Известная писательница Дина Рубина, проживающая в Иерусалиме, рассказала в интервью РИА Новости, почему все ее произведения всегда трагичны, что сюжет последнего романа она придумала, когда ее подвозил водитель-кукольник и что, если не думать о смерти, то жизнь не стоит и копейки. Беседовала Светлана Вовк.
- "Синдром Петрушки" - третья и последняя книга из серии, объединенной темой двоящейся реальности. До нее вышли романы "Почерк Леонардо" и "Белая голубка Кордовы". Чем Вас так интересует эта тема?
- Это одна из распространенных в литературе тем: двойничество, двоящаяся реальность. Меня она интересовала всегда, как, впрочем, и многих авторов в разные времена. Думаю, такой интерес к двоящейся реальности проистекает от страстного желания человека заглянуть за грань, поймать за хвост ускользающие тени, найти ответ на извечные вопросы - кто мы, откуда, куклы ли мы, которыми двигаются под управлением высших сил, или мы все-таки "право имеем". Собственно, творчество само по себе и есть - другая грань реальности.
- Ваши герои ищут ответы на многие вопросы в прошлом своей семьи. Как вы считаете, так ли необходимо человеку знать о своих далеких предках, не проще было бы идти по жизни налегке, без этого груза прошлого, который подчас бывает очень тяжелым?
- Я еще не встречала человека, который бы не хотел узнать, откуда он, кто он, кем были и чем занимались его предки. В Иерусалиме есть музей диаспоры, куда человек может прийти, назвать свою фамилию и выяснить происхождение своей фамилии, своего рода. И я уверена, что представители любого народа с радостью и волнением узнали бы о происхождении своей семьи.
Я и в книгах своих стараюсь проследить историю семьи героя, я ведь не детективы пишу, а серьезные книги, романы; роман - сложное сооружение. Если в основу его сюжета не положить краеугольный камень - характер главного героя, - то все здание романа будет шататься, как дом, построенный на песке. Единственное цементирующее основание для крупного жанра со многими сюжетными линиями, это - происхождение, судьба, мысли, характер главного героя.
- При создании романа, что для Вас сложнее - герой, сюжет, обстоятельства их жизни, диалоги, описать детали?
- Это сложный вопрос, потому что каждый роман - это отдельная жизнь, отдельный мир, совершенно отдельное живое существо, и тут надо обладать несколькими писательскими умениями, профессиями. Надо, во-первых, быть хорошим инженером-проектировщиком, потому что роман - сложное архитектурное сооружение.
- С чего у Вас начинается работа?
- По-разному, сначала возникает идея, тема, камертон всей будущей вещи. Для этого нужен внешний толчок. Например, идея "Синдрома Петрушки", появилась, когда меня подвозил на своей машине кукольник, петрушечник, и всю дорогу, долгое стояние в пробках, оживленно жестикулируя, хватаясь за голову, объяснял, что такое трикстер, Петрушка - этот очень мощный, страшный, скабрезный, матерный и, в то же время, наивный образ. В то время я только начинала работу над романом "Белая голубка Кордовы", а лишь подумала, что когда-нибудь надо бы изобразить чокнутого кукольника, который по уши сидит в своем мире, не желая высовываться в мир внешний, людской, и больше ничего ему не нужно в этой жизни. Эта мысль постепенно развивалась. Идея - это ведь как микроб, который попадает в организм, и хочешь - не хочешь, надо переболеть. Или как песчинка, попавшая в раковину, где она постепенно притягивает к себе какую-то материю и обрастает ею. Сложный это процесс, длинная дорога - от идеи до воплощения. Между ними дистанция колоссального размера, потому что нужно еще придумать сюжетные ходы, собирать материал.
- Как вы собирали материал для "Синдрома Петрушки"?
