В субботу утром я подъехала в университет Малайя, к зданию факультета лингвистики и языкознания, чтобы побеседовать с человеком, чье имя известно каждому, кто хоть сколько-нибудь серьезно занимался изучением малайского языка, истории и культуры Малайзии, кандидатом наук, профессором университета, автором русско-малайского словаря Виктором Погадаевым.
Последние девять лет Виктор Александрович живет в Куала-Лумпуре и преподает русский язык малайзийским студентам в университете Малайя, где 40 лет назад он учился и сам, будучи одним из первых студентов, приехавших на практику из СССР.
Русский язык для малайзийцев
Сам факт преподавания великого и могучего далеким от изучения иностранных языков малайзийцам меня заинтриговал. В стране, где даже в школах и вузах нет обыкновения преподавать иностранные языки, вдруг обнаруживается целая университетская кафедра иностранных языков, включая русский. Но ларчик просто открывался. Вернее, открыл его сам Виктор Александрович.
Во-первых, абитуриентам, не добравшим баллы на престижные факультеты, предлагают идти на наш, уточнил он. Из предложенных языков предпочитают не иностранные - итальянский с русским, а любой из местных - тамильский, к примеру. Его по крайней мере можно будет преподавать потом в школе. Во-вторых, русский, как и многие другие иностранные языки, - здесь предмет по выбору. Некоторые, конечно, выбирают, потому что имеют какую-то мотивацию. Например, нравятся песни Витаса (о, как он здесь популярен!), и хочется узнать, о чем они. Или появилась русскоговорящая подруга, с которой хочется переписываться на ее языке. Или возникла перспектива поехать на работу в Россию или страны СНГ, чаще всего по линии международных организаций или компаний, сотрудничающих с российскими фирмами (в области добычи нефти, газа и т.п.). Но, большинство, разумеется, делают это ради так называемых кредитных часов. Это часть действующей в Малайзии системы: каждому студенту необходимо прослушать лекции на определенное количество кредитных часов. Вот и идут ко мне. Может быть, время я удобное назначаю или слыву добряком, у которого легко получить хорошие отметки. Но это неважно. Главное - они идут. И если даже не очень овладеют языком, то по крайней мере, как я надеюсь, прикоснутся к нашей стране, узнают о ней побольше - изучение иностранного языка это тоже даёт.
Преподавание русского языка таким образом, делится Виктор Александрович, большого морального удовлетворения не приносит. Однако радует другой курс, вызывающий гораздо больший энтузиазм у студентов, не наводя на них ужас множеством падежей и времен глаголов. Курс "Культура России", читаемый на малайском языке, - единственный в своем роде, причем задумка самого Погадаева. Курс охватывает все понемногу: от литературы до архитектуры и истории, включая в себя обязательное прочтение хотя бы одного произведения русской литературы на малайском или английском языке, творческий проект и экзамен. Впечатляющий, надо сказать, экзамен, требующий знания огромного количества материала: тут и памятники архитектуры, и знаменитые произведения разных отраслей искусства, и основные исторические события, известные деятели искусства и лауреаты Нобелевской премии, названия русских народных костюмов, история кириллицы и небольшое эссе по истории российской живописи. В отличие от курса русского языка, курс культуры России пользуется большей популярностью и пробуждает в студентах изрядный энтузиазм.
В кабинете Погадаева висят портреты русских писателей и поэтов. С подписями - кто есть кто. Подписи к портретам, поясняет Виктор Александрович, пришлось сделать после того, как один студент, желая блеснуть эрудицией, радостно спросил, указывая на молодого Льва Толстого с бородой, не Иисус ли это Христос.
Переводческая деятельность
Мне было интересно, что именно Погадаев считает для себя приоритетным занятием и что приносит ему наибольшее профессиональное удовольствие: преподавание, литературные русско-малайские и малайско-русские переводы или научная деятельность в сфере малайского языка.
