На прошлой неделе поредевшие легионы окололитературной общественности взволновал слух, запущенный «Литературной Россией»: Проханова меняют на Прилепина! Мол, уставший от трудов праведных 72-летний основатель газеты «Завтра» намерен переложить ношу восстановления «красной империи» на 35-летние плечи модного радикального литератора.
Слух вскоре опроверг сам Проханов. Мол, никуда уходить не собираюсь, просто обсуждал с потенциальными спонсорами финансирование газеты, упоминалась и фамилия Прилепина, а кто-то из собеседников «вынес сор из избы». Повторения пушкинско-державинской истории («Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил») не получилось: оба героя явно не дотягивают до уровня своих прототипов.
Но возникшая кратковременная паника высветила проблему – каким же убогим стало поле нашей словесности, если Прилепин и Проханов оказываются на нем самыми «раскрученными» именами, всерьез претендуя на преемственность, а значит – на ведущую роль в литературном процессе.
Убогим стало именно поле, литературная среда, а не отдельные писатели. В печати и в Интернете каждый день появляется множество талантливых, а порой просто прекрасных стихов и прозаических произведений. Но они остаются невостребованными, непрочитанными, необсужденными. Успех писателя – это ведь не просто некое достижение одинокого человека, составляющего из слов художественные тексты. Это еще и достижение общества, способного из массы графоманов выделить настоящего автора и поддержать его прежде всего своим вниманием. Россия Николая Первого, что бы о ней ни писали разочарованные Герцены, сумела выделить и поддержать Пушкина. Да, царю и Василию Жуковскому не удалось уберечь Пушкина ни от материальных проблем, ни от дуэли, но их ощущение (правильное!), что они являются современниками величайшего поэта России, уже тогда разделяли тысячи людей. Пушкин об этой поддержке знал. Она в конце концов и стала решающим фактором в его литературной судьбе, куда более важным, чем женитьба на не понимавшей его стихов Наталье Гончаровой или даже дуэль с не стоившим его ногтя секс-меньшевиком Дантесом.
А каких авторов выделяет и поддерживает современная литературная среда? Если бы лауреаты всевозможных литературных премий Проханов и Прилепин получили свои награды от государства, а не от читающей (увы, черт знает что) России, их можно было бы записать в разряд старых советских писателей-«гертруд» (Героев Социалистического труда) и забыть. Но они сегодня и в самом деле на коне, оставаясь властителями не самых светлых дум наших читающих сограждан. Почему?
Проханов – граф Хвостов современной русской литературы. Его напыщенный, перенасыщенный метафорами слог как нельзя лучше
напоминает Дмитрия Ивановича. Обращение к Ходорковскому («обращаюсь к вам, олигархическому Нельсону Манделе») или к латвийской даме-президенту («гнусная скособоченная карлица, маленькая злая колдунья») запоминаются, узнаются и несут видимый даже боковым зрением отпечаток авторской индивидуальности. Другое дело, что индивидуальность эта является пародией самой себя, хвостовщиной чистой воды. Но неискушенный в литературе автор (а значительная часть молодых писателей относится как раз к таким людям) может легко принять эту пародию за подлинник и решить, что вот ЭТО и есть литература. Хвостов когда-то сказал о подобных себе литераторах:
Потомства не страшись, его ты не увидишь
Увы, плоды трудов 72-летнего Проханова вполне отчетливо видны в похвалах годящегося ему в литературные внуки Прилепина. Тот даже умышленно или неумышленно имитирует в них стиль патрона.
«Вы, конечно, помните известные фотографии Проханова – то с автоматом в прерии, то под крылом самолета, то на светском рауте, то в лесу у писателя Личутина, то с оголенным торсом у бурной реки, то у домны пылающей. И везде – глаза его горят любопытствующе», - пишет Прилепин о Проханове в «Литературной газете».
Хотя подобное обилие социальных ролей у немолодого уже писателя должно бы наводить на мысль о некоем легкомыслии или, Боже упаси, легковесности. Кажется, еще римлянин Сенека говорил, что, находясь в слишком многих местах во время путешествий, мы рискуем не оказаться в конце концов нигде. Правда, все эти места в воображении Проханова оказываются встроены в какой-то безразмерный эпический контекст. Не квартирка-офис газетки «Завтра», а «литературная катакомба», «боевая антисионистская землянка» и т.д. Да и сам он в глазах своего апологета Захара Прилепина обретает мифические черты: «Проханов берет на себя задачу почти невыполнимую. Он, как атлант, пытается удержать страну, не дать ей покончить жизнь самоубийством»,- пишет Захар все в той же статье «Кочующий теплоход Александр Проханов» в «Литературке». Атлант, как известно, держал небо где-то у северной оконечности Атлантического океана. Туда за двести лет до Проханова протоптал тропинку граф Дмитрий Хвостов в следующих своих стихах:
В предел я поселился мрачный,
В прозрачный пояс непогод,
Где светлый жезл куют морозы,
Весной дышать не могут розы,
И где сердитый царь Борей,
Неистовым свирепством полный,
Далече посылает волны
Губить богатый злак полей.
Пушкин обожал сочинения графа Хвостова как объект для пародий, но когда современный Хвостов оказывается чуть ли не во главе литературного процесса, а «самый перспективный» молодой писатель современности не способен предпочесть Хвостову хотя бы Сумарокова, возникает ощущение неприятное. Неужели бес литературной безграмотности, давно подкарауливавший отечественного Пегаса, «взнес смерти на него резец»? (Это, кстати, еще одна цитата из Хвостова.)
О девяностых годах можно говорить и хорошее, и плохое, но для российской литературной среды это время оказалось губительным. Уход литературы в маргинальную часть прессы не был компенсирован появлением Интернета: вместе с новыми возможностями для малоизвестных авторов Интернет вызвал и волну дилетантства, снижение литературных стандартов. Между тем многим сегодняшним писателям хороший редактор нужен больше, чем вожделенная прежде возможность самовыразиться. Новое поколение входит в литературу, твердо зная: если ты не крикнешь о себе во все горло, тебя никто не услышит. Это в целом правильное в век бесконечной самораскрутки наблюдение требует, однако, одной поправки: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кричащее вовсю горло оказалось вороньим. Иначе вместо Державина и Пушкина мы получим Хвостова и Булгарина.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
