Анатолий Королев, писатель, член русского Пен-Клуба, для РИА Новости.
Илья Глазунов встречает свой юбилей - 80 лет! - на вершине заслуженной славы, увенчанный лаврами мэтр, судьбе которого конкуренты могут лишь позавидовать. Больше того, мало кто из художников во всей истории мирового искусства имел при жизни многоэтажный музей собственной живописи в центре столицы! Такое не снилось ни Рубенсу, ни Рембрандту, ни даже фавориту испанского короля Веласкесу, коего особенно почитает Глазунов.
Раннее детство мастера было и тревожным, и прекрасным, каким может быть мир только в детстве. С одной стороны отец, который почему-то спал всегда в одежде, а, услышав шум автомашины, заехавшей ночью в гулкий ленинградский двор-колодец, подбегал к окну. С другой - чудо театра, поразившее душу мальчика так сильно и страстно, что он соорудил свой собственный театр дома. Из большой картонной коробки, где играл бумажными фигурками артистов, воинов 1812 года. В семье мальчика осознанно готовили к судьбе человека искусства, он жил в окружении тонких эмоций и рафинированной культуры. Родители сопротивлялась натиску пропаганды. Отец в год несчастной финской войны мог, выдернув штепсель из розетки радийной тарелки, возмутиться: «Они до сих пор не взяли линию Маннергейма!».
Об этом пишет сам художник в своей биографии.
Война как черный смерч сдула прежнюю жизнь в бездну.
Любимая мать и отец умерли с голоду на его глазах в кошмарные дни и ночи ленинградской блокады, от пережитого мальчик стал заикаться, но случилось чудо - его спасли, вывезли из окруженного города в новгородскую деревню, где Илья жил как сельчанин, копал картошку, пас колхозное стадо и учился в сельской школе, пока не вернулся в родной город. В Ленинграде он успешно поступил в школу при Академии художеств, а затем и на живописный факультет, где впервые столкнулся с проблемой тотального компромисса с властью. Без подчинения партийной доктрине никакая карьера художника в СССР была невозможна.
Тут характерен один момент: однажды друг Глазунова по учебе, такой же пылкий юноша, возмутившись фальшивой темой диплома «Молодые ремесленники в гостях у славных путиловцев», решил бросить учебу. На что Илья возразил, что главное овладеть мастерством, только здесь живет реализм. И переубедил товарища. В этом умении развести по углам социальный заказ и качество живописи Илья Глазунов добился воистину выдающихся успехов. Он мог блестяще нарисовать и лица вьетнамцев на войне во Вьетнаме и портрет Федерико Феллини, и певца Доменико Модуньо. Он не чурался понравиться оригиналу. И делал это мастерски. Уже в 25 лет он имел свой творческий почерк, владел своим глазуновским фирменным стилем, колоритом и выразительным обаянием линии.
Окончив академию, Глазунов принял участие в конкурсе на здание музея народного русского искусства в Палехе и представил проект, выполненный в роскошном стиле. Так получилось, что опус Глазунова попался на глаза тогдашнему министру иностранных дел Андрею Громыко. Он был так восхищен работой никому неизвестного дебютанта, что пригласил Глазунова оформить интерьеры здания нового посольства Советского Союза в Испании.
По тем временам это был колоссальный успех.
Именно в Мадриде началась мировая известность художника.
В эти же годы Глазунов блеснул парадными портретами государственных деятелей. Особенно дар придворного живописца раскрылся в портрете Индиры Ганди, который Глазунов исполнил с такой откровенной лестью и с таким блеском, что был тут же завален заказами царственных особ, королей, президентов, но одновременно стал предметом зависти российских коллег и жертвой искусствоведов.
Долгие годы Глазунова не принимали в члены Союза советских художников.
Разумеется, это было несправедливо.
Вообще, рисовальщик Глазунов выдающийся, а вот его живопись, на мой взгляд, уступает его же линиям, которые как лассо готовы стреножить любую иноходь, схватить любую натуру.
