Нет, было бы уже каким-то самомнением напоминать после стольких событий минувших дней о «Чингисиане», о чем-то частном, личном, но, впрочем, не лишенном какого-то мистического смысла… Почему «Сокровенное сказание монголов», собранное из средневековых летописей в одном из книжных магазинов Москвы, вдруг подскочило в цене? Нет, нет! Не подумайте, что я что-то нагнетаю, придумываю или фантазирую. Этот факт - сущая правда…
Однако людей чисто прагматических и рациональных прошу не читать далее о том, что будет выглядеть в их умах заранее нелепым и совершенно невероятным…
Вернувшись домой, я, надо сказать, без должного пиетета положил «Чингисиану» на небольшую стопку книг у кровати и забыл о ней ровно до той поры, пока, находясь между бодрствованием и сном, мне не пришлось принимать «гамлетовское» решение: спать или все-таки не спать? Книга стала счастливым компромиссом между этими состояниями души современного обывателя.
Итак, устроившись не самым уютным образом под лампой, я начал читать:
«Ко времени твоей охоты ханской
На антилоп лесных
Их выследим мы и как можно ближе
К тебе подгоним их.
Степных джейранов
В стадо соберем,
Чтобы держались
Тесным табуном.
Так утесним их,
Чтоб они, бедняжки,
Толкались, терлись
Ляжками об ляжки…
А если кто
В час жаркого сраженья
Не выполнит
Твое распоряженье…»
И тут сморил меня сон... Странное видение открылось моему взору: люди и животные, смешавшись в одно стадо, отталкивая друг друга, издавая немыслимые звуки, в которых человеческие возгласы нельзя было отличить от крика животных, куда-то бежали. Обратившись назад, я тем не менее не увидел ни погонщиков, ни щелкающих кнутов. Справа от меня, в полутора шагах, стоял незнакомый юноша в светлых одеждах. Выражение его лица было удивительно спокойным. Куда-то пропал страх, что вся эта стремительно мчащаяся толпа–стадо сметет меня и раздавит. В это мгновение юноша заговорил со мной, вовсе не открывая уст. Между тем слова его, обращенные ко мне, звучали явственнее и проникновеннее, чем это бывает в реальной жизни: «Ступай за мною, я покажу тебе нечто». Все происходящее вокруг не оставляло времени для размышления, и я последовал за своим таинственным спутником.
Впрочем, слово «последовал» неточно. Мы оставались неподвижны, а все происходящее вокруг стало удаляться, постепенно уменьшаясь. Мы никуда не поднимались и не опускались, но, подобно зрителям театрального действия, наблюдали смену декораций и персонажей, которые были настолько реальны, что никакие мысли о «театральности» в тот момент не приходили мне в голову.
Перед нами в некотором отдалении предстала не то юрта, не то шатер. Рядом в живописном беспорядке дымились костры, на большей части которых кипели котлы, издававшие густой мясной запах… Повсюду были слышны гортанные звуки незнакомой речи, их далеко разносил степной ветер, приправленный пряным запахом полыни, конского пота и чем-то неуловимым, диким, свободным и одновременно жестоким…
Недолго пришлось мне наблюдать эту мирную картину. С невообразимым шумом и гиканьем многочисленная толпа женщин и детей окружила группу пленников, которых воины влачили к шатру. Отделив некоторое число несчастных, судя по всему наиболее знатных узников, они втолкнули их в юрту.
«Приблизься», - услышал я из нераскрывшихся уст юноши, и в тот же миг оказался внутри юрты, понимая, что остаюсь невидимым для присутствующих. Юноша неотлучно находился со мною.
На возвышении, напоминающем помост, устланный шкурами и коврами, стояло подобие скромного трона, убранство которого не было возможности разглядеть за фигурой человека среднего возраста с широким лицом, острыми скулами, с раскосыми, выразительными глазами, отличавшимися цепким, все подмечавшим взглядом, который мог неожиданно потухнуть, уйти в себя и стать совершенно непроницаемым и безучастным.
Пленники имели жалкий вид. Все, кроме одного. Он один не рухнул на колени, не пал ниц, но оставался стоять перед владыкой многочисленных народов, и только неестественная бледность выдавала его внутреннее напряжение.
Чудесный юноша удивительным образом, я это чувствовал, сообщил мне возможность слышать малейший шепот, малейший шорох. Надо сказать, что рядом с ханом, по левую и правую руку от него, стояли советники, вовсе не отличавшиеся особым смирением в присутствии своего господина. Один из них был очень стар, глаза его с нескрываемой ненавистью уставились на пленника. Другой, помоложе, хорошо вооруженный, помахивая нагайкой в правой руке, скривился в презрительной усмешке и также не спускал глаз с гордого пленника. Сделав два шага вперед, он замахнулся нагайкой, но едва заметным движением руки хан остановил его. Воцарилась тишина. Хан, сделал знак подойти старшему советнику и спросил: «Откуда он?» - «Он - русский», - ответил старик. «Какого роду?» - мрачно спросил монгольский князь.
- Министр. Это вроде воеводы, только по кочевой части.
- Гм… По какой же именно?
- Мы не могли выяснить, хан, но только он все время твердил о каких-то университетах и школах и даже говорил, что если мы его не отпустим, неминуемая беда поразит не только Русь, но докатится и до наших степей.