С его слов следует, что официальной целью приезда в Малайзию было именно преподавание русского языка. Однако Виктор Александрович тут же уточняет, что это не главное в его деятельности: "Самое большое профессиональное удовольствие - это переводы. Особенно русской литературы, особенно поэзии на малайский. Такой перевод интересен своей сложностью. Перевод малайской поэзии - дело совершенно иное. В малайских стихах, к примеру, нет рифмы по той простой причине, что грамматически форма слова в малайском не изменяется, и количество рифм в языке просто-напросто ограничено. Потому все малайские поэты пишут верлибром, который перевести достаточно просто. Хотя и в простоте может скрываться сложность. Как бы не перевести не то, что имел в виду автор, ведь в малайском стихотворении отсутствует не только рифма, но и знаки препинания, а часто и заглавные буквы. Где кончается и начинается фраза и что имеется в виду - потемки загадочной восточной души малайского поэта. Эдакая размытая пастель, имажинизм и воля переводческому воображению. Благо есть возможность встретиться с переводимым поэтом лично и спросить, что же тот имел в виду. Случается, однако, и такое, что образное штрихописание занесло поэта так далеко, что тот сам не в силах пояснить, что же он имел в виду".
Великий и могучий малайский язык?!
Мне не терпелось задать Виктору Александровичу вопрос о так называемой простоте малайского языка. Среди тех, кто при помощи разговорника выучился заказывать на малайском еду в ресторане и торговаться на ночном рынке, малайский принято считать языком даже не простым, а примитивным. Как шутя говорила одна моя знакомая: чего только нет в малайском языке! Нет в нем ни времен, ни падежей, ни множественного числа. Я с таким мнением всегда была в душе не согласна, однако грамотно аргументировать не могла. И попросила это сделать эксперта.
Сложность малайского языка, говорит Виктор Александрович, как раз вот в этой его кажущейся примитивности и легкости. В русском языке есть сложная грамматика, которая все объясняет совершенно четко. Слова можно как угодно переставить в предложении, и все равно все понятно, потому что грамматика покажет, что к чему относится. В малайском такой грамматической основы нет. Поэтому там очень важно место слова. Поменял слова местами - и все рухнуло. Это не так просто запомнить и еще сложнее почувствовать.
Вторая сложность - это всевозможная аффиксация. В малайском языке более популярна пассивная форма, что тоже непривычно воспринимать русскоязычному человеку, привыкшему к активной форме. Предложение "Orang saya dekati" способно вызвать путаницу, кто же к кому приближается: я к человеку или человек ко мне. Непонимание этих нюансов способно исказить смысл предложения до прямо противоположного. И чутье на тонкости приходить только с опытом.
Малайский кажется простым на уровне базарного общения. Собственно, этот язык и начинался как базарный. Почему он, собственно, и распространился по всему региону и был здесь лингва франка. Потому что на базарах все на нем и общались. Такого знания достаточно для каждодневного бытового общения. Но стоит копнуть глубже, как все переходит на совершенно другой уровень сложности.
Виктор Александрович припомнил слова одного английского малаиста: "Когда я начал учить малайский, через месяц я сказал, что я все знаю, а когда я проучил его три месяца, то подумал: "Боже мой, я ничего не знаю!".
От неофитов довольно часто приходится слышать и критику в адрес словарного запаса малайского языка. Мол, собственных слов у них меньше половины в языке, сплошь заимствования, никакой самобытности. Так можно и про русский сказать, парирует Погадаев. У нас тоже очень много заимствованных слов из французского, немецкого, тюркских языков. В пример он приводит слово "деньги", которое давно уже вошло в обиход и воспринимается как русское, а не иностранное, каким оно на самом деле является. То же самое и в малайском. "Поскольку здесь было мощное влияние индуистской культуры, санскрита, Китая, Индокитая, соседних стран, арабское влияние с приходом ислама, в конце концов европейское, то естественно, что язык, развиваясь, впитал в себя так много всего", - поясняет Погадаев, обращая внимание на одну интересную особенность малайского языка: он легко впитывает в себя слова, в отличие от русского. В русском слова часто меняются настолько, что их становится не узнать. Малайский же просто втискивает новое слово в существующие формы приставок и суффиксов. От английского take off (взлетать) при помощи глагольной приставки ber мгновенно образуется ранее употреблявшийся малайский глагол bertakeoff, означающий то же самое, что и английский оригинал. В русском такое возможно только на уровне сленга с оттенком шутки, вроде слова "скопипастить". В малайском же - вполне приемлемый способ словообразования.
