Открывшаяся недавно в отреставрированном музее Ленина выставка "Наполеон и Лувр" пока что стала предметом только поверхностных комментариев в прессе. Всех восхитил почему-то только походный несессер императора с 78 предметами туалета. Между тем эта выставка - прекрасная возможность увидеть, откуда развился тоталитаризм двадцатого века, как человек Нового времени впервые попробовал поставить себя на место Бога. Тема для нас более чем актуальная.
Посетителей встречает огромный бюст Наполеона-повелителя, выполненный Франсуа Ремоном в 1805 году - всего через год после того, как недавний революционный генерал и первый консул республики провозгласил себя императором. Помещенный рядом текст на французском скромно извещает нас, что скульптор таким образом хотел передать essor impressionant (впечатляющий взлет) империи. Но у любого человека, сохранившего воспоминания о бюстах вождей двадцатого века, эта работа не может не вызвать поеживания, а то и содрогания: маленькая юношеская голова на мощной шее, с пустыми глазницами и непременным лавровым венком на лбу - и все это огромно, бездушно, подавляюще. Такие произведения лучше любых слов говорят об изображенных на них людях и их эпохе. И никакие объясняющие и оправдывающие таблички тут не помогут.
Россия, пребывающая в поиске светлых страниц своей истории в ответ на потоки клевет, обрушивающиеся на нее с востока и запада, оправданно ставит себе в заслугу остановку страшной нацистской революции, задуманной для Европы Гитлером и его единомышленниками. Но ведь и задолго до возникновения гитлеризма российский "жандарм Европы" остановил на старом континенте пару-тройку других вселенских переворотов, чей разрушительный потенциал только сейчас становится очевиден. Не будем сегодня говорить о событиях 1848 года (хотя первая мировая война и недавние события в Югославии неплохо показывают, чем был чреват остановленный тогда "жандармом" распад Австро-Венгерской империи). Остановимся на так называемой великой французской революции и ее детище - Наполеоне Бонапарте, о котором нам так вовремя напомнила выставка в бывшем музее Ленина.
Современные французские "доброжелатели" России во главе с Андре Глюксманном, который скромно представляет себя на страницах "Монда" и других газет как philosophe с ударением на последнем слоге (помните, в одной из басен дедушки Крылова есть подобный "философф без огурцофф"), - так вот эти "философфы" громче всех требуют от нас покаяния за злодеяния Сталина, революцию 1917 года, порабощение соседей и прочие ужасы. Между тем, нет такого преступления большевизма, которое не было бы предвосхищено - в меру имевшихся более скромных технических возможностей - "великой" французской революцией 1789-1794 годов и выросшим из нее наполеоновским режимом. Недаром Ленин и его соратники воспевали коммунаров 1870 года, называвших себя "новыми якобинцами". Есть даже стилевые совпадения - сталинский ампир очень похож на ампир наполеоновский. Российская революция в точности повторила траекторию французской - от отрицания Бога к тотальной диктатуре одной посредственной личности. Так почему мы должны всю жизнь извиняться за отцовскую копию перед потомками авторов оригинала, которые ни за что извиняться не желают? Судите сами.
Объявив о святости "прав человека и гражданина", французские революционеры сразу по приходу к власти развязали такую кампанию террора, которая и не снилась свергнутым ими католическим "деспотам". Пытки в качестве инструмента для доказательства вины были отменены во Франции в 1788 году - аккурат перед революцией, по приказу "деспота" Людовика XVI. Но во время революции пытки вновь вошли в обиход. Да что там пытки - нормой стали страшные самосуды, когда толпы активных граждан врывались в монастыри, в тюрьмы и даже в сумасшедшие дома, уничтожая как класс всех "паразитов". Во время знаменитых сентябрьских чисток 1792 года только в Париже "народными трибуналами" было казнено 1400 человек, среди которых были не только аристократы и священники, но и заключенные за мелкие правонарушения, девицы легкого поведения, а заодно и психически больные из клиники в Бисетре. А ведь такие чистки потом неоднократно повторялись, и проводились они не только в Париже, но и в Орлеане, Версале, Реймсе. Добавьте к известному революционному изобретению - гильотине - еще и такое менее известное изобретение французской революции, как призывная армия, и картина становится более или менее полной. Призывная армия дала двойной эффект: с одной стороны, она позволила Наполеону в 1808-1912 годах править почти всей Европой от Лиссабона до Москвы; с другой, к 1815 году из французских деревень пришлось забирать в призывники пятнадцатилетних мальчиков. Всех восемнадцатилетних уже перебили.
