Пока ученые под присмотром судебных исполнителей перебирают сокровища из архива Франца Кафки, редакторы газет сочиняют заголовки к передовицам. «Сенсация! Знаменитый писатель ХХ века на самом деле был…» Кем на самом деле был Кафка ни им, ни нам пока не известно. Но покойная держательница архива Эстер Хоффе незадолго до смерти утверждала, что если когда-нибудь будет опубликована личная переписка писателя с его другом и редактором Максом Бродом, оба предстанут в чрезвычайно сомнительном свете. До сих пор мы не в курсе не то что этих подробностей из жизни Кафки, мы даже не знаем, какие именно документы находятся в банковских ячейках, вскрытых недавно по требованию суда Тель-Авива. Впрочем, скоро перечень документов будет обнародован, а если нам повезет, то и сами бумаги будут опубликованы.
Как известно, Кафка, опубликовав при жизни лишь небольшую и, как считается, не самую важную часть своих сочинений, завещал сжечь оставшиеся рукописи. Его последняя возлюбленная Дора Диамант прилежно исполнила последнюю просьбу писателя, причем еще при его жизни. В своих дневниках она писала, что Франц, глядя как огонь поглощает бумаги, чувствовал освобождение от прошлого, без чего он не мыслил создание нового. Но часть рукописей, порученная Броду, напротив, была отредактирована, напечатана, а незадолго до того, как немцы вступили в Прагу, покинула Европу в чемодане их нового владельца. Долгое время архив Кафки находился в тель-авивской квартире Брода, и лишь во время Суэцкой войны 1956 года часть бумаг на всякий случай была отправлена в один из банков Швейцарии.
В течение жизни Макс Брод не давал архиву своего великого друга залежаться. Редактировал, приводил в порядок, публиковал, передал на хранение в Оксфорд несколько важных рукописей (в том числе «Замок» и «Превращение»). Много думал над тем, кому достанутся бумаги после его смерти: Национальной библиотеке Израиля (в которой сейчас хранятся, например, рукописи Эйнштейна и Стравинского) или Немецкому литературному архиву в Марбахе. Так и не выразив четкой позиции, он назначил исполнителем последней воли свою секретаршу Эстер Хоффе. Про нее говорят, что она была любовницей Брода, но на самом деле она только приносила ему круассаны и ставила вечером самовар. Иногда помогала перебирать документы и сопровождала на выходах в свет после того, как жена Брода умерла.
Попав в руки Хоффе, архив Кафки обернулся зачарованным золотом Рейна. Ни в какие библиотеки он не был отправлен, и ни один из исследователей не был допущен к рукописям. Эстер Хоффе стала притчей во языцех среди литературоведов. Многие пытались договориться с ней, умоляли продать бумаги или их копии, хотя бы узнать: какими конкретно рукописными сокровищами она владеет. Но Эстер ни с кем не хотела разговаривать. Только однажды она решилась расстаться с рукописью «Процесса», которая ушла с молотка аукциона Сотбис за миллион английских фунтов. Покупатель вскоре передал документ в Марбах.
Неравнодушные ученые и журналисты подозревают, что с тех пор Хоффе втихаря приторговывала наследием Кафки, отправляя за границу то черновик, то письмо, то рисунок писателя. Однажды ее даже арестовали в аэропорту Бен-Гурион при попытке вывезти в дамской сумке часть архива. Тогда власти обязали контрабандистку предоставить ученым доступ к рукописям, чтобы те произвели опись и скопировали документы. Хоффе не пустила ни одного из них на порог. Только она и несколько дюжин котов и кошек, которых она держала в своей квартире, могли наслаждаться подлинниками Кафки. На котов, впрочем, эта редкая возможность не сильно повлияла - соседи Эстер постоянно жаловались домоуправлению на шум и запах.
Когда 102-летняя Хоффе отправилась туда же, откуда за ней наблюдали и Кафка, и Макс Брод, ученые, библиотекари, аукционисты и обычные читатели почувствовали себя на пороге новой, прекрасной эпохи. Но напрасно: по завещанию все бумаги перешли восьмидесятилетним дочерям Хоффе Еве и Руфи. Бабушки оказались не меньшими кремнями, чем их мать. Ни одна мышь не проскочила в квартиру, где хранились ценные документы. Кроме того, для надежности еще одна часть бумаг была отправлена в банки Тель-Авива и Цюриха.
Терпение поклонников Кафки лопнуло: сразу несколько институтов подало в суд на сестер Хоффе, оспаривая их право наследства. Старушки сопротивлялись до последнего, пока судья Талия Копельман не поставила ультиматум: пока они не покажут миру архив Кафки, они не получат денежной части наследства, а ведь это несколько миллионов долларов. Судье пришлось даже прикрикнуть на бабушек, чтобы те наконец отдали ключи от квартиры и банковских ячеек, где хранятся рукописи. У Хоффе была только одна просьба - не разглашать содержимого сейфов (это лишит их стратегического преимущества над возможными покупателями), но суд и здесь пошел навстречу ученым.
Кое-какие из СМИ уже поторопились сообщить, что в сейфах найдена рукопись неизвестного рассказа Кафки. Хорошо, если так. Но наиболее близкая к процессу израильская газета «га-Арец» (владелец которой - внук издателя, печатавшего Кафку даже в нацистской Германии) говорит, что пока обнаружена только неизвестная ранее рукопись уже опубликованного рассказа и письма знаменитым персонажам начала столетия.
Мы не теряем надежды, что среди бумаг Кафки найдутся и неопубликованные вещи, и письма неизвестной девочке, которые Кафка писал от имени куклы (их тоже никто никогда не видел, но о них упоминает Дора Диамант) и, - чего уж там, - переписка с Бродом, которая якобы должна заставить нас икать от возмущения. Но опыт недавней публикации «Лауры и ее оригинала» Набокова требует от нас осторожности. Находка может оказаться не таким уж и откровением. В конце концов, публикации Брода уже изменили мир настолько, что обратный путь вряд ли возможен. Если мы получим еще один, пусть крохотный, литературный шедевр - еще раз скажем спасибо настоящему другу Кафки и простим ему все те правки, которые он вносил в оригиналы. Если же в бумагах не окажется ничего интересного - спасибо нужно будет сказать семейству Хоффе, почти полста лет на полном серьезе разыгрывавшему стопроцентный кафкианский сценарий.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