В картине, посвященной памяти любимой жены Нины из легендарного рода Бенуа, видно каким обожанием колорита охвачено питерское прошлое рода в глазах Глазунова, где у мирискуссников на первом плане Красота, а всякая идея - лишь пена, шум и трескотня.
Вполне допускаю, что родись Глазунов на сто лет раньше, он бы легко вписался на равных в мир Бенуа, Бакста или Сомова и стал бы певцом закатных чар Серебряного века.
Между тем, Глазунов - художник атакующих идей.
В характере Глазунова непостижимым образом уживаются два начала идущие от предков: линия тишины и черта деловой хватки. Первая идет хотя бы от двоюродного деда иконописца, а вторая от предпринимателя, - родного деда Глазунова, - который управлял крупным концерном «Джордж Борман».
Как человек православия, Глазунов оказался необычайно чутким к миру древней Руси и армейскому духу императорской России. Для него Русь и Россия два крыла, на которых дух художника облетает прошлое. Отсюда особый зачарованный взор, каким он оглядывает восход и закат великой империи и та иступленная ярость, с какой он бичует большевистский коммунизм и его зловещее дитятко - русский неокапитализм 21 века.
При этом художник естественно не знает меры и явно демонизирует врага. Лица трех вождей Ленина, Свердлова и Дзержинского на полотне «Костры Октября» - портрет трех иродов из конницы апокалипсиса. В огромных полотнах художник славит Русь великих людей и проклинает большевистскую революцию, и марксистский морок и демократию доллара. С таким же азартом срывания масок Глазунов говорит и пишет о мировом масонском заговоре против страны Ариев, где святая Россия стала самой кровавой жертвой.
Но была ли Россия Гималаями духа?
Не мешают ли слезы любви увидеть истинное лицо прошлого, в котором, увы, на равных с иконой был и топор?
И почему страсть к боли, железные вериги с шипами, которые носил на своем теле патриарх Никон, стали окровавленной плащаницей нашей истории? Не тут ли ключ к самоистязанью России, которая на мистическом теле христианства занимает место раны христовой от удара римского копьеносца.
Другая сторона судьбы художника - нарастающий успех делового человека, который сумел создать практически свою малую империю, начиная от шевронов «ИГ», нашитых на куртки смотрителей государственного музея его имени, и заканчивая особняком, старинной усадьбой, в которой находится мастерская и резиденция Ильи Сергеевича.
На сайте художника выложены фотографии интерьеров царственного жилища и кабинета главы загадочной фирмы «МТ Мерката Трэдинг и Инжинеринг СА»… Что ж, тяга к роскоши у него в крови. Двоюродный дядя по линии матери был воспитателем самого императора Александра II.
Отдадим справедливость энергии мастера, благодаря ему воссоздана Академия живописи, ваяния и зодчества, - он ее бессрочный ректор - возрождена школа реалистической живописи, восстановлены интерьеры Большого Кремлевского дворца, возвращен к жизни архитектурный шедевр Баженова… и тут же в судьбе какая-то неопрятная масса салонных жестов: Ресин, Коржаков, Назарбаев, Шохин и его супруга Татьяна, Собчак, Бородин, Матвиенко, Илья Резник… первоклассные портреты перемешаны с работами поспешными и неудачными.
Кульминацией деловой хватки художника стала, пожалуй, исполинская картина, которую Глазунов недавно подарил Компартии Китая к 50-летию основания. Самое большое полотно в мире исполненное масляными мазками (!), где в ликующем стиле золотой зари предстали и первый император Китая Цинь Ши Хуанди и председатель Мао.
Именно эта черта предприимчивости и стала основой дикого раздражения советских художников против феномена Ильи Глазунова, причем впервые на неприятии живописца объединились начальники соцреализма и художники андеграунда. Одних злил талант нашего героя пленять властителей мира, других коробил культ реализма и возмущали проклятия в адрес Сезанна или Малевича. Первого Глазунов называл Марксом от живописи. Что ж, можно сказать, что Илья Глазунов за годы жизни потерял много близких друзей, но не потерял ни одного из своих врагов.
Глазунов продолжает быть Глазуновым.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
