Андрей Федяшин, политический обозреватель РИА Новости.
На последний день августа приходятся сразу две большие даты, связанные с воссоединением Германии: 31 августа стукнуло 20 лет договору об объединении Германии и 31-го же исполнилось 16 лет со дня церемонии завершения вывода советских войск из Германии (той самой, памятной, на которой Борис Николаевич так бодро и захватывающе дирижировал немецким военным оркестром). Канцлер Ангела Меркель по случаю первого события выступила на довольно скромном торжестве под названием «20 лет немецкого единства. Проблемы, успехи, перспективы».
Скромном не потому, что у немцев впереди одни проблемы (хотя и они есть), а потому, что официально День немецкого единства отмечается 3 октября, когда договор вступил в силу.
Германское объединение - словно многослойный пирог: каждый может найти пласт на свой вкус и/или одновременно остаться недовольным всеми остальными или отдельными его «листами». Что, собственно, и проявляется каждый юбилей.
Вообще, если бы немцы захотели (для этого им надо было бы изменить своим привычкам к орднунгу и сдержанности), они могли бы праздновать свое объединение с середины августа почти по конец года. Август, вообще, на удивление урожайный месяц на все события, связанные и с объединением, и с разъединением Германии. 13 августа 1961-го почти за ночь появилась Берлинская стена (не вся, конечно, а ее части). С середины августа и в сентябре 1989-го ГДР охватила массовая страсть к политическому спасению в ФРГ (немцы рванули на Запад через границы с Венгрией, Чехией, через посольства западных стран). 7 октября 1989-го тогдашний советский руководитель Михаил Горбачев побывал с визитом в Берлине и призвал к политическим реформам. Уже 18-го, после антиправительственных выступлений, пал режим Эриха Хоннекера и ему на смену пришло правительство молодого Эгона Кренца. Но гэ-дэ-эровский социализм это уже не могло спасти.
В начале ноября Берлин охватили массовые антиправительственные манифестации, а уже 9-го ноября пала Берлинская стена. Собственно, этот день почти все немцы и все в мире как раз и считают самым главным праздником воссоединения – столько было понятной всем символики в разрушении этого физически видимого и уродливого монумента противоестественной разъединенности германской нации.
Кстати, как раз в тот самый день, примерно около 11 ночи, уже открытый полицией ГДР пропускной пункт на Bornholmerstrasse вместе с людским потоком пересекла и молодой восточногерманский химик по имени Ангела Меркель.
Бывший канцлер ФРГ Вили Брандт сказал как-то, что для любого немца 9 ноября значит гораздо больше, чем 3 октября (день вступления договора в силу). Очень многие немцы считают, что 9 ноября 1989-го вообще началось новое столетие и кончился укороченный XXI век. Хотя потом были еще и московский, сентября 1990-го «Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии» (подписали ФРГ, ГДР, СССР, США, Британия и Франция) и сентябрьский договор того же года между ФРГ и СССР, регламентирующий пребывание и вывод советских войск из страны.
В общем, было так много всего, что при желании праздников хватило бы для полного эмоционального и физического изнеможения.
О том, что Германия должна была воссоединиться (здесь уже даже не суть важно, в какой форме целостности - единой, федеральной или конфедеральной), никто всерьез и не спорил. Краткий период благомечтаний новых, пришедших на смену геронтологическому режиму Хоннекера, руководителей ГДР о возможности единения на паритетной, гарантированной СССР основе прошел так быстро, что о нем мало кто вспоминает.
Что уж тут скрывать, страсть подавляющего большинства немцев к единению, кто бы что ни говорил, была сильнее всего иного.
Хотя, если хорошо разобраться, объединения-то и не было. Было поглощение ГДР своим мощным, гораздо более развитым соседом. В чем, собственно, и не было ничего удивительного. Потому что иного и случиться не могло. Ждать, что маломощный, политически импотентный, морально подавленный немецкий восток будет в состоянии чего-то требовать, даже диктовать, мог только плохо разбирающийся в реалиях человек. И еще меньше поддержки можно было ждать со стороны «старшего брата», СССР. Дела у Горбачева в те бурные и переменчивые времена уже шли так плохо, что на заботу о сохранении влияния СССР, а уж тем более на то, как «подпереть» самого мощного (экономически) и развитого союзника Москвы на «западном фронте», у него не было ни сил, ни возможностей.
Собственно, произошло то, что закономерно и должно было произойти со страной, оставшейся без твердой опоры и союзников. Классический пример того, как «низы не хотят, а верхи не могут». Правда, ГДР пыталась еще хоть как-то сдержать натиск «западных хозяйственников» и создать специальный фонд защиты государственных предприятий, чтобы они могли быть постепенно акционированы и переданы в руки «пролетариата». Но это мало что дало.
Западные старшие соседи за кратчайший срок, примерно за год-полтора, приватизировали предприятия, оборудование и недвижимость ГДР – 85% оказалось в руках западных промышленных компаний и банков. Около 2 миллионов гектаров государственной сельскохозяйственной земли и лесов были проданы в частные руки (ФРГ в основном), а 80% всех «восточников» в сельском хозяйстве были уволены. До объединения западная марка соотносилась с восточной как 1-4,50. Т.е. за одну марку ФРГ давали 4,5 восточногерманских марки. После объединения был установлен паритет 1:1. Соответственно, в одночасье восточногерманский экспорт (промышленное оборудование, инструменты, бытовые приборы, удобрения, текстиль – и еще много чего) подорожал на 450% и утратил свою конкурентоспособность. А ведь доля экспортной экономики в общем восточном экономическом пироге составляла почти 40%.
Это все к тому, что банкротство экономики ГДР было, мягко говоря, искусственным. Можно было сделать многое по-другому, с гораздо меньшими социальными последствиями. Человеческих трагедий в ГДР после единения было немало. Взять хотя бы 2,2 миллиона претензий на бывшую собственность, которую отобрали западные владельцы у восточных соседей. Кстати сказать, претензии за возврат собственности были к западной части и со стороны жителей востока. Их по большей части не принимали.
Что касается СССР и России, то они-то уж точно потеряли в процессе гораздо больше, чем могли бы сохранить. Когда теперь читаешь рассекреченные стенограммы многочисленных переговоров по германскому вопросу, то просто оторопь берет от декларативности заявлений, непродуманности позиций, дипломатических просчетов и дилетантизма, наивной доверчивости тех, кто вел тогда эти дискуссии. Даже приблизительно собственность Советского Союза в Германии оценивалась примерно в 30 млрд западногерманских марок. Горбачев же согласился на 12 млрд. При этом недвижимость СССР, стоимостью более 10 млрд марок, перешла к ФРГ.
Что касается до сих пор звучащих утверждений о том, что НАТО обманул СССР, что ему были даны заверения в том, что блок не пойдет на восток после объединения двух Германий, то здесь до сих пор есть очень широкие возможности для интерпретаций. Как показывают опять же недавно рассекреченные документы, Горбачев в переговорах с США, Британией и ФРГ ни разу, ни одним словом не поднял вопрос о включении, вернее, невключении в НАТО бывших стран Варшавского договора. Говорилось лишь о том, чтобы НАТО не распространял свое влияние «дальше на восток». Запад сейчас утверждает, что речь в переговорах шла исключительно о «востоке Германии», и на это Горбачев в конце концов согласился. А дальше – вольности интерпретации. Да и заверения были даны в устной форме. Что, в общем, тоже много говорит о просчетах в переговорах со стороны Горбачева.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
