О об истории создания радиостанции «Эхо Москвы», ее учредителях и первых сотрудниках и слушателях в интервью РИА Новости рассказал первый главный редактор «Эха Москвы» Сергей Корзун.
- «Эхо Москвы» 22 августа отмечает 20-летний юбилей. Вы были ее первым главным редактором. Не могли бы Вы поделиться воспоминаниями, как это было?
- Учредителями выступили четыре юридических лица: факультет журналистики МГУ, редакция журнала «Огонек», Ассоциация «Радио», а на последнем этапе присоединился Моссовет.
Связисты из Ассоциации «Радио» имели свободную средневолновую частоту 1206 кГц, передатчик на Октябрьском поле и были готовы организовывать новые проекты. Первые контакты со мной состоялись весной 1990-го года, когда готовился выход сразу двух радиостанций: «Европа Плюс Москва» и «Ностальжи Москва». Мы встретились, друг другу понравились и решили делать дело вместе. Ждали вступления в силу закона о СМИ, чтобы все было легально. 1 августа 1990 года он вступил в силу, мы официально зарегистрировались, в Моссовете получили лицензию, а 22 августа 1990 года вышли в эфир – двухчасовой, с 19.00 до 21.00. Редакция состояла буквально из нескольких человек, и мы расширяли ее постепенно. А на круглосуточное вещание перешли уже после путча 1991 года.
Не все учредители остались, когда появился закон об акционерных обществах. Выяснилось, что журфак не может участвовать в акционерном обществе как госучреждение. Моссовет тоже - как орган власти. В 1994-м часть акций была продана «Группе Мост», а позже она перешла Газпрому.
Мы создавали радиостанцию для того, чтобы нам «лапшу на уши не вешали». Многие из нас, включая Сергея Бунтмана, работали на Иновещании Гостелерадио, во французской редакции. Там было разрешено и даже нужно было читать западные газеты и журналы в оригинале, поэтому мы были в курсе и того, что происходило в СССР, и того, как это оценивал Запад. Хотели, чтобы нормальная информация была и у нас в стране. Поэтому со стороны журналистов был позыв выстроить радио, на котором не стыдно было бы работать. Скажу, что и до сих пор не стыдно.
- Какова была аудитория радиостанции?
- Целевая аудитория – мыслящие образованные люди, люди, которым не безразличны проходящие в стране процессы. Мы просто работали, делали журналистское дело, как мы его представляли, и, наверное, нам повезло – попали в аудиторию.
В то время не было регулярных опросов, радио еще не было серьезным бизнесом, реальные измерители появились только в середине 90-х. А так опросы проводили газеты и разные социологи. Цифры для «Эха» давали разные: от 15 до 50% аудитории – чуть ли не вся Москва.
- Действовала ли в то время цензура на «Эхе Москвы»?
- Это было абсолютно антицензурное радио. Более того, скажу, что из-за каких-то прорех в законодательстве в то время, когда я был главным редактором, у меня практически не было никаких начальников. То есть уволить меня директор мой мог, а вот указание дать по программе – не имел права. Закон о СМИ сделал главного редактора ответственным за выпуск средства массовой информации и даже формально ни министр, ни президент не могли мои решения отменить. Эта ситуация, наверное, была идеальной для развития свободной журналистики в России. У нас не было «кремлевской» связи, а по обычным телефонам, как мы говорили между собой в шутку, звонить высоким начальникам было не с руки.
Люди у нас подобрались либеральных взглядов и убеждений, у нас цензура сидела в печенках. Поэтому мы и на работу не брали тех, кто приходил и просил дать главную политическую установку.
То есть сами мы никак не хотели цензурироваться, а морально-этические принципы журналистики выстраивали вместе со всем сообществом – коллегами из «Независимой газеты», «Коммерсанта», нового телевидения... Сами приходили к тому, что можно, а что недопустимо в журналистике. Но с точки зрения открытости информации обо всех процессах в стране – «Эхо» было абсолютно точно бесцензурным радио.
Ставка с самого начала была сделана на прямой эфир, прямые вопросы и комментарии слушателей, в том числе по телефону. На «Эхе» до сих пор действует принцип «открытого микрофона»: по телефону позвонил - сразу попал в эфир, без предварительных переговоров с редактором.
- В чем преимущества и недостатки негосударственной радиостанции?
