Финансово-бюджетный кризис в Европе всколыхнул весь мир и заставил ведущих мировых аналитиков и политических деятелей говорить не только об угрозе долгового кризиса, но и о перспективах евро, как мировой резервной валюты. В интервью РИА Новости министр экономического развития РФ Эльвира Набиуллина рассказала, что правительство готово к любым колебаниям евро, выразила надежду, что нестабильность в Европе не окажет долгосрочного негативного давления на российскую экономику. Но, несмотря на это, правительственные экономисты просчитывают разные сценарии поведения единой европейской валюты.
- Тема финансового кризиса в еврозоне является одной из горячих мировых тем. Европа является нашим крупнейшим внешнеторговым партнером, на нее завязаны многие инфраструктурные проекты типа Северного и Южного потоков, Россия является активным получателем европейских инвестиций. В правительстве не анализируют долгосрочные последствия европейского кризиса с точки зрения его влияния на Россию?
- Конечно, правительство отслеживает ситуацию в еврозоне и в каждой из европейских стран. Ведь Европа - один из крупных наших партнеров, и значительная часть нашего экспорта идет именно в Европу или через Европу. А с учетом весомости экспорта для структуры нашей экономики, экономическое сотрудничество с Европой для нас очень важно.
Сейчас идет определенная сегрегация среди европейских стран. Мы можем выделить страны-лидеры, которые являются моторами выхода из кризиса. Их экономики задают динамику восстановления, наращивают экспорт. Наряду с этим, выявились слабые в экономическом отношении страны типа Греции, Испании и Португалии, проблемы которых определяются состоянием их бюджетов.
В условиях, когда ситуация в странах очень разная, достаточно сложно выработать согласованную позицию. В этом многие аналитики видят вызов евро как символу интеграции, и вот почему. С введением евро у отдельных стран пропадают самостоятельные рычаги влияния на способы выхода из кризиса, в их числе, к примеру, девальвация. Как известно, за счет девальвации государства часто выправляли кризисные ситуации в экономике.
Создав единую валюту, европейцы должны были тем самым разделить «на всех» и макроэкономические риски, в том числе и бюджетные.
Но это предполагало отказ от ключевых составляющих бюджетного суверенитета государств- членов ЕС, к чему они оказались не готовы 10 лет назад. Теперь, с запозданием, они двигаются по этому пути. Двигаются с большими сложностями.
Естественно, налогоплательщики «бюджетно-эффективных» государств не хотят платить за чужие грехи. Но сохранение евро в долгосрочной перспективе стоит этого.
Что ситуация в Европе означает для нас? Безусловно, на ближайшие годы Европа будет оставаться нашим партнером. Думаю, что спрос европейских стран на многие виды экспортируемой нами продукции сохранится, по крайней мере, в физическом выражении. Прежде всего, имею в виду экспортируемое нами сырье. Очень больших колебаний в этой части быть не должно. Хотя, безусловно, нам важно понимать, что будет происходить не только с объемами, а и с ценами на сырьевые товары.
Поэтому наша позиция заключается в следующем. Первое: мы должны выстраивать нашу экономическую политику, исходя из очень консервативных прогнозов цен на сырье. Подчеркну, из консервативных, но не заниженных. Только такие прогнозы будут реалистичны.
Второе: европейский кризис наглядно показал, как важно диверсифицировать структуру нашей торговли. Диверсифицировать не только номенклатуру продукции, но и, самое главное, географию нашего экспорта. Современные мировые центры развития, центры мирового спроса находятся в Азии, и нам нужно выходить туда не только с сырьевыми товарами, и не только с экспортом, но выстраивать с азиатскими партнерами совместные проекты.
К тому же возможная ревальвация юаня (а к этому Китай подталкивают многие факторы), может привести к серьезной перенастройке платежеспособного спроса в мировой экономике.
К переориентации мирового спроса «на юг» готовятся многие фирмы США и ЕС.
- Ситуация в Европе не является поводом для министерства экономического развития пересмотреть в сторону понижения какие-то экономические прогнозы?
- Как я уже говорила, мы составляем наши прогнозы достаточно консервативно. Что касается цен, то часто мы прогнозируем их ниже большинства ожиданий аналитиков и консенсус-прогнозов. Кризис подтвердил оправданность такого подхода. Наши прогнозы по ценам на нефть на 2009-2010 год оказались ниже факта. На 2010 год мы прогнозировали цену 58 долларов за баррель. Думаю, цена будет выше. Сейчас мы предлагаем Правительству пересмотреть прогноз цены на нефть в сторону повышения: до 76 долларов за баррель.
