События последних недель устойчиво порождают у многих мысль о том, что началась предвыборная кампания. Казалось бы, до «часа икс» еще полтора года, к чему спешка? Возникает череда предположений об экстраординарных сценариях, но ни предугадывать, ни исключать их не имеет никакого смысла. Политическое творчество происходит в основном за кулисами, и анализ любых версий будет не более чем творческим домыслом.
Но не стоит забывать и о «плановых» вещах: всего через год с небольшим пройдут выборы в парламент. Таким образом, лишь несколько месяцев осталось на то, чтобы сформировать четкие контуры модели власти следующего политического цикла.
В этом - суть процесса и его задач. Элите и тяготеющим к ней нужно не просто продумать и выстроить систему институтов (в российском понимании их форм и назначения), избирательных механизмов и сдерживающих факторов. Необходимо создать всю конструкцию властной модели на приходящий политический цикл. Сформулировать лозунги и повестку дня. Определить основных политических персонажей и «поделить» между ними электоральную поляну. Вынуть из летаргии целые структуры и задать им направление действий, уточнив сферы и методы. Выявить опасности явные и латентные и упредить их.
Самое трудное в том, что делать все это, возможно, придется без понимания (или как минимум оглашения), кто станет в основе несущей конструкции.
К примеру, уместно ли делать главным тезисом кампании идею модернизации, с которой выступает действующий президент? Возможно, но не видно, чтобы она воспламеняла общество, а главное - истеблишмент, который и будет выступать гарантом спокойного прохождения выборных циклов.
Кроме того, идея модернизации - это идея изменений. Изменений боится и общество, и элита, поскольку неизвестно, к чему они могут привести, а следовательно, есть угроза занимаемому статусу (для истеблишмента) и ухудшения и без того непростого положения (для среднего гражданина).
Осязаемая поддержка была бы возможна при двух условиях. Первое - обещание значительного финансирования новаций. Это заинтересовало бы часть истеблишмента и заставило бы скрупулезно следовать предложенным правилам в обмен на участие в проектах и обогащение.
Однако в условиях иссякающего богатства подобные обещания становятся все более призрачными, а значит, ненадежными. Кроме того, этой схеме необходимы гарантии, что обещанное «вознаграждение» за лояльность дойдет по адресу, что подразумевает концентрацию в одном центре права раздачи обещаний и распоряжения финансами.
Вторым условием могло бы стать явное наличие в высших слоях управленческой элиты ядра тех, кто заинтересован в модернизационной повестке дня. Тогда, поддерживаемые отчетливым лидером, участники этой группы могли бы ретранслировать и усиливать тезисы будущего, расширяя круг сторонников и обеспечивая тем самым себе электоральную опору.
Но такого ярко выраженного центра у группы нет. А значит, она либо примкнет к другим, более мощным игрокам, изображая всяческую идейную солидарность с ними, либо пассивно растворится в курсе, который будет доминировать на тот момент времени, не имея возможности и желания противопоставлять «мэйнстриму» собственную повестку, дабы не навлечь на себя всю мощь недовольства.
Можно взять за основу, например, идею национального сплочения против внешних вызовов. Она отчетливо не стоит на повестке, но вполне может быть востребована в условиях дефицита внутренних призывов и привычной тяги ряда политиков к самоизоляции от мира.
Эта идея позволит, во-первых, вновь обратиться к поиску врагов внутри и снаружи, что отчасти поможет канализировать недовольство, прорывающееся в обществе из-за явного разрыва между обещанным и достигнутым, а кроме того, позволит списать на «враждебное окружение» собственные промахи. В среде среднего избирателя, как известно, это обычно приветствуется, поскольку позволяет не обращать вину на себя. Во-вторых, через внешние угрозы легче сплачивать общество, которое отчетливо начало разваливаться на атомизированные группы сторонников, противников и апатичных. Все оно, конечно, не сплотится, но как временная мера вполне может сработать на стыке циклов, обеспечивая кумулятивный страх перед хаосом.
Одновременно идея может быть подкреплена противоположными тезисами, а именно - оперативным реагированием на наиболее вопиющие промахи внутри и поддержкой ряда общественных инициатив, направленных на восстановление самых явных искажений справедливости. В том числе - через включение в круг сторонников лидеров этих инициатив. Это было бы уместно, скажем, для партийного компонента.
Но не стоит ожидать, что затронуты будут основы воспроизводства несправедливости. Это коснется лишь поверхностных сгустков недовольства в социуме. Может не повезти, например, представителю губернаторского сословья, особенно если он сосредоточит на себе сразу несколько степеней недовольства - федерального, электорального, социального и т.д.
Один из базовых вопросов воспроизводства стабильности - вокруг кого группироваться? Кто будет олицетворять повестку следующего цикла, какой бы она ни была?
На данный момент минимум две трети элиты убеждены, что привычный порядок во власти будет восстановлен. Раздвоение системы привело не к расцвету мысли через конкуренцию и взаимное обогащение идеями, а внесло скорее раздражение и сумятицу в силу «недопроясненности» амбиций и намерений ключевых игроков. Из-за этого не оформились и четкие команды сторонников, поскольку представители истеблишмента, не понимая последствий явного заявления своих предпочтений, лавируют между разноречивыми импульсами и выжидают.
Впрочем, импульсы сами по себе тоже стали значить крайне мало. Это видно по высказываниям примечательных фигур: что бы они ни говорили, а подчас даже и ни делали, это ничего не меняет и ни к чему не приводит. Ни к хорошему, ни даже к плохому.
Высокий уровень энтропии - до известной степени некое новое свойство системы, с которым она входит в избирательный цикл. Но поскольку система допускает большую степень личной свободы (и еще больший уровень личной апатии), ей позволяют думать, что она всесильна, хотя на самом деле все больше состоит из компонентов, работающих на себя, хотя и в заданных рамках.
Появление «третьего», незапланированного фактора, о чем иногда говорят, очевидно, возможно. Но зачем он механизму, ориентированному на простоту и исполняющему действие, самое очевидное из набора возможных? Это может быть больше воспринято как испытание на прочность в ситуации, когда это испытание совсем не требуется.
В один день система может обнаружить, что существует сама по себе, ничем не подкрепленная и никого не побуждающая. Но этого, скорее всего, не произойдет скоро. В обозримом будущем стоит ожидать, напротив, социальной консолидации, как минимум видимой.
Мнение автора может не совпадать с позицией редактора