- Готов ли он платить дань?
- Да, князь.
- И чем же?
- Он готов прислать нам своих, как он выразился, учителей: физиков, химиков и других, которые будут учить нас, монголов, разным наукам. О природе, о земле, о Небе.
- О Небе? Что знают они о Небе?
И хан, впервые удостоив пленника своим вниманием, задал вопрос: «Каким богам ты поклоняешься?»
Сердце мое дрогнуло. Мне казалось, что жизнь моего соотечественника зависит от того, какой ответ даст этот человек, черты лица которого показались мне знакомыми. Я обратился к юноше, но он только приставил указательный палец к губам.
«Я не верю никаким богам», - ответил министр. «Ему конец!» - подумал я. Хан сверлящим взглядом, казалось, пробуравил пленника насквозь и спросил: «Как же ты и твои учителя будут учить нас о Небесном, если ты не веришь богам? Или, быть может, ты сам восходил на Небо?»
«Я - атеист, иными словами, безбожник», - вымолвил министр и бесстрашно взглянул в глаза хана. Хан явно отдавал должное отважным, но не прекратил допроса. «А как же твои учителя, эти физики и химики… - хан нерешительно повернул голову в сторону советника, – они тоже безбожники?»
«Возможно», - последовал ответ. Хан, прищурившись, отчего глаза его совсем закрылись, задал пленнику еще один вопрос: «А если мы заберем всех ваших физиков и химиков… Кто будет учить русских о небе и Небесном?» Едва заметная дрожь пробежала по всему телу пленника. Он молчал, потупив взор в землю. «Только не молчи», - пронеслось в моей голове. Не отвечать хану – означало верную гибель. Так и не поднимая глаз от земли, пленник тихо промолвил: «У нас еще есть священники».
Хан был прекрасно осведомлен о священниках на Руси. И, казалось, только этого и ждал. Он подал знак двум из своих слуг подойти ближе. Не спуская глаз с пленника, он спросил: «Ты голоден?» «Да, хан», - ответил пленник. «Сапоги твои совсем дырявы. Не хотел бы ты починить их?» «Да, хан», - отвечал пленник, явно не понимая, к чему клонит Великий Монгол. «Что же… разуй сапоги свои и отдай их сапожнику. Один из двух моих слуг – замечательный мастер чинить и делать сапоги, другой - пирожник, который может утолить твой голод. Все что тебе остается – это отгадать, кто из них кто, в противном случае ты умрешь от голода и будешь похоронен в дырявых сапогах».
В юрте наступила мертвая тишина. Я обернулся к юноше, понимая, что меня никто не видит и не слышит. В полном отчаянии я упал перед ним на колени и молил о помощи, обхватив его ноги, я просил помочь пленнику сделать правильный выбор. Тем временем пленник, разутый, с сапогами в руках, приблизился к ханским слугам. Юноша молчал, до сих пор безучастное лицо его приобрело выражение небесной грусти и жалости к пленнику. Он молвил: «Я пошлю тонкий луч света, не видимый ни для кого, кроме пленника. Но видящий глазами увидит ли и слышащий ушами услышит ли?»
И тут я увидел тонкий луч света, который из чела юноши струился в сторону одного из слуг. Это была спасительная подсказка: к нему и только к нему должен был подойти несчастный пленник… Но он, как будто ничего не видя и не замечая, подошел к пирожнику и протянул ему свои дырявые сапоги. Луч тут же погас.
Страшный хохот раздался в юрте. Казалось, предметы, люди - все сдвинулось с мест, подхватив этот громоподобный гогот.
Я поднял глаза и увидел прекрасные очи юноши, полные слез. Отчаянию моему не было предела. Будучи невидимкой, я не мог прийти на помощь несчастному. Хан всем своим телом содрогался от смеха, в то время как пленник весь сжался и не знал, что ему делать. Хан резко оборвал смех, и тут же примолкла вся юрта. Повелитель поднялся во весь рост. Глаза его горели гневом. Он оглядел всех присутствующих и, вперив свой взгляд в детей и наследников и указывая перстом на несчастного, сказал: «Века пройдут, имя мое прославится, и трепетать будут народы, и книгу напишут монголы, и «Чингисианой» ее назовут, но, если кто из народа моего усомнится в том, что был Чингисхан, и род его, и слава его, и подвиги его, - проклят да будет». «Проклят да будет!» - подхватили все монголы. «Ты же, - сказал хан пленнику, – ступай к народу своему. Если сохраните веру отцов ваших - останетесь народом крепким и сильным и сокрушите через века силу внуков и правнуков моих. Если же нет – все погибнете!... »
Я проснулся, не осознавая, где нахожусь, но с великим чувством облегчения.
Утром того же дня я прочитал в Интернете в рубрике «Дословно»: «Я считаю некорректным и неправильным преподавание в школе таких предметов (основы православной культуры) силами священнослужителей… Мы должны даже в названии предмета уходить от названия конкретных религий, потому что в ряде регионов это может сыграть некую провокационную роль». Министр А.А.Фурсенко.
«Слава Богу, живой!» – мелькнуло в голове… В тот же день я подарил книгу соседу, и уже не задавался вопросом, почему подорожала «Чингисиана».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
