Ольга Соболевская, обозреватель РИА Новости.
В ночь на 25 августа 1530 года, в сильную бурю, которая, по легенде, вдруг заставила звонить церковные колокола, сорвала и разбила один из них оземь, в Москве родился будущий царь Иван IV. Народ воспринял ту ночь как предвестницу несчастий - и немалую часть 16 века на Руси и впрямь бушевала политическая гроза. Первый московский правитель с титулом царя оказался Зевсом-громовержцем, который в борьбе с хаосом – следствием правления предков – всегда был готов убивать и преследовать. Иван IV, православный государь с душой варвара, в той же степени крушил, что и созидал; завоевывал новые земли, Поволжье и Сибирь, – и с помощью опричников разорял вотчины в самом сердце Руси. Писал Судебник – и сам творил невиданное беззаконие. В итоге история назвала его не Великим, а Грозным, увековечив не его роль в веках, а лишь тяжелый характер.
Болезненная робость – и вера в свое богоподобие, ум глубокий – и маниакальный; натура привязчивая (как велики были его любовь к первой жене Анастасии и дружба с Адашевым, Скуратовым, Курбским!) – и одновременно мстительная, сызмала раненная измывательствами бояр… С какой стороны ни посмотри, Иван IV всегда получается двуликим. Даже его чеканное лицо, запечатленное в иконописном стиле, обманчиво: то ли подвижник - так рисовал своих героев Эль-Греко, то ли фанатик-убийца, в глубоких глазах которого затаены страх и страсти. Царь и мучился этими противоречиями, и упивался ими, как актер, сознающий все разнообразие своего душевного опыта и свое умение им оперировать. Иван Грозный – это Нерон на русском троне, тиран, который считал себя великим артистом. К слову, и Нерон, и Иван IV начинали правление прогрессивно – с борьбы с коррупцией, однако в конце концов оба больше увлеклись укреплением собственной власти, популизмом и актерством, чем выработкой созидательной государственной программы.
Примеры актерства Ивана Грозного хорошо известны. Взять хотя бы «политтехнологический» отъезд Ивана в Александровскую слободу (1565), фантомное правление Симеона Бекбулатовича, письма бывшему другу Андрею Курбскому, где царь надевает множество личин. А вот любимая роль царя – «мученическая», жертвенная: «Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого, заплатили мне злом за добро, ненавистью за любовь».
Затем этот артистичный «страдалец» устраивает показательные процессы (20-й век с его тоталитаризмом потом явно «оглянется» на 16-й век). По одному только подозрению в измене казнен целый Новгород, а попутно в этом походе в 1569-1570 гг разорены Клин, Тверь, Торжок, с 1565 г на 7 лет на страну спущены цепные псы, профессиональные убийцы-опричники. Скуратовым по цареву приказу задушен митрополит Филипп, противник репрессий, продолжаются расправы над боярами. А вот как царь комментирует свою политику: «Чтобы побеждать врагов, нужно множество воинов. Кто же, имея разум, будет без причины казнить своих подданных?»
Так Иван IV играл в «недоумение». А за игрой сокрыта убийственная суть: на деле царь пытался сделать с Россией то же самое, что с присланным из Персии слоном, которого самодержец велел изрубить из-за нежелания зверя пасть на колени перед царем. Известно, что Иван сызмала верил в божественное происхождение царской власти и, как замечал Ключевский, первым из московских государей «узрел в себе царя в библейском смысле, помазанника божия», сродни ветхозаветным Моисею, Давиду и Соломону. Иван IV нарциссически «залюбовался собой, что его собственная особа… представилась ему озаренною величием, какого и не чуяли на себе его предки».
Причислив к своим пращурам еще и римского императора Августа, окружив себя ореолом всемогущества, но при этом вечно терзаясь страхом за жизнь, царь принялся огнем и мечом утверждать свою власть. А в результате захлебнулась кровью не только страна (в которой опричнина, кстати, «воспитала» целое поколение насмерть запуганных людей, всегда готовых к доносу и измене), но и сам царь. Именно царский посох ударом наследнику Ивану в висок пресек династию Ивана IV.
Если бы Иван Грозный написал книгу «Моя жизнь в искусстве», он бы с гордостью диктатора поведал, как приручал зодчество и литературу на Стоглавом соборе 1551 года. В 1930-е и позже его «преемник» Иосиф Сталин тоже обуздает культуру, поучаствовав в формировании нового стиля – соцреализма, оплота идеологии в искусстве. Однако путь ему, несомненно, проложит Иван IV, который регламентирует архитектуру и литературу, дав предписание творить только по каноническим образцам.
Но повернем отношения Ивана Грозного и культуры другой стороной. И тут окажется, что культура так или иначе подготовила приход диктатора.
Обычно тиран (будь то Нерон, англичанин Генрих VIII, Наполеон или Сталин) не приходит извне, его порождает сама система, на пороках которой он растет, как на дрожжах. А о том, какова была система, предоставим судить старшему современнику Ивана IV Ивану Пересветову, дворянину-публицисту, успевшему послужить у венгерского и чешского королей и вернувшемуся в Россию в 1539 г. «Государство без грозы, что конь без узды», - сетовал Пересветов и утверждал необходимость жесткого укрепления царской власти. В его книгах, переданных в 1549 г 19-летнему государю, говорилось не только о важности централизации власти, но и о борьбе с боярским произволом.
Другие пункты учения Пересветова тоже совпадали с царским умонастроением. Публицист призывал царя опираться на неродовитых «воинников» (что в итоге нашло воплощение в опричнине), отменить «кормления» бояр за счет управления землями, а также сражаться с «неверными» - идти на Казань. О том, насколько схожи были программы двух Иванов, позволяет судить тот факт, что одно время авторство этих публицистических трудов приписывалось царю: он любил всяческие мистификации. Потом принадлежность работ была установлена, и Иван Пересветов нашел достойное место в ряду теоретиков власти 16 в. Но факт остается фактом: созванная Иваном IV Избранная рада, проведшая реформы середины 16 века, воплотила в жизнь большинство идей Пересветова, вобравших мысли многих передовых людей того времени.
Правда, потом августейшая «гроза», которой так ждал публицист, разражалась по делу и без дела. И историки дадут диктатуре, закончившейся со смертью царя в 1584 г, противоречивые оценки. «Следствие душевной болезни», - скажет Карамзин. «Прогресс в утверждении государственных начал над родовыми», - возразит ему спустя годы Сергей Соловьев. А другие историки цинично заметят, что независимость Московской Руси была куплена не такой уж высокой ценой, учитывая относительно невысокое число приговоренных к смертной казни – 4-5 тысяч человек.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
