Судьба политика-отставника в России редко бывает радужной. «Мой сын окончил университет Адама Смита, а я никак не мог устроить его на работу в банк!» – жаловался мне в интервью отставной спикер Верховного Совета РФ Руслан Хасбулатов. Эта обычная для других ситуация даже через 17 лет после отставки кажется ему не просто странной, а возмутительно несправедливой. Ведь до октября 1993 года проблема решалась даже не росчерком пера, а единым словом. Каково-то будет Лужкову привыкать к новой роли отставника?
Явление внезапно возникающего после отставки вакуума вокруг недавно могущественного человека уже описано в многочисленных интервью и мемуарах. Вдруг смолкают телефоны, исчезают куда-то многочисленные друзья и советники, прежде добровольные «литературные негры» вместо книг «о России в третьем тысячелетии» начинают предлагать исключительно мемуары, требуя за свои услуги повышенные гонорары в валюте.
Бывали и страшные случаи. Виктор Васильевич Гришин, бывший хозяином Москвы 15 лет, с 1971 по 1986 год (выходит, он не дотянул до лужковского рекорда всего 3 года), умер в собесе, в очереди за пособием.
Кто-то, возможно, сочтет эту ситуацию свидетельством честности Гришина. Мол, не накопил на палаты каменные. Мне так не кажется. Эта ситуация выглядит не как триумф бескорыстия, а скорее как наказание (может быть, несправедливое!) для человека, верно служившего неправильной системе. Ведь жизнь после отставки для политика – это еще и лакмусовая бумажка, позволяющая определить, насколько «кисло» относилось к тебе общество. В авторитарных режимах узнать об этом можно только после отставки, потому что когда ты у власти, отношение СМИ и народа – якобы сугубо положительное.
Говорят, Гришин спас Москву от строительства рядом с ней АЭС и не давал переведенным в Москву из регионов чиновникам квартир до расселения коммуналок. Очень может быть – но пресса об этом не сообщала. Получается, Гришин стал жертвой собственной системы.
Советские лидеры (за исключением Горбачева) не хотели делиться с обществом не только властью, но и собственностью, а заодно и информацией. Все должно было принадлежать государству, то есть действующим в данный момент государственным управленцам. Для бывших управленцев оставалась в лучшем случае персональная пенсия – в обмен на обязательство молчать в тряпочку. Как теперь становится ясно, это не было проявлением заботы о народном единстве и равенстве. Просто так действовала система, заточенная не под управляемых, а под управляющих, под их комфорт и покой. Ведь для управляющего после критикана-журналиста и демонстранта-крикуна самый неприятный тип – это вечно ворчащий и ностальгирующий «бывший». А при демократии «бывший» может оказаться еще и конкурентом! Ну, это для нас вообще нонсенс. Уж в чем-чем, а в устроении удобного рабочего места для управляющих Россия поднаторела. Как можно оставлять в начальственном кресле такой старый, противный гвоздь?! Вырвать, выгнать – и включить в стоп-лист у вахтера.
Первым человеком, сломавшим эту систему, стал Михаил Горбачев – и это его большое достижение. Он не стал вводить дополнительные персональные пенсии – он просто разрешил ругать себя при власти.
И поскольку при власти многие люди говорили ему неприятные вещи в лицо (вспомните выступления на съездах народных депутатов полковника Алксниса, Юрия Афанасьева и т.д.), критика после отставки не воспринимается ни им, ни окружающими его людьми как оскорбление. Поэтому и фонд Горбачева сегодня – открытый дом, место для дискуссий и споров, для встреч интересных людей. Словом, для общественной жизни. По контрасту с фондом Ельцина, который мне довелось посетить года два назад. Фонд первого президента России, может, и богаче будет, и обладает более шикарными офисами, но прячется за забором с охраной и входом по звонку. Бориса Николаевича ругать было можно, но за глаза. Это при нем появился идиотский ритуал, который сотрудники кремлевского пула называли «доступом к телу».
И вот результат. Первый президент России после отставки семь лет молчал – так же, как это делали после отставки Молотов, Каганович, Хрущев… Дал два-три интервью о теннисе и прочей чепухе. Думаю, что это молчание далось ему нелегко: по натуре он был человек рисковый, от борьбы никогда не прятался, умел в случае чего ответить и на оскорбление. А тут оскорбления посыпались дождем, дело всей его жизни ошельмовывалось как «лихое десятилетие», а он молчал. Правда, шельмование проходило, как и раньше, заочно, без выкидываний вещей с занимаемого помещения и вызовов в прокуратуру. Не знаю всех деталей, но, по-моему, старость Горбачева выглядит куда более достойной.
Если бы Лужков ушел со своего поста лет пять-десять назад, он мог бы сохраниться и в политике, и в истории. Наверняка в этом случае ему легче было бы отвечать в суде на оскорбления, которым он подвергся на старости лет в явно заказных телевизионных программах. Не прилипла бы обидная кличка «старик Батурин», можно было бы и при маленьком росте смотреть на врагов свысока. Может быть, удалось бы возглавить солидную оппозиционную фракцию в городской Думе – под имя Юрия Михайловича не надо было бы «нагибать» прессу и собирать дань с бизнесменов на предвыборную кампанию, люди бы сами проголосовали.
Но сегодня ничто из этого невозможно, потому что в созданной самим Лужковым системе управления городом оппозиция не предусмотрена, ее просто не может быть. Не считать же оппозицией трех человек на задней думской скамейке?! Оппозиции нет – для удобства городского головы, каковым Лужков видел исключительно себя, как, впрочем, и все люди, пробывшие на своем посту 18 лет. Теперь он увидит, что отсутствие демократии оскорбляет не только рядового избирателя, оно оскорбляет и отставников. Потому что в системе, ориентированной на обслуживание власти, а не избирателя, компетентность и опыт отставников оказываются не нужны. Ведь после отставки эти люди тоже – всего лишь избиратели, которым от власти рекомендация одна: «Помолчи – за умного сойдешь».
Интересно, что в течение всего дня после объявления об увольнении Лужкова западные СМИ почти никакого внимания не уделили реакции на это событие москвичей, избирателей.
Речь шла только об отношениях Путина и Медведева, о том, было ли решение об отставке мэра согласовано в «тандеме», о впечатлении, которое оставил президент Медведев, издав свой указ из далекого Китая.
Народу никто не звонил, его мнением никто не интересовался. Похоже, народ в отсутствие прямых выборов губернаторов и сам попал в положение коллективного отставника. Ему дают персональную пенсию в виде так называемой адресной социальной помощи, воздают ритуальную хвалу за «вставание с колен» и выдающиеся достижения и… игнорируют. Что делать, Иван Иванович, вы – в отставке.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
