В 1972 году Молотов не переставал удивляться: «Черчилль - один из руководителей победы, и до сих пор не могу дать себе отчет, как могло случиться, что он в 1945 году провалился на выборах». Факт в самом деле неординарный и труднообъяснимый. Некоторые романтически настроенные историки даже полагали, что с уходом «героев» наступило время посредственностей. Черчилль впоследствии как будто подыгрывал подобным комментариям, бросая, например, такие фразы: «Когда окончится война великанов, начнутся войны пигмеев».
Разумеется, Иден, пришедший на смену Черчиллю, и новый «хозяин» Белого дома Трумэн во многом уступали своим предшественникам. В 1944 году Трумэн, ставший кандидатом в вице-президенты США, отправился в турне по стране в специальном поезде. Содержание его обращений к американцам дошло до Президента Рузвельта, который был вынужден телеграфировать: «Остановите его от продолжения всех этих ужасно глупых выступлений». Однако парадокс заключался в том, что уже через несколько месяцев после инаугурации Трумэна 87% опрошенных жителей Америки одобрили его деятельность в качестве Президента США, и это было на 3% выше тех результатов, которые когда-либо доставались на долю Рузвельта. И хотя спустя три года к началу президентской кампании в 1948 году его рейтинг стремительно упадет до каких-то 36%, Трумэн выиграет эти выборы. По этому поводу «Харперс магазин» напишет: «Гарри Трумэн, испытывающий недостаток почти во всем, что необходимо лидеру, испытывающий даже недостаток в воли к руководству, в общем и целом справлялся с стоявшими перед ним задачами совсем неплохо».
Впрочем, в отношении Трумэна набиравшая силы отечественная американистика к 1960-м годам выдвинула свое объяснение такого успеха: «Трумэн верил в правило, которым руководствовались президенты США в середине XIX века: «То правительство лучше, которое правит меньше»… После активного и не всегда желательного для господствующих монополий вмешательства Рузвельта в хозяйство… взгляды Трумэна импонировали крупному капиталу. В правительстве США Трумэн не руководил, а председательствовал… поговаривали, что в сложное послевоенное время предпочтительно иметь в Белом доме «среднего» или «маленького» человека, так как «большой» человек, способный идти на большой риск, может совершать большие ошибки».
Черчилль был, несомненно, «большим» человеком, и к объяснению его провала на выборах 1945 года на первый взгляд применимы выводы американистов. Однако они не отвечают на вопрос, почему простой американец и британец поддержали не только «смену» еще недавних кумиров на «посредственности», но и одобрили их послевоенный курс. При этом надо иметь в виду, что ожидания от власти американского и британского избирателя были во многом диаметрально противоположны.
Английский историк Макс Хастингс пытается дать свое объяснение: «Британцы жаждали установления нового курса. Благодарность за достижения Черчилля в качестве военного лидера не могли никаким образом рассеять их убежденность в том, что он не тот человек, который сможет осуществить социальную революцию в том виде, как они ее себе представляли». Автор вспоминает одного из современников, который в первые послевоенные дни прочел на стене туалетной комнаты на железнодорожном вокзале надпись, которая гласила: «Уинстон Черчилль - мерзавец». Когда он поделился пережитым им шоком с одним из офицеров Королевских военно-воздушных сил, тот только пожал плечами и сказал: «Да. Настроения изменились. Мы сталкиваемся с этим повсюду… Люди ненавидят политиков». По мнению Хастингса, Черчилль сделал свое дело: «Англия вышла из войны победителем, но это было не в его силах удержать нацию от умаления ее роли перед лицом доминирования двух новых сверхдержав».
В самом деле, если Трумэн мог «пожинать» лавры Рузвельта и его послевоенные трофеи, среди которых одним из главных призов было ослабление Британской империи, то наследие Черчилля представляло для Британии немалое бремя.