Однако меня не оставлял вопрос об обоснованности заявлений о примитивности словарного запаса. Ведь должны же быть данные о количестве слов в языке, которые и поставят точку в этом споре об ограниченности словарного запаса малайца и недостатке синонимов.
Каждый язык, отвечает Виктор Александрович, самодостаточен, если он удовлетворяет потребностям его носителей. Взять, к примеру, язык даяков где-нибудь в Сараваке. В нем нет множества космических терминов, потому что им это не надо. Зато у них, как и в малайском, миллион синонимов того, что им важно: риса, например, сельского хозяйства, рыболовства. "Вместе с Кукушкиной и Дорофеевой я сейчас работаю над составлением нового малайско-русского словаря. Вы не представляете, какое количество нюансов связано с сельским хозяйством и рыболовством, чего у нас, например, нет. Каждый язык обслуживает нужды своего народа. Все остальное им не нужно. Зато свое расписано в мельчайших деталях. Существует даже специальное название палки, которой достают плоды с дерева. Плод, который упал, и плод, который сорван, имеют разные названия, потому что это важно", - восхищенно отмечает Погадаев.
Что касается новых слов, научных терминов, то эти малайские слова существуют. После получения страной независимости было создано много миллионов терминов, и они были изданы отдельными словарями. Другое дело, что не всегда эти малайские термины используются, и в речь вставляются более привычные даже для малайцев английские слова.
И разве дело только в грамматике, добавляет вдруг Виктор Александрович после небольшой паузы. "Это же удивительно красивый язык. Поскольку в нем нет ударений, то все слова произносятся немного нараспев. Когда я говорю на малайском, то словно купаюсь в нем. А образность! Солнце - матахари - глаз дня. Спасибо - терима касих - прими мою любовь", - не верить в искренность его упоения нет никакого желания.
Из Оренбурга в Малайзию
Но как появилась идея посвятить себя малайскому языку у родившегося под Оренбургом и преподававшего там в юности немецкий будущего профессора Погадаева? В отличие от многих других выпускников Института стран Азии и Африки при МГУ он вовсе не потомственный востоковед.
"Идея появилась случайно", - смеется Виктор Александрович. Окончившему школу с золотой медалью Виктору все нравилось: и математика, и химия, и немецкий язык, и биология с историей. Но стать он решил... актером. И по-ломоносовски отправился в Москву - поступать в ГИТИС. В Москве - с корабля на бал: с Казанского вокзала сразу на экзамен, назначенный на день приезда. Знакомство с другими абитуриентами во дворике этой кузницы служителей Мельпомены, завтрак в кафе, несколько часов ожидания, экзамен - на этом актерская карьера Виктора Александровича завершилась, так и не начавшись. Оказавшись в Москве, он решил, однако, прогуляться по остальным вузам, остановившись в Люблино у брата школьной учительницы. Забрел в Институт стран Азии и Африки и остался там, как приклеенный, самому себе сказав: "Только сюда". Почему, Виктор Александрович сам затрудняется объяснить. Он и с зарубежной Азией-то тогда вообще не был знаком. Красочные плакаты на стенах выглядели как предметы из другой жизни, почти инопланетной.
Сдав все вступительные экзамены, но срезавшись на письменном изложении на немецком, Погадаев вернулся в Оренбург, задавшись целью поступать на следующий год. Дома преподавал в школе немецкий язык и брал частные уроки письменного изложения у эвакуированной из Ленинграда немки. Год спустя тщательно подготовившийся к экзамену Виктор Александрович, приехав в Москву, выяснил почти с разочарованием, что экзамен по иностранному изложению отменили, оставив лишь устный немецкий. И на этот раз поступил. Помимо своего желания поступать на арабское отделение Погадаев оказался на индонезийском, как позже выяснилось, как и все абитуриенты со знанием немецкого. До малайского оставался один шаг.