- А существует ли для министерства какой-то комфортный уровень курса евро с точки зрения реалистичности существующих макроэкономических прогнозов?
- Является ли курс евро комфортным или некомфортным для экономики в целом – это понятие сложное. Валюта должна стоить столько, сколько она стоит. Для экспортеров важно ослабление курса национальной валюты, это увеличивает их доходы. Для тех, кто конкурирует с иностранными производителями у нас в стране, также важно, чтобы рубль не укреплялся. И действительно, в период кризиса эффект девальвации сыграл в пользу многих из них. Для импортеров, в том числе, для тех, кто производит технологическую модернизацию, кто закупает новое оборудование, наоборот, выгоден крепкий рубль. Поэтому здесь нужен баланс интересов, и мы не должны проводить искусственную политику завышения или занижения курса рубля, потому что в любом случае такая политика отзывается, в том числе негативно, на условиях развития отдельных секторов экономики.
Что касается курса евро, то, как я отметила уже в самом начале, еврозона – это регион, в который мы много экспортируем, но экспортируем в значительной части сырье. Цены на сырье выражены в долларах, и, следовательно, основная опасность в том, что снижение стоимости евро может негативно сказаться на мировых ценах на нефть, газ, металлы. Что касается импорта, то Европа - это наш традиционный поставщик инвестиционных, высокотехнологических товаров, и ослабленный евро делает их более доступными. Таким образом, курс евро для нас - чувствительный фактор. Мы в министерстве прорабатываем разные сценарные условия, чтобы посмотреть, как будут вести себя экспорт и импорт, как будет вести себя ВВП, и какую надо в связи с этим проводить экономическую политику. Мы готовы к разному поведению евро.
- Не пугают ли правительство прогнозы некоторых иностранных аналитиков, что ситуация в еврозоне и есть та самая вторая волна мирового финансового кризиса, которую все ждали? И не считаете ли вы, что российским властям надо задуматься о превентивном пакете антикризисных мер, направленном на то, чтобы сгладить последствия финансовой нестабильности в Европе?
- Я бы воздержалась от того, чтобы говорить, что ситуация с евро может привести ко второй волне кризиса в мире. То, что происходит с евро, скорее, показывает, что экономика Европы, в отличие от экономик США и Азии, будет медленнее и с проблемами выходить из кризиса, при темпах экономического роста ниже среднемировых. Это мы должны понимать.
Считаю, что от негативных последствий такой ситуации мы должны застраховываться не только финансовыми мерами. Основной фактор устойчивости российской экономики – это не финансовые меры, а фундаментальные факторы: структура экономики, её конкурентоспособность. Никаким курсом мы не застрахуемся от явлений, связанных с низкой конкурентоспособностью наших отраслей. Никакой девальвацией вы не спасете предприятия с низкой производительностью труда. Занижение курса рубля имеет определенные пределы. Надо повышать конкурентоспособность, и тогда мы сможем жить с сильным рублем. И рубль будет сильным реально, на деле.
- Давайте вернемся к ситуации в российской экономике. В первом квартале рост ВВП составил чуть меньше трех процентов, что является ниже тех прогнозов, которые давало министерство экономического развития. Какая выстраивается тенденция в целом по году по итогам первых месяцев, выдерживаются ли те прогнозы, которые давал МЭР, с учетом того, что ситуация в экономике не везде устойчивая? И какие по состоянию на май 2010 года вы видите основные риски в российской экономике?
- Действительно, в первом квартале рост ВВП составил 2,9%. Эти цифры ниже, чем мы ожидали. Но пока нет некоторой детальной информации от Росстата, и цифры могут уточняться. При этом апрельские цифры и по промышленности, особенно по обрабатывающей промышленности, и по повышению инвестиций, и по росту в строительстве и розничной торговли позволяют надеяться, что оживление приобретает устойчивый характер. В этом году рост экономики будет не меньше четырех процентов. Скорее всего, будет больше.
В связи с этим, какие основные риски следующего года? Есть несколько факторов оживления, от которых зависит состояние экономики. Во-первых, экспорт, но он связан с внешними условиями. Замечу, что в среднесрочной перспективе наша зависимость от экспортно-сырьевой модели, будет сохраняться. Думаю, что ближайшие год-два цены на нефть будут относительно стабильными, что обеспечит привлекательность экспорта и развитие наших экспортоориентированных секторов.
Другим важным фактором оживления является потребительский спрос. С одной стороны, в этой сфере есть плюсы, связанные с ростом доходов и зарплат, то есть с укреплением ресурсной базы спроса. С другой стороны, потребительский спрос до кризиса поддерживался потребительским кредитованием. А вот в потребительском кредитовании перелома мы не видим, и это - риск для экономики. Надеемся, что банки будут более активно кредитовать потребителей.
