Влад Гринкевич, экономический обозреватель РИА Новости.
Модернизация экономики в нашей стране стала темой номер один. О модернизации говорят чиновники, предприниматели и ученые; каждую неделю проходят конференции, форумы и семинары, посвященные теме инноваций. На прошлой неделе таких мероприятий было два: в начале недели эксперты «Опоры России» говорили о переводе на инновационные рельсы малого и среднего бизнеса, а в конце участники форума InfoSpace рассуждали о модернизации страны на основе информационно-коммуникационных технологий. За множеством слов не заметно лишь одного - самих инноваций. Кого-то это, возможно, шокирует, но логика развития российской экономики говорит о том, что в ближайшем будущем инновации востребованы не будут.
Новации и инновации
Не стоит поспешно обвинять российские власти в том, что они ничего не делают для модернизации российской экономики. Как сообщил во время своего выступления на форуме InfoSpace председатель комитета по экономической политике и предпринимательству ГД РФ Евгений Федоров, за последние годы принято «огромное количество» законов, призванных стимулировать развитие инноваций в России. Например, закон о малых предприятиях, закон о передаче технологий, закон о патентных поверенных, целая серия законов об институтах развития, и т.д. На цели модернизации государством выделяются немалые средства - только на институты развития, по словам г-на Федорова, потрачен 1 трлн рублей, еще 250 млрд рублей ежегодно идет на научно-исследовательские работы. Но, как признает депутат, большинство перечисленных мер не действуют. К примеру, за два года, минувшие с принятия закона «О передаче технологий», ни одной технологии передано (вернее, продано) не было. В итоге, как образно обрисовал ситуацию депутат, «построена значительная часть города под названием «инновационная экономика», проблема в одном: в этом городе никто не живет».
Это тем более обидно, что талантами наша страна не обделена: в основе примерно четверти современных мировых технологий лежат идеи, сгенерированные российскими инженерами и учеными. Россия способна производить новации (передовые идеи), но не способна трансформировать их в инновации - внедренные новшества, приносящие высокую прибыль. Возможно, прав Евгений Федоров, полагая, что все проблемы - в отсутствии у нас рынка интеллектуальной собственности. Главная продукция инновационной экономики - права на технологии и интеллектуальную собственность, а как можно продавать технологии, если такого понятия нет в российском законодательстве?
Сырьевая игла
Но, думается, проблема серьезнее и глубже. В городе под названием «инновационная экономика» никто не живет, потому что он никому не нужен. Основу российской экономики составляет экспорт природного сырья и полуфабрикатов. Практически, любая сфера современной жизни страны так или иначе завязана на «нефтянку». Судите сами: под сырьевую отрасль в нашей стране создана гигантская техническая инфраструктура, которую нельзя взять и разрушить. Большая часть властной и деловой элиты, и даже среднего класса, являются бенефициарами действующей экономической системы. И если бы только они, но ведь и «замирение» Кавказа, и социальные инициативы властей, осуществление антикризисных мер, в том числе поддержка крупных неэффективных предприятий, стали возможны только благодаря средствам, вырученным от экспорта сырья. Большой спорт, СМИ, нацпроекты и многое другое - все это работает на деньги сырьевых отраслей. И пока эта модель экономики действует, разрушать ее вряд ли кто-то решится: социальные последствия такого шага будут непредсказуемы.
Поэтому российское экономическое законодательство и внешнеэкономическая политика, что называется, «заточены» под сырьевиков. И наиболее важные экономические законы, принятые в последние время, направлены не на построение инновационной, а на консервацию сырьевой экономики. Вспомним хотя бы, что с 2009 года необлагаемый уровень стоимости барреля нефти при расчете НДПИ был увеличен с 9 до 15 долларов, а для нефтедобычи на шельфе и в Восточной Сибири были введены налоговые каникулы сроком до 15 лет. И это в тот момент, когда власти сетовали на дефицит федерального бюджета.
И ровно поэтому, появляющиеся новации остаются невостребованными отечественной экономикой. На InfoSpace была отмечена интересная деталь: уже несколько лет в России строятся (пусть и из иностранных комплектующих) или ввозятся для использования в научных учреждениях так называемые суперкомпьютеры, то есть ЭВМ с производительностью на несколько порядков выше обычных. При этом за последние три года количество таких суперкомпьютеров в промышленности неуклонно снижается.