Какое искусство могло возникнуть в таких условиях? В атмосфере ужаса, озверелых требований "полезности" и "просвещения", отрицания Христа? Естественно, такое же, как в худшие советские годы, - трусливое, скучное, натужно призывающее к жертвам и сплочению. В революционные годы французское искусство переживает страшную деградацию. Вместо вольнодумства и экспериментаторства середины восемнадцатого века - рабское подражание античности в ее мрачном унтер-офицерском варианте времен ранней Римской республики. При Наполеоне все эти "неоклассические" воины, без конца клянущиеся победить или умереть, разбавляются лизоблюдски-льстивыми изображениями его самого. На выставке в бывшем музее Ленина нет недостатка в такой продукции. Наполеон на вздыбленном коне где-то в Альпах - сочинение в красках от реформатора французской академии художеств Жака-Луи Давида. Наполеон в компании живописных дам-аллегорий, представляющих искусства, науки и Бог знает что еще. Наполеон одобряет конкордат между государством и церковью. Все это - помпезно, громоздко, вышито золотом и украшено малиновым бархатом.
Между тем, российским посетителям выставки, глядящим на сцену подписания конкордата, неплохо бы напомнить фразу, сказанную Наполеоном роялистам: "Я восстановлю религию, но не для вашей пользы, а для своей".
Этой фразой можно было бы описать и заигрывания с патриархией со стороны Сталина в годы войны. Сталин был атеистом, Наполеон - деистом (что почти одно и то же), но объединял их утилитарный подход к религии. Для утверждения личной власти нужны не идеи, а догмы на манер религиозных - вот единственное, что они знали точно о вере и что попытались использовать в своих целях. Оба "гения" почти всю жизнь изощрялись в придумывании догматично звучащих bons mots. Только Наполеон предпочитал циничные крылатые фразы, а Сталин - корявые, но буквально врубающиеся в печенки зубодробительные определения.
Революционная, а потом и наполеоновская Франция не только мешала творить своим художникам-современникам - она уничтожала и искусство прошлого. В революционном раже в 1792-1793 годах уничтожались все предметы искусства, которые имели на себе знаки королевской власти (скажем, лилию) или знаки католической церкви (крест). В итоге была разграблена и уничтожена королевская усыпальница в аббатстве Сен-Дени. Ассамблея (парламент), не решившаяся предотвратить вышеописанные сентябрьские чистки, в те самые дни вышла с таким постановлением: "Священные принципы свободы и равенства не позволяют никоим образом оставлять на глазах французского народа памятники гордыне, предрассудкам и тирании". В итоге разрушались статуи и барельефы, художественная коллекция Версаля была распродана в 1793 году, ее судьбу разделили и коллекции замков Монтрея, Рамбуйе, Сен-Клу. Из Италии, бывшей в века Ренессанса художественной учительницей Франции, Наполеоном вывозились художественные коллекции пап, местных феодалов, просто богатых людей. Часть расходилась по домам победителей, часть поступала в Лувр, ставший величайшим в мире хранилищем награбленного искусства. Общедоступность этих вещей в музеях Лувра - не оправдание для наполеоновских грабежей. Многие римские папы и итальянские хозяева богатых коллекций и до наполеоновских войн потихоньку начали делать свои коллекции общедоступными.
В итоге Наполеона остановили на востоке - Россия, а на западе - Испания, на чей трон Наполеон хотел посадить своего старшего брата Жозефа. Наполеон "отблагодарил" русских и испанцев, взорвав часть Кремля, а во дворце Прадо устроив конюшню.
А теперь нам говорят о культурности, o прогрессивности и полезности Наполеона для Европы. Американские идеологи сравнивают иракских террористов с неграмотными испанскими крестьянами, предпочитавшими национальную независимость и католическую церковь королю Жозефу с его обещанной испанцам конституцией. Интересно, что идеологи консервативного испанского католицизма еще в наполеоновскую эпоху предсказали, что отказ от христианства приведет не к установлению демократии, а к созданию новых огромных диктатур с человеком в роли Бога.
А может, испанцам и нам стоит гордиться своей неспособностью влюбиться в Наполеона? Когда-то нам рекомендовал это делать Лев Толстой в "Войне и мире". Может быть, это станет нашим первым шагом к осознанию роли России в Европе - роли великого консерватора, вот уже два столетия не дающего старому континенту упасть в руки безбожных заменителей Бога с их внешне гуманистическими идеологиями.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
