Ольга Соболевская, обозреватель РИА Новости.
Накануне 160-летнего юбилея Ги де Мопассана, отмечаемого 5 августа, вспоминается история. Иван Тургенев заехал в гости к Льву Толстому с «гостинцем» - французской книжицей некоего нормандца Мопассана. Хозяин Ясной Поляны почитал его новеллы, затем утратил интерес к ним… Но как-то сочинения Мопассана снова попались ему на глаза - и вскоре Толстой уже «проповедовал» Мопассана, стал его переводчиком и издателем в России. И предварил книгу французских новелл своим предисловием.
Русские писатели уважали Мопассана за социальную критику, антибуржуазность, любовь к людям и умение «выведать» их тайны. С таким же тактом и деликатностью о человеческих пороках будет потом говорить Чехов. А Бунин - под стать Мопассану - станет в своих «Темных аллеях» бесконечно исследовать человеческую любовь вне возрастов и сословий, со всем ее эротическим томлением и напряжением духа. «Едва ли был другой такой писатель, столь искренне считавший, что весь смысл жизни в женщине, в любви…» - скажет Толстой о Мопассане.
Романтик в жизни, Мопассан в своих 300 новеллах, 6 романах, стихах, очерках, пьесах и статьях был мудрецом, знатоком человеческой природы. И при этом продолжал верить в человека. Но начинал писать о любви - и разочаровывался в ней. Лучезарный по природе, он мрачнел и злился из-за всеобщей фальши и жестокости. Рассказывал в своих романах (например, «Жизнь» и «Милый друг») о молодых людях - и на дух не переносил их цинизм. Крайняя уязвимость, чувствительность и обнаженность души в конце концов привели писателя в психиатрическую больницу.
И тут на него накинулись журналисты. Больного, его травили за эротизм, за неуместный мистицизм, за интерес к «дну жизни». Травили, не задумываясь о том, что у Мопассана уже есть отпущение всех грехов - его литературное мастерство.
Мопассан - литературный «живописец» Франции. В его новеллах сквозит аромат родной Нормандии - с ее медвяным клевером, морским ветром и яблоневым цветом. Он импрессионист, мельчайшими мазками создающий свое насыщенное цветом и светом полотно, и ученик Тургенева, преподававшего ему мастерство литературного пейзажа.
Сын разорившегося дворянина, мальчиком Мопассан вместе с детьми рыбаков без конца бродил по окрестностям. Поэтому в его новеллах есть морская романтика и туманная Сена, «богатая миражами и нечистотами», шутки a la Рабле и сельская любовь, кабаки и светские салоны, авантюристы (почти бальзаковские) и столичные малодушные нувориши. Рассказы Мопассана о прожигателях жизни - сродни картинам Тулуз-Лотрека с его обаятельной иронией.
Не будем тревожить хрестоматийную «Пышку» и тему франко-прусской войны, участие в которой заставило Мопассана называть любую войну «уделом варваров». «Руанскую деву», при всей сомнительности ее ремесла, полюбили, передовая русская общественность восхваляла критико-гуманистический посыл новеллы. Но едва ли Мопассан в своем пафосе был бы столь убедителен, не будь он мастером, стилистическим «каллиграфом», одинаково тонко выписывающим и викариев, и аристократов, и дам полусвета. В этом смысле он удивительно «кинематографичен», его герои зримы, материальны и характерны. Их описание объемно и точно.
Высший стилистический пилотаж Мопассана не удивителен. Его учителем был мастер стиля Флобер, его земляк. «Великий Густав» с юности знал мать Мопассана и даже был учеником ее брата - рано умершего поэта. Флобер наставлял Мопассана: нужно быть «одновременно пустыней, путешественником и верблюдом», то есть видеть предмет со всех сторон. Такое «плюралистическое» видение реальности окажется близко медицински-внимательному Чехову. При этом и Мопассан, и Чехов, ставя «диагнозы» людям и явлениям, избегали навязывать «терапию», не любили прямой дидактики. Правда, в прозе Мопассана вздохи и восклицания встречаются чаще, чем у более флегматичного Чехова.
А вот Толстой увидел у Мопассана четкие моральные оценки. Но они предстают у французского писателя в очень искусной «оправе». Русский литературный гигант своей похвалой даже вознесет Мопассана до вершин «патриарха» Гюго (которого Толстой очень ценил за «Отверженных»). А триумвират - Флобер, Мопассан и Мериме - станет самым любимым французским феноменом для русских современников.
Но все это внешняя оболочка мастерства и славы. А за ней скрывалась крайняя душевная чувствительность Мопассана. Именно благодаря ей он писал такие пронзительные рассказы, и именно из-за нее он убрал из своей жизни все, что не было литературой, его единственной возлюбленной.
Позволим себе цинизм: Мопассан чересчур серьезно воспринимал творчество и не существовал вне его. Нет смысла спорить о том, что его погубило: душевный надлом, усталость, эротические фантазии или мания преследования. Безумие, защищавшее писателя от действительности, вместе с тем, не позволяло ему жить - то есть, на его языке, писать.
В 43 года, «осиротев» без своего творчества, Мопассан умер. Он «вошел в литературу, как метеор» - и быстро сгорел. Но к чему эпитафии? В конце концов, именно мудрец Мопассан сказал: «Жизнь! Не так уж она хороша, но и не так плоха, как многим думается!».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