Не надо думать, что инерционность мышления присуща лишь нам, русским. Запад, по примеру которого российские власти хотят модернизировать страну, тоже много лет консервирует устаревающую модель индустриальной экономики. Сейчас, например, модно говорить, об альтернативной энергетике, но даже в самой «продвинутой» в технологическом отношении стране - Соединенных Штатах - 85% энергетики основано на сжигании углеводородов. И, как подчеркнул в своем выступлении на InfoSpace член президиума РАН Владимир Бетелин, углеводородные технологии будут доминировать в мире еще 30-50 лет. То есть, до тех пор, пока не кончится нефть. Ведь не только в России, но и во всем мире построена гигантская углеводородная инфраструктура (заводы, трубопроводы, танкерные флоты и т.д.), которую нельзя безболезненно заменить. А мировой автопром, все площадки которого «заточены» под выпуск «бензиновых» автомобилей? Поэтому развитие инноваций на Западе, в том числе массовое внедрение суперкомпьютерных систем (этот процесс называют «второй цифровой революцией»), направлены на повышение эффективности существующих промышленных технологий. И если первая цифровая революция на рубеже 70-80 годов прошлого века повысила эффективность производства в разы, то сегодня успехи намного скромнее. Скажем, использование компьютерного моделирования компанией Boeing позволило на 8% улучшить эксплуатационные показатели двигателей и на 20% снизить потребление топлива. Американцы рассчитывают, что использование суперкомпьютерных технологий поможет на 15% уменьшить потребление топлива наземным транспортом. Но ведь и это десятки, если не сотни миллиардов долларов.
Всегда на шаг позади
По замыслу российских чиновников, модернизация в нашей стране должна быть не догоняющей, сводящейся к закупке разработанных на западе технологий, а опережающей, то есть привести к созданию условий, когда отечественная экономика создаст условия для создания и внедрения инноваций.
Но как это может случиться, если мы улавливаем лишь уходящие тренды? Взять хотя бы образование. Вторая цифровая революция навела власти США на мысль о необходимости реформы системы образования, которая, по словам Владимира Бетелина, должна «сделать образование более фундаментальным». Особое внимание предполагается уделить углубленному, фундаментальному изучению точных наук, прежде всего, математики и физики. Собственно, об этом и говорил американский президент Барак Обама, анонсируя свою реформу образования: «Америка поднимется на верхние позиции в математике и точных науках». Нетрудно догадаться, что подобные преобразования имеют целью не только выжать максимум из действующего технологического уклада, но и первыми «оседлать» новый, как только такая задача станет актуальной.
В России сейчас тоже идет реформа образования, но цель ее несколько иная: условно говоря, взрастить не человека-творца, а квалифицированного труженика конвейера и потребителя, способного разборчиво пользоваться результатами творчества других. Такая тенденция доминировала на Западе пару десятилетий назад, когда перед экономикой не стояла задача совершения качественного рывка.
Идеи российского правительства по созданию госкорпораций - это попытка, возможно невольная, но скопировать американскую модель экономики, основу которой составляют порядка 900 крупных предприятий (самые крупные, как Boeing, являются компаниями-отраслями), на которых трудятся в общей сложности порядка 30 млн человек. Внутри предприятий-отраслей, по сути, царит плановая экономика, их политика во многом согласуется и даже определяется государством. Появление таких мега-компаний стало объективным следствием первой информационной революции, а не прихотью государства.
Наконец, говоря об «опережающей модернизации» по «западному образцу», надо понимать: на Западе вообще не было никаких модернизаций. Англо-саксонская, модель экономики как минимум со времен промышленной революции сама по себе является генератором инноваций и периодического обновления технологических укладов.
Что же в таком случае ждет российскую экономику? Скорее всего, до тех пор, пока не исчерпан потенциал сырьевой экономики, внедряемые инновации в основном будут направлены на улучшение работы топливно-энергетического комплекса. Помимо них, как отмечают эксперты Института глобализации и социальных движений (ИГСО), будут востребованы недорогие инновационные, а подчас и псевдоинновационные проекты (как гибридный автомобиль Михаила Прохорова), запуск которых никак не повлияет на структуру экономики, но будет иметь довольно широкий общественный резонанс.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
