Константин Богданов, для РИА Новости.
2 сентября 1945 года подписанием акта о капитуляции Японии официально завершилась Вторая мировая война. Говорят, что война продолжается, пока не похоронен последний павший на ней солдат. В случае же с этой войной всё обстоит куда сложнее.
Вторая мировая – зверь, выкормленный Первой мировой. Ряд историков-ревизионистов вообще рассматривают обе эти войны как единый мировой кризис-конфликт, разделённый хрупким перемирием. В этом есть свой резон: тридцать лет «мировое сообщество» убивало себя в окопах, в печах и газовых камерах, на лесоповалах и в трущобах, поражённых безработицей. Убивало в волнах отравляющих газов и пламени сжигаемых городов. Измеряло форму черепа и классовую принадлежность, высчитывало перед помещением в лагеря четвертушки и осьмушки еврейской и японской крови.
К 1945 году мир, потеряв десятки миллионов жизней, слегка пришёл в себя и принялся бороться с последствиями тотальных войн. Нюрнберг и Токио, абсолютный и нетерпимый запрет нацистской и фашистской идеологии, принцип ответственности за исполнение преступного приказа и концепция преступлений против мира, центр Симона Визенталя и бессрочные поиски виновных. Хиросима и Нагасаки, краеугольным камнем лёгшие в основу атомного мифа современной цивилизации, дополнили картину, подняв градус антивоенных настроений.
Наверное, именно память о Второй мировой и спасла мир от новой «горячей» войны, вероятность которой в 50-е – 60-е годы расценивалась очень высоко. Мир почти прикоснулся к ней в тринадцать дней Карибского кризиса 1962 года, но удержался на тонкой грани. Удержался благодаря тому, что Вторая мировая война тянется до сих пор. Все вовлечённые в неё стороны в той или иной степени продолжают сражаться на этом невидимом фронте, иногда друг с другом, а порой – и сами с собой.
Премьер Японии, приходящий в храм Ясукуни поклониться праху погибших военных своей страны, становится фигурантом скандала в либеральной прессе. Комиссия немецких историков, собравшаяся для анализа числа мирных жителей, погибших в огненном смерче Дрездена, подожжённого авиацией союзников, неуклонно пишет в протоколах «18-25 тысяч человек» – несмотря на шестьдесят лет исследования вопроса и всё обилие альтернативных оценок, доводящих эту цифру до 60-100 тысяч и даже более. Во всём этом практически нет никакого лицемерия: победители перевоспитали побеждённых по заданному шаблону. Комплекс вины прочно встроен в идентичности наций-«поджигателей войны» (в немецкую в большей степени, в японскую в меньшей). Когда тебя десятилетиями приучают стыдиться изрядного куска прошлого твоей страны, волей-неволей начинаешь искать ответов не в долгой памяти, а в планах на будущее.
Победителям с их идентичностями порой приходится ещё сложнее. Проще всех, пожалуй, Соединённым Штатам: они хотя бы выиграли следующую схватку, развалив социалистический блок. В нашей же стране тема Второй мировой была и остаётся одной из самых болезненных. Живая память о войне и горечь утрат (страна потеряла почти 14% населения – каждого седьмого!) превратились в позднем СССР в сводящий скулы пафосный официоз, лишённый реального чувства, выхолощенную государственную некрорелигию из папье-маше, с каждым годом становившуюся всё более пустой и от того – гулкой. Стареющая душой советская империя отчаянно нуждалась в общегосударственных скрепах, помимо уже провозглашённого «дальнейшего повышения материального благосостояния трудящихся».
С тех пор мало что поменялось. Та нужная, но излишне истеричная борьба, что ведётся сейчас с «фальсификаторами истории» из некрупных стран Восточной Европы и постсоветского пространства, увы, растёт из того же корня. Мы по-прежнему – «те, кто выиграл войну». Или, с поправкой на дату, – «потомки тех, кто выиграл». Это и есть то, что держит нас всех вместе на этой земле. Пускай «советский проект» 20-х – 60-х годов, с его лозунгами наподобие «Мы терпим лишения, чтобы те, кто придёт после нас, были лучше нас» и «Уже нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», в глазах наших современников, закалённых лихим и придурковатым цинизмом 90-х, смотрится наивно. Но этот проект был куда более целостен и содержателен, а главное – ориентирован в будущее. Та страна утратила своё прошлое, пусть местами и сплеча, без разбору. Ей было нечем гордиться, кроме того, что она заново создаст на руинах своими руками.
Эту фотографию вспомнят, наверное, многие. 2 сентября 1945 года, Токийский залив, палуба линкора «Миссури». Одноногий министр иностранных дел Сигэмицу Мамору, отставив в сторону трость, склонился над низким столиком, он подписывает акт о капитуляции Японии.
По ту сторону стола настороженно застыл генерал Сазерленд, начальник штаба Дугласа Макартура, командующего союзными силами на Тихом океане. Сигэмицу словно отвешивает церемониальный поклон недавнему врагу. Не хватает только традиционной вежливой улыбки самурая, она глубоко спрятана. Навряд ли кто-то сможет разглядеть в этом поклоне американских правых, которые в 70-х годах, показывая на новенькие «японки», вытесняющие с американских улиц «форды» и «шевроле», станут восклицать: «И за это мы умирали на Окинаве и Гуадалканале?». Побеждённый ответил победителю на хорошо понятном тому языке.
Их, побеждённых Второй мировой лишили солидного куска истории, и они отыгрались, создав себе новое будущее, а в чём-то и навязав его другим. Победителям по-прежнему достаётся гордыня и 65 лет славного прошлого. Победителю всегда есть что терять, а побеждённый в этом смысле свободен для строительства нового мира – и, в конце концов, получает его. И как знать, не пора ли России, потерпевшей поражение в «холодной войне», перестать строить бронзовые памятники самой себе и приглядеться: нет ли у былых соперников по Второй мировой того, чего так не хватает сейчас стране-победительнице?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