- Я работал и на тех, и на других. Государственные, понятно, проводят государственную политику, занимаются не только информацией, но и пропагандой. У негосударственных есть частный владелец. Считается, что владелец определяет политику издания. Во многих случаях это справедливо. В некоторых, возможно, и нет. Например, «Коммерсант» - владельцы менялись – Яковлев, Березовский, Усманов, а редакционная политика во многом все-таки определялась Андреем Васильевым. Ровно так же и на «Эхе Москвы». Потому что мы с самого начала вложили в редакционный устав очень важный пункт, по которому назначение главного редактора происходит только после выборов в редакционном коллективе. Это очень важный стабилизирующий фактор – так как уволить главного редактора владелец может, а назначить нового может только после одобрения журналистским коллективом. Эта процедура потребовалась уже после того, как я ушел, и Алексей Венедиктов успешно прошел через нее многократно. Если главный редактор не прогибается, как я старался не прогибаться в свое время, как Алексей не прогибается, то, значит, и издание или радио работает независимо. Если готов следовать за указаниями начальства, то это видно сразу.
- Сергей Львович, расскажите, пожалуйста, о коллективе «Эха Москвы» в 90-х гг.?
- Первым директором был Михаил Розенблат из Ассоциации «Радио». Он занимался организацией, техникой, финансами. Из сотрудников редакции сразу появился Сергей Бунтман, он отвечал за блок программ по культуре и был моим заместителем. Самым первым по времени приема на работу сотрудником был Вячеслав Крискевич (позже он работал телеведущим на Первом канале, Рен ТВ, НТВ, Пятом канале). Ему было тогда 20 лет, он занимался новостями. Сергей Фонтон отстраивал информационную службу с осени 90-го года. Среди первых были Таня Пелипейко, Павел Широв, Ирина Меркулова, Слава Андриевич из АПН на обзорах печати, Анна Сокольская, Андрей Черкизов уже в 1991 году.
Вообще, по большей части работали сотрудники Иновещания и наши друзья. То есть профессионального набора на радио не было. Те люди, с которыми мы как-то совпадали во взглядах, сами находились и оставались. В то время это было не очень денежное дело, зарплатами не переманивали. Были какие-то более или менее достойные журналистские зарплаты и гонорары, но люди приходили по интересам. Так уникальный коллектив и сложился. Вася Стрельников и Гриша Кричевский делали развлекательную программу, Ринат Валиулин, Володя Ильинский и Игорь Лобунец – музыкальные. Ксения Ларина - свои «4 минуты с театром», Матвей Ганапольский - программу «Бомонд». Он же организовывал первое ночное вещание на «Эхе Москвы». Алексей Венедиктов сразу пришел, корреспондентом работал, обозревателем прессы, политическим обозревателем.
Вспомнил не всех, конечно…
- Как вы оцениваете деятельность «Эха Москвы» сегодня? Что-нибудь кардинально изменилось за 20 лет?
- К моей радости могу сказать, что кардинальным образом ничего не изменилось. Ровно те принципы «невранья», предоставления информации со всех сторон, которые были заложены, они соблюдаются четко и незыблемо. Никогда радио не было оголтелым сторонником чистого либерализма, т.е. оно всегда привлекало в эфир и либералов, и консерваторов. Во время путча и других ключевых событий, мы добивались того, чтобы информация поступала с самых разных сторон. Мы создавали «Эхо» как объективное средство массовой информации для думающих людей. И если нельзя свести разные мнения в одной передаче, то по совокупности передач обязательно разные мнения будут представлены.
Сейчас в программу «Особое мнение» ходят люди, которых считают одиозными демократами, и другие, которых демократы считают одиозными государственниками и чуть ли не фашистами. Спектр мнений представлен на радио полностью – в этом, собственно, наш журналистский интерес и интерес общества, как мне кажется.
Конечно, сейчас немножко другие условия существования, конечно, законодательство поменялось. Когда-то у Масхадова можно было безболезненно брать интервью, и это не регулировалось. Кстати, с участием «Эха Москвы» в конце 90-х этот вопрос решался. Антитеррористический закон был принят, но не опубликован. И нам Минпечати вынесло предупреждение о возможной потере лицензии за интервью в прямом эфире с Масхадовым. Алексей Венедиктов тогда вместе с другими главными редакторами принимал участие в разборе полетов и в том, чтобы закон стал общеизвестным. Я думаю, это было на пользу обществу.
Поменялся формат, конечно. Если изначально «Эхо» задумывалось как информационное, даже отчасти игровое, развлекательное радио - была музыка в дневное время, то сейчас, конечно, жизнь и конкурентная борьба заставляют менять форматы. «Эхо» сейчас остается информационной радиостанцией, но, в первую очередь, это все-таки дискуссионное радио. Произошло смещение акцентов, что совершенно разумно по нашим временам: информационных станций много, а реальная дискуссия, боюсь, что только на «Эхе». Не исключая ни Новодворскую, ни Зюганова, ни Лимонова, ни Немцова, ни Проханова – абсолютно весь общественный спектр.
