Сергей Варшавчик, обозреватель РИА Новости.
Первых всегда помнят, им почет и уважение. Тень от них заслоняет вторых, чьи заслуги порой не менее велики. Так было с космонавтами Юрием Гагариным и Германом Титовым. То же самое, по сути дела, произошло и с русскими пилотами Петром Нестеровым и Александром Казаковым, которые совершили первый и второй воздушные тараны в истории мировой авиации.
Если про подвиг Нестерова написано и рассказано достаточно много, то о событиях, произошедших 95 лет назад, широкой общественности известно гораздо меньше. А между тем, лучший русский ас первой мировой войны Александр Александрович Казаков совершил 31 марта (по новому стилю) 1915 года нечто большее, чем просто таран. Он доказал не одному поколению летчиков, что можно таранить врага, и остаться при этом в живых. При этом Казаков нарушил своего рода «перемирие», установившееся между противниками после гибели штабс-капитана Нестерова в сентябре 1914 года, когда обе стороны не вели активных боевых действий в воздухе.
Надо сказать, что первые авиаторы были людьми самобытными, пришедшими в авиацию из других родов войск. Например, тот же Нестеров ранее был артиллеристом. Что же касается Казакова, то до Офицерской воздухоплавательной школы в Гатчине он служил офицером в кавалерии, в 12-м Белгородском уланском полку. Однако время требовало энтузиастов, и они явились, подавая пример другим в новом, неизведанном деле, которое требовало не только смелости, но и творческой мысли.
Казаков оборудовал свой самолет небольшим морским якорем-кошкой с пироксилиновой шашкой, рассчитывая зацепить при его помощи аэроплан неприятеля, что должно было привести к взрыву капсюля и детонированию пироксилиновой шашки, прикрепленных к «кошке». Впрочем, получасовой бой сложился совсем не так, как задумал летчик 19-го корпусного авиаотряда. В ходе преследования германского самолета «Альбатрос C.I», якорь зацепился за выступающие части машины российского офицера.
Впоследствии Казаков вспоминал: «Что было делать? Два фронта, сорок тысяч глаз - русских и немецких - смотрели на нас из окопов. Уйти, не сделав ничего, находясь в нескольких метрах от противника - позор перед этими двадцатью тысячами русских глаз».
Раздосадованный Казаков решил ударить колесами шасси по верхней плоскости «Альбатроса». «Что-то рвануло, толкнуло, засвистело, в локоть ударил кусок крыла моего «Морана», - позднее рассказывал Казаков. - «Альбатрос» наклонился сначала на один бок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз». Оба неприятельских летчика погибли. Но и Казаков сломал винт и задний край правого крыла своего самолета. Его машина с остановившимся мотором планировала и села рядом со своим аэродромом, при посадке скапотировав (то есть ударившись носом об землю). К счастью, пилот отделался легкими травмами.
За этот бой он был награжден золотым Георгиевским оружием и с этого момента стал русским летчиком № 1. Как позднее писал трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, «победа повышает престиж летчика перед однополчанами, вызывает доверие командования. Но самое главное, вселяет веру летчика в себя и в свое оружие. С этого начинается настоящее становление воздушного бойца. В таких схватках куется характер, исчезают робость и неуверенность. Даже внешне летчик, имеющий личные победы, выглядит иначе. Он смелее судит о бое, у него появляются свои взгляды, свои любимые приемы и формы маневра. И это правильно».
В 1916-1917 годах Казаков увеличил число сбитых вражеских аэропланов до 32, хотя официально ему было засчитано только 17. При этом воевал не только на Восточном фронте, но и во Франции. Был награжден орденом св. Георгия 4 степени, орденами св. Владимира 2 и 3 степеней, орденами св. Станислава 2 и 3 степеней, орденами св. Анны 2 и 3 степеней, французскими орденом Почетного легиона и Военным Крестом с пальмой. Был неоднократно ранен в боях.
Другим прославленным отечественным летчиком был штабс-капитан Евграф Крутень, сбивший 20 неприятельских самолетов (засчитано 15). Его наиболее «фирменные» приемы - атака с преимуществом в высоте, заход со стороны солнца в 50-100 метрах ниже противника, крутой боевой разворот в хвост вражеского аэроплана. Огонь он открывал с короткой дистанции: 19-15 метров. Лучшие пилоты Германии и Австрии в схватках с ним неизменно терпели поражение. Так, австрийский ас, обер-лейтенант Франк фон Линко-Кроуфорд, на счету которого было 30 побед, трижды встречался в воздухе с Крутенем и каждый раз был вынужден приземляться, спасая свою жизнь. Не случайно обозреватель одной из австрийских газет отмечал, что «русские летчики были и остаются для нас наиболее опасным противником, более опасным, чем французские».
Для полковника Казакова карьера оборвалась после революции. Лучший истребитель России попытался сработаться с новой властью. В частности, он вместе с группой пилотов удостоился приема у Наркомвоенмора советской республики Льва Троцкого, и даже некоторое время состоял членом комиссии по выработке новых положений и штатов истребительных авиаотрядов и авиагрупп. Однако увиденное в Москве и Петрограде укрепило его в убеждении выбрать другую сторону.
С июня 1918 года Казаков - в Архангельске. В составе Славяно-Британского авиаотряда командовал Русским дивизионом. Ему было присвоено звание майора Королевских воздушных сил. За год боевых действий был награжден 3 британскими орденами: «За боевые заслуги», «Военный крест», «За летные боевые заслуги». Воевал, как обычно, смело. В частности, прикрывая летом 1919 года эвакуацию британских войск из Архангельска и Мурманска, Казаков на бреющем полете расстреливал окопы противника из пулемета, вызывая искреннее восхищение у своих английских коллег.
Однако лучший русский ас отказался улетать вместе с интервентами. Он принял другое решение. Вечером 1 августа 1919 года Казаков покончил с собой, направив свой аэроплан вниз, в один из ангаров. На его могиле поставили надгробие их двух перекрещенных пропеллеров, а на белой доске вывели надпись: «Мир праху твоему, герой России».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
