Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера" специально для РИА Новости
В рамках национальной премии "Золотая маска" на прошлой неделе состоялись гастроли Александринского театра в Москве. В этот приезд ведущий драматический театр Санкт-Петербурга показал, в том числе, спектакль "Изотов" по пьесе молодого драматурга Михаила Дурненкова, поставленный одним из самых продвинутых режиссеров города на Неве, Андреем Могучим.
В новой работе режиссер подтвердил интерес к прежней теме. Еще в спектакле "Иваны" по Гоголю, по его повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, режиссер размышлял о причинах рождения стойкой ненависти и укоренения еt. В перерождении размолвки в иррациональную ненависть Могучему виделось нечто большее, чем абсурд бытия. В гомерическом противостоянии двух соседей, прежде бывших закадычными друзьями, он увидел ядро раздора, определившего судьбу и нации, и обычного человека. Не стоит думать, словно говорил за кадром режиссер, что такая ненависть – факт сатирической литературы. Напротив, почти каждый может сказать: это написано, если не обо мне, то о моих близких, а возможно, и обо мне.
В спектакле "Изотов" тема вражды возникает снова.
… Дача давным-давно поделена между братьями, один уже умер. Но фронтовая линия, проведенная на участке, осталась. Последнего брата вживую мы так и не увидим. Оба они, - и умерший, и живущий, - лишь тени, которые присутствуют в спектакле двумя ангелами, двумя старцами. Они взирают на мир с улыбкой: на самого героя Изотова, на мальчика в панамке, возможно, того маленького Изотова, который еще помнит дачный рай, семейное согласие и общее счастье, без Берлинской стены на дачном участке.
Взрослый писатель Изотов (его играет Виталий Коваленко) в спектакле пребывает сразу в двух временах – в потоке воспоминаний и снов, и в режиме реального часа. Это оправдывается тем, что перед нами литератор, который органично сосуществует в разных пространствах – подсознания, подсказывающего спектаклю образы, свободные от бытовых мотивировок, и памяти о событиях осознанных, реальных. Это и авария на дороге, и общение со сторожем враждебной дачной половины Заратустровым (Семен Сытник), и разговор с таксистом Николаем (Сергей Паршин), и знакомство с Лизой (Юлия Марченко).
Изотов словно застрял между этими двумя мирами – грез, призраков, добрых ангелов, показывающих фокусы, с одной стороны, и реального города, дачного предместья, мчащейся машины, выпавшей из нее Лизы, игрой в шахматы с Заратустровым. Этот Изотов – заложник собственных образов, воспоминаний, которые не отпускают его, мешают ему, казалось бы, полноценно жить, мучительно преследуют его память. Они же делают его одновременно хрупким, ранимым, душевным, тонким. Эту психологическую балансировку весьма непросто вести Виталию Коваленко, поскольку Могучий вместе с художником Александром Шишкиным буквально взрывают все сценическое пространство, которое становится в этом спектакле еще одним самостоятельным героем.
Пожалуй, за все последние годы в нашем театре (канадец Лепаж не считается) ничего равного в игре с пространством предложено не было. Пространство спектакля удивляет, интригует, пленяет, восхищает, завораживает. При этом Могучий и Шишкин осознанно остаются двумя большими детьми, для которых сцена подобна детскому конструктору. И вот два взрослых дяди с жаром собирают, разбирают коробку сцены, добавляя в свою инженерную игрушку детали из других коробок с детскими играми.
Сцена похожа на вираж гигантского слалома.
Это и лист бумаги, словно вырванный из альбома, это и лента памяти, увеличенные в объеме. Поскольку один из братьев Изотовых - пианист, прекративший концертировать, то режиссер и сценограф превращают этот крутой вираж декорации ещё и во "внутренности" рояля фирмы "Бехштейн".
Искусные видеопроекции создают эффектные картины, как, к примеру, в начале спектакля, когда в этом белом вираже под колосниками открывается проём, который создатели спектакля кадрируют, и в нём и появляется Лиза. Ее представляет нам Изотов, познакомившийся с девушкой на вечеринке.
Напор живых картин нарастает.
Вот они едут на дачу, но машине перебегает дорогу заяц. Жуткий скрежет. На снежный слалом выбрасывает тело спутницы. Она лежит без движения. Изотов карабкается вверх по скользкому склону. Не получается преодолеть ледяную гору с первого раза. Он то и дело скатывается вниз. Наконец, препятствие взято. Красиво распластанное тело Лизы в вечернем черном наряде тревожно не шелохнется. Однако она подает голос - такие в огне не горят и в воде не тонут.
Вот ребенок вышагивает по клавишам рояля. Этот мальчик – навязчивое воспоминание Изотова. Когда-то, в юности, ради свидания со старшей сестрой мальчика, Изотов оставил того у реки, и он утонул. "Ты так и не научился плавать?", - спрашивает мальчика в панамке распластавшийся на сцене герой. "Зараза ты, Изотов", - отвечает тот.
Неужели преграда между людьми продлит свою черту в вечность? А призраки, братья Изотовы, ангелы-фокусники (Рудольф Кульд, Николай Мартон) взирают на этот мир с виражами, где оступаются люди, и улыбаются. Они, вероятно, знают, что обрести главное в жизни всегда непросто.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