Заместитель наркома иностранных дел Майский, долгое время работавший послом в Лондоне, 11 января 1944 года напишет под грифом «совершенно секретно» записку на имя Молотова по вопросам «будущего мира и послевоенного устройства». Записка была направлена руководству страны, включая Сталина. В ней, в частности, говорилось: «Англия, несомненно, выйдет из войны значительно обедневшей и ослабевшей по сравнению с прошлым. За эти годы она съела, например, почти все свои иностранные инвестиции и вынуждена была делать в США долги и платить за американские миноносцы базами и территориями. Продовольствие и оружие Англия получает сейчас из-за океана в порядке займа-аренды, причем еще не знает, как ей придется за это расплачиваться. Влиятельные американские круги собираются требовать с Англии компенсации в форме отмены имперских преференций, то есть открытия США ворот для завоевания рынков Британской империи. Весной 1941 года (еще до нападения Германии на СССР) покойная Беатриса Вебб (английский экономист, идеолог тред-юнионизма) мне как-то с глубокой грустью говорила, что к концу войны она ожидает экономической аннексии Англии Соединенными Штатами. В то время многие мыслящие люди в Англии думали так же. Конечно, вступление СССР в войну изменило общую ситуацию и в известной мере спасло Англию от американской аннексии. Тем не менее общее хозяйственное положение Великобритании после войны будет трудным и чреватым различными опасными последствиями, включая массовую безработицу».
Надо отдать должное Черчиллю, в последние годы войны он предпринимал титанические усилия для того, чтобы компенсировать огромные экономические потери и долги перед заокеанским союзником, с тем чтобы сохранить былое величие Британии. Со своей стороны Рузвельт отчетливо понимал, что колониальная система, в которой доминировал Альбион, является главным препятствием для осуществления глобальной экономической экспансии США. Даже в создании ООН Рузвельт видел возможность использовать эту организацию как инструмент в борьбе с колониализмом. У Черчилля оставался только один выход - компенсировать потери своей страны по праву победителя.
Поднять престиж и экономику Англии за счет послевоенного передела Европы - стало главной целью британского премьера, в то время как Вашингтон всячески противился подобным попыткам. Черчилль ведет активные переговоры о разделе Европы со Сталиным, пытаясь договориться с ним о разделе сфер влияния в Европе буквально накануне Ялтинской конференции, выторговывая себе «свободу рук» в Средиземноморье, в первую очередь в Греции, в обмен на Румынию и доминирование СССР в ряде других стран. Все это делается почти тайком от Рузвельта, и даже на конференции в Ялте Черчилль обращается со специальным посланием в адрес Сталина по поводу его планов относительно Греции. Сталин рассуждал вполне прагматично. Высказанное им по другому поводу мнение вполне отражает и его позицию относительно попытки Черчилля укрепить позиции Лондона в Европе и за счет Европы. В Ялте на недоуменные вопросы Молотова он отвечал: «Мы можем выполнять потом по-своему. Дело в соотношении сил».
«А Рузвельт верил в доллары, - вспоминал Молотов. - Не то что больше ни во что, но он считал, что они настолько богаты, а мы настолько бедны и настолько будем ослаблены, что мы к ним придем. <…> Когда от них пол-Европы отошло, они очнулись». Рузвельт ревниво наблюдал, как Черчилль пытается утвердить британский авторитет в оставшейся «пол-Европы», и поэтому решительно воспрепятствовал вмешательству Лондона во внутренние дела капитулировавшей Италии. Потерпели провал и попытки Лондона «собрать урожай» за счет промышленности Германии.
Наконец, кризис в Греции, которую Сталин якобы «уступил» Англии, вызвал крайне резкую реакцию Вашингтона, которого раздражало бесконтрольное хозяйничание англичан в этой стране и их попытки решать политические вопросы на Пелопоннесе силовыми методами. По этому поводу Рузвельт и Черчилль обменялись резкими посланиями. Еще раньше преподнес сюрприз Париж. Генерал де Голль отказал союзникам в праве обратиться к французам за поддержкой их армии в Европе и не поставил свою подпись на денежных знаках, которые администрация союзников хотела ввести в освобожденной Франции.
Соотношение сил и в самом деле сыграло роковую роль и для дальнейшей политической судьбы Черчилля. В глазах большинства британцев он оставался «человеком войны», а не мирного переустройства Европы, а стало быть и самой Британии. Однако было еще одно немаловажное обстоятельство, которое отшатнуло от Черчилля значительную часть избирателей. Усталость европейцев, не исключая, разумеется, и англичан, от войны трудно было переоценить. Вместе с тем Советский Союз в глазах значительного числа британцев был тем союзником, который приблизил победу к британским берегам. Авторитет Красной армии после победного взятия Берлина был огромен, равно как и осознание ее мощи. На фоне таких настроений в обществе Черчилль делает непоправимую ошибку, отдавая в разгар избирательной кампании приказ на разработку плана войны с Россией, прозорливо присвоив ему кодовое название «немыслимое» («unthinkable»)…
(Завершение следует)
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