Цепочка случайностей и совпадений замкнулась на последнем курсе. Несколькими годами раньше, в 1967-м, СССР установил с Малайзией дипломатические отношения. До этого их не было, потому что дипотношения у Советского Союза были с Индонезией, постоянно с Малайзией конфликтовавшей. Приходилось выбирать, с кем дружить. Дружили, само собой, с Индонезией, куда тоннами шла военная техника, а не с капиталистической Малайзией. А после падения режима Сукарно в 1965-м и с приходом к власти в Индонезии антикоммунистического режима отношения тут же ухудшились. В 1967 году были установлены дипотношения с Малайзией, а в 1970-м в Малайзию впервые отправили на практику тех студентов индонезийского отделения, для которых малайский был вторым языком.
Преподаватель малайского языка А.П. Павленко (кстати, сын известного писателя Петра Павленко и не менее известной переводчицы Наталии Треневой), вспоминает Виктор Александрович, умудрялся в те годы каким-то образом доставать газеты из Малайзии. "На них стоял штампик о прохождении цензуры. Хотя кто там мог понимать, что написано в этих газетах", - недоумевает Погадаев. Занятия малайским велись раз в неделю. И когда появилась возможность поездки по студенческому обмену в Малайзию, отправились трое из десяти студентов индонезийского отделения, занимавшиеся малайским языком.
Приехали в старейший университет, тот самый, где Погадаев преподает сегодня, 40 лет спустя. "Малайцы не знали, что с нами делать, - вспоминает Виктор Александрович. - Соглашение-то об обмене студентами подписали, но программы для обучения иностранных студентов малайскому языку не существовало". Решили вопрос по инициативе самих студентов - те предложили ректору разрешить им ходить на лекции по любым предметам, лишь бы те велись на малайском языке. Обучение, так сказать, на совесть. Потому что раз нет программы, то нет ни экзамена, ни отчетности. Кстати, по этой самой причине программу обмена через несколько лет прикрыли. После того как очередные студенты, на этот раз менее совестливые, решили вопрос по-своему: не ходили на занятия вообще.
Из воспоминаний тех лет - организованный советскими студентами форум в университете Малайя "Советский Союз сегодня". В нем участвовал учившийся в те годы в Университете Малайя Анвар Ибрагим. Сегодня - лидер малайзийской оппозиции. На форуме говорили об исламе в Малайзии и рассказывали о свободе религии в СССР. "Это вы в 1970 году говорили о свободе религии?" - спрашиваю я. "А что еще мы могли сказать?! - улыбается Виктор Александрович. - Анвар Ибрагим, кстати, с этим заявлением позволил себе не согласиться, почему и разгорелась памятная студентам дискуссия. И ещё, конечно, вспоминается месяц, проведённый тогда в деревне в малайских семьях. Нам даже дали малайские имена: Тане - Азиза, а мне - Абдулла. Там мы познакомились с настоящей, а не лакированной народной культурой".
Постскриптум
Последние девять лет Виктор Александрович живет исключительно в Малайзии. В 2011 году заканчивается его контракт с университетом, продлевать который он не намерен, так как, по его же словам, хочет вернуться домой, в Москву. "На самом деле мне здесь уже не так интересно, как раньше. И чем дольше живешь здесь, тем больше развеиваются разные иллюзии в отношении народа, малайцев. Я их по-прежнему люблю, но сейчас отношусь к ним более критично. Раньше все воспринималось по-другому. Думалось - какие они все добрые, какие приветливые, дружелюбные", - признался видный отечественный востоковед и, выдержав паузу, в которую уместилось мое согласие с тем, что они такие и есть, добавил: "Разные, разные они. Чем дольше живешь среди людей, тем больше видишь деталей, не всегда заметных вначале".
Но есть и другая причина для отдыха от страны - Малайзия ведь маленькая, почти во всех ее уголках Погадаев бывал, порой не раз и не два. "Даже в затруднении, куда и ехать, когда выдаются свободные выходные, - словно резюмирует он свою тоску по неисследованному. - Хотя, может, что-то и изменится. У меня разные бывают настроения. Бывает так, что хочется уехать прям сейчас. А бывает, что задумываюсь о том, как хорошо мне здесь работается в творческом плане. Вряд ли так же будет в Москве. А задумок, о чем писать, у меня много".
Беседовала Дарья Кириенко