- Хотя уже есть предложения свернуть экспресс-кредитование…
- Банки, обжегшись на кризисе, очень аккуратно относятся к заемщикам. В принципе, это хорошо. Ведь когда риски заемщиков недооцениваются, это приводит к масштабным проблемам в финансовой сфере.
Но потребительское кредитование должно развиваться. Кроме того, на потребительский спрос оказывает влияние и поведение населения. В кризис люди стали откладывать покупки. Интересный момент: у нас доходы населения росли даже в кризис, а вот потребительский спрос резко упал, гораздо более резко, чем он должен был бы упасть при таком состоянии реальных доходов населения. Здесь есть большая поведенческая, субъективная составляющая: на общем фоне неуверенности население откладывает долгосрочные покупки, предпочитая увеличивать сбережения., в прошлом году рост нормы сбережений был характерен для большинства, и мы надеемся, что потребительский спрос восстановится. Но для того чтобы исчезла неуверенность у людей, должно пройти время.
Инвестиции – ещё один важнейший фактор оживления экономики. По марту-апрелю мы видим положительную динамику, надеемся, что она закрепится. Хотя выйти на предкризисные темпы роста инвестиций, которые исчислялись двузначными цифрами, будет достаточно сложно, а в ближайшие годы вряд ли удастся. Нам важно выйти на темпы 6-8%, чтобы поддержать намечающийся рост в экономике. В связи с этим, обращу внимание на одну из важнейших наших проблем – на проблему банковского кредитования. Инвестиции требуют долгосрочных ресурсов. Собственных ресурсов у предприятий не так много, и понятно, что в кризис они и так просели, сократилась их прибыль. В этом – одна из причин того, что не все предприятия смогли воспользоваться нашей льготой, когда во время кризиса мы снизили налог на прибыль. Так вот, в банковском кредитовании только в марте зафиксирована положительная динамика, до этого тренд был отрицательный.
- Последовательное снижение ставки рефинансирования в течение последних месяцев не привело к оживлению кредитной активности?
- Понижение ставки рефинансирования не приводит к автоматическому повышению уровня кредитования. Сейчас проблемы с кредитованием у нас связаны не с отсутствием у банков ресурсов. У них есть ликвидность, а иногда - даже избыточная. Как объясняют сами банкиры, причина – в отсутствии заемщиков, которых банки привыкли кредитовать. Таких хороших заемщиков с хорошим финансовым состоянием у нас очень мало. Хорошие заемщики уходят на более привлекательные западные рынки, где они берут длинные кредиты по более низким ставкам.
Поэтому сейчас работа банковского сектора с реальным сектором должна претерпеть некоторые изменения. Первое - банки должны научиться оценивать риски кредитования заемщиков, пока они боятся. Второе – многие наши предприятия действительно оказались с плохими долгами. Если по банковскому сектору у нас была целая программа, которая позволяла работать с плохими активами банков: нарастить капитал, дать резервы под плохие активы, то многие предприятия так и остались с долгами. И банки должны это учитывать.
- А нет ли у властей желания или возможности так же системно помочь таким предприятиям, как помогли банкам год назад?
- Мы реально помогаем. На это направлена работа с системообразующими предприятиями. Усилия направлялись на то, чтобы предоставить госгарантии под новое кредитование или перекредитование, а также перевести краткосрочные долги в долгосрочные, тем самым улучшая финансовое состояние предприятий. Кроме того, у нас были специальные программы поддержки предприятий оборонно-промышленного комплекса, автомобильной промышленности, авиапрома. Но в ручном режиме можно помочь нескольким предприятиям, десяткам, может даже сотням, но не всем компаниям страны. Поэтому в целом по экономике такая проблема осталась.
Речь не идет о списании долгов предприятиям. Нельзя списывать им долги или покрывать их за счет государства. Кризис болезненно переживается всеми, но он, кроме всего прочего, всегда был и будет очищающим и оздоровительным моментом, когда неэффективные предприятия, в том числе и те, чья неэффективность маскировалась очень дешевой ликвидностью, должны уходить с рынка. Нельзя искусственно продлевать жизнь технологий прошлого века. Быстрый всплеск инвестиционной активности мы увидим не так скоро, как хотелось бы. Но будет более здоровый экономический рост.
Нам сейчас качество роста важнее темпов. Ни одна страна в истории не смогла устойчиво расти на чистом потреблении ренты, без обновления технологий и безжалостной выбраковки неэффективных производств.
И этот путь модернизации нам тоже надо пройти.