- По самым разным поводам встречалась с друзьями- кукольниками, специально ездила в Прагу. Вдруг в моей жизни всплыл город Львов - туда меня пригласила еврейская община выступить перед читателями. В последнее время из-за насыщенного графика жизни я от таких предложений отказываюсь, но тут, как рыбак, как охотник почувствовала тягу, поехала. Львов оказался очень "кукольным" городом, который здорово и полно вместил историю моего героя. Затем была переписка с жителями Львова, Варшавы, Праги, Сахалина. В результате набирался материал, который раз в восемь раз превышал объем самого романа. А дальше началась очень тяжелая техническая работа каменщика, плотника, ассенизатора. Лишь после нее начинаешь просто писать, и чем больше материала собрано, тем легче двигается герой.
- Вы очень позитивный, оптимистичный человек, с потрясающе быстрым и острым чувством юмора. Почему же ваши книги, как правило, с трагическим финалом?
- Финал любой человеческой судьбы трагичен. Жизнь человеческая вообще трагична сама по себе. И мы были бы ничтожными фиглярами, если бы не помнили об этом подспудно каждый миг. Жизнь и прекрасна потому, что человек помнит, что когда-нибудь он умрет. Если этого не помнить, то жизнь не стоит ни копейки - это будет просто череда удовольствий или неудач, больше ничего. Вот это осознание единственности жизни, в том числе единственности жизни моего героя, дает некий "вздох", на котором, собственно и стоит роман. Но "Синдром Петрушки" заканчивается относительно счастливо, во всяком случае, все главные герои остаются живы.
- Вы очень счастливая в любви, в семье женщина, но в книгах почему-то изображаете трагическую любовь.
- Во-первых, жизнь не равна литературе. Во-вторых, счастливая любовь еще никогда никого не интересовали. Наверное, можно поставить себе цель описать счастливую любовь. И, наверняка, у меня это получилось бы. Однажды, в юности, я поставила себе цель описать интеллигентного эксгибициониста, и написала рассказ "Один интеллигент уселся на дороге". Я и потом ставила себе какие-то задачи. Например, в "Белой голубке Кордовы" изобразила откровенно романтического героя, не в общепринятом "бабском" смысле, а в русле одного из основных направлений литературы романтической литературы.
А черного, абсолютно "подземного" персонажа я изобразила в "Синдроме Петрушки" - это отец главной героини, Лизы. Белого и черного героя сложнее изображать, чем обыкновенного человека с его недостатками и достоинствами. Цельный характер - это характер одной краски; это так же сложно, как живописцу одной краской написать и свет, и тень, придавая объемы, чтобы фигура не казалась плоской.
- Как можно охарактеризовать "Синдром Петрушки" для непосвященного читателя?
- "Синдром Петрушки" - роман нескольких тем, роман - развернутая метафора. Конечно же, там есть тема взаимоотношений человека с Богом: кто мы - марионетки, взбунтовавшиеся куклы? Есть тема единственной, мучительной любви. Это книга, где в корсет кукольной драмы затянут современный семейный детектив. От главы к главе начинает складываться паззл, и когда читатель доходит до последней страницы, то вся история складывается в законченную картину.
- Вы приехали в Москву с дочкой и зятем. Понравился им город?
- Мой зять - израильтянин в третьем поколении - первый раз приехал в Россию. Отчасти ради него и дочери, которая уже семь лет не была в Москве, я затеяла эту поездку. Специально наняла машину, чтобы покатать их без пробок по ночному городу. Надо было видеть зятя, который не знал, в какую сторону вертеть головой и бес конца восхищенно вскрикивал: "вау!!!". Он пока не говорит по-русски, но - теща обязывает! - выучил несколько слов, не всегда конвенциональных. Какое-то время после армии он работал в аэропорту Бен-Гурион, и внешне похож, скорее, на славянского мальчика; на него, разумеется, бросались наши пенсионеры. И тогда он говорил: "Я немного совсэм нэ говору по-рухски". На что ему немедленно отвечали: "Ты, что, с ума сошел!? А ну веди себя прилично!". А он невозмутимо говорил: "Инфохмация в центхе зала". Сейчас он начал изучать русский язык в университете, может уже читать вывески. Приехав в Россию, удивляется: "Смотри, как интересно - с одной стороны я за границей, а с другой - все говорят по-русски". Привык, что в нашей семье все говорят на этом языке.
