава Центра анализа этнокультурной, конфессиональной и миграционной образовательной политики Ольга Артеменко, в основе проблемы лежит отсутствие в школьном образовании четких функций русского языка в качестве государственного. Если мы говорим о государственном русском языке, то он должен обеспечить любому россиянину, независимо от его национальности, конкурентоспособность, возможность учиться, а потом работать в любой точке России. Русский язык нужен и для трансляции культуры титульного этноса.
Но на деле русский язык в республиках, где установлено государственное двуязычие, преподается на бытовом уровне. Никто не ставит задачу научить нерусского ребенка понимать смысл, мыслить на русском языке.
В то же время второй государственный язык республики (например, татарский) дается на грамматической основе. То есть изучается в углубленной форме. И русскоязычные дети должны знать его так же, как, скажем, тюркоязычные. Хотя, по мнению Артеменко, русскоязычным детям достаточно изучать язык республики на уровне, позволяющем использовать его в бытовой сфере.
Центр, который представляет Ольга Артеменко, предлагает четыре модели организации образовательного процесса в школах, работающих в российских республиках.
Первая – это школа, где преподавание всех предметов ведется на государственном языке России – русском (язык республики изучается как предмет). Вторая – школа, где образование ведется на государственном языке республики – например, татарском (в селах, где компактно живут татары). Там есть блок дисциплин на русском (все родители хотят, чтобы их дети хорошо знали русский язык и имели возможность поступить в МГУ, сдать ЕГЭ и вообще быть мобильными, жить в лучших экономических условиях) и есть блок на татарском языке. Доля русского языка увеличивается к 10-11 классу, а татарского уменьшается. Так ребенок социализируется, ощущает себя гражданином большой страны.
Третья модель – школа для представителей диаспор: чувашей, марийцев, которые проживают, например, в Татарстане. Преподавание в ней должно вестись согласно Уставу школы – на государственном языке РФ или государственном языке республики. Язык преподавания должен согласовываться с родителями. Если родители захотят, дети будут учить и чувашский язык.
И четвертая модель – школы с углубленным изучением языка в статусе родного, включая русский язык, где на родном языке преподаются все предметы.
Все это возможно сделать: 309-й закон отстранил органы управления образования субъектов федерации от манипулирования образовательным процессом и передал полномочия школе. По новому стандарту существует базовая часть основной образовательной программы и часть, формируемая участниками образовательного процесса. В базовой части должна учитываться этническая специфика многонациональной России. Представители субъектов федерации могли бы вписывать туда свои требования. Но пока этого не происходит.
Зато в уже действующем новом стандарте для начальной школы в блоке "филология" заложено представление о языке как основе национального самосознания. Правильно ли это? Как можно тогда рассуждать о едином государстве? Значит, учитель будет говорить: ты уникален, принадлежишь к этому этносу, твоя задача сохранить то, что есть, а все остальное – вторично?
По словам Ольги Артеменко, проект четырех моделей школ широко обсуждался в субъектах РФ. Его поддержали в Чечне, в Коми, в Дагестане, Ингушетии и ряде других регионов. Подходили учителя, управленцы и говорили: нас эти модели устраивают. Но проект пока не рекомендован федеральной властью.
Нужно ли начинать с "малой родины"
В итоге мы имеем то, что имеем. Центр анализа этнокультурной, конфессиональной и миграционной образовательной политики провел тестирование детей в школах субъектов РФ.
На вопрос: как ты понимаешь выражение "моя малая родина", дети отвечают: дом, папа, мама, моя Казань, моя Москва. А на вопрос, что для них значит понятие "моя большая родина" говорят: мой Татарстан. Редко кто скажет: Россия.
Вот и получается: мой дом, моя родина – Татарстан, Дагестан, Ингушетия... А лозунги в субъектах федерации такие: Мы – с Россией. Значит, есть "мы" и есть Россия. Приезжают ребята в Москву, но это не их Родина. Они не чувствуют себя гражданами России. Они должны это пространство завоевать. В ответ и москвичи не воспринимают их как своих.
Центр разработал предложения, позволяющие улучшить ситуацию в национальной школе. Эта задача – составная часть проблемы обеспечения национальной безопасности страны: "В любом полиэтничном обществе процесс формирования гражданской нации совершается при регулирующей роли государства, инструментом которой является школа. Забвение этой истины не может дать никакого иного результата, кроме накопления межнациональных напряжений, взрывы которых всегда неожиданны".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