- Вы же были против того, чтобы ваша переписка была когда-нибудь обнародована, потому что в письмах часто употребляете крепкое словцо.
- Нет, отнюдь не из-за этих слов я против обнародования моих личных писем. Эти слова употребляли в личных письмах и Чехов, и Бунин, и Пушкин, и очень многие другие писатели. Просто я человек скабрезный, острый, приметливый, могу писать о ком-то очень смешно, поэтому не хочу, чтобы это было предметом обид даже для детей всех наших знакомых.
- Какую часть в вашей жизни занимает любовь?
- Я счастливая женщина - меня всю жизнь любит мой муж. Когда мы только приехали в Израиль, нам крупно повезло - по чьей-то наводке к нам явилась одна дама-коллекционер из Испании. Попросила посмотреть картины Бориса. Мы стали разворачивать холсты прямо на полу, так как вывезли их в рулонах, сняв с подрамников. Гостья долго их разглядывала, старательно переступая каблучками через холсты, и, наконец, сказала: "Борис, вы настоящий художник, вы влюблены в свою жену". Так что, я эту любовь ощущаю всегда. А с мужем мы вместе уже 26 лет.
- Но отношения с годами все равно меняются, остывают. Вы прибегаете к каким-то женским хитростям, чтобы подогреть чувства?
- Вы говорите не про любовь, а про сильное влечение, всплеск гормонов. А любовь - это годы, прожитые вместе, неразрывность существ. Это когда сидишь на кухне вдвоем молча, завтракаешь, и в какой-то момент одновременно поднимаешь голову и произносишь одну и ту же фразу. Любовь - это абсолютное сращение, жизнь сиамских близнецов. Я не хитрю и не притворяюсь перед мужем. Зачем? Ведь это все равно, что притворятся перед своим отражением в зеркале. Я не знаю рецепта счастья семейной жизни, кроме того, что нужно просто жить вместе. Не понимаю каких-то разделений - начиная от счета и кончая спальней.
- Вам не сложно психологически жить в Иерусалиме? Все-таки это город с особой очень сильной энергетикой, вы ее ощущаете?
- Для меня Иерусалим - один из самых уютных городов. Я ведь там живу уже 20 лет, знаю массу кафешек, забегаловок, где можно очень хорошо посидеть. Другое дело - сейчас Иерусалим все больше заселяется религиозными людьми, что не очень удобно для светского населения. Но дело даже не в этом. В этом городе реально существует некая сильная духовная эманация пространства, и многие приезжие не выдерживают этого напряжения и попадают в психушки с "иерусалимским синдромом". Когда люди вдруг воображают себя Мессиями, царями Давидами, Иисусами, Магометами. Эта болезнь часто поражает паломников, туристов. Я это описала в романе " Вот идет Мессия!".
- У вас хватает времени на домашние дела? Как вы проводите свободное время?
- Я абсолютно традиционная женщина, хорошая мама и дочь - моим родителям по 86 лет. И готовлю я хорошо, вся семья собирается у нас каждую пятницу. Только вот книги пишу - других недостатков нет. А отдыхаю крайне редко. Могу позволить себе несколько дней после написания романа отключиться и валяться с детективом. Люблю классический западный детектив, меньше - американский, больше - английский и французский. Русский детектив не люблю - это всегда плохо сделано, с какими-то подменами, с какой-то ерундой. Люблю, конечно, смотаться к морю, знаю несколько прелестных тихих мест в районе Хайфы. Очень красивая бухта Хоф-Дор - развалины затонувшего древнего финикийского города. Там можно поваляться в гамаке, посмотреть на небо, посчитать облака.
