Вообще-то так, конечно, писать невежливо. Если Владимира Коренева, народного артиста России накрепко связывать с самой известной его ролью в кино, тогда и народного артиста Александра Галибина надо называть, к примеру, Мастером. Или - Пашкой-Америкой (эту роль он сыграл в фильме «Трактир на Пятницкой»). Но у Галибина такой одной, единственной, вернее, главной роли в кино не было, было много разных. И вот - жизнь их свела, а сейчас разводит: на прошлой неделе в «Литературной газете» опубликовано письмо 57-ми сотрудников Драматического театра им. Станиславского против своего худрука, Александра Галибина. Первая подпись - Владимира Коренева. Всех фамилий газета не расшифровывает даже на своем сайте, где длинное и сумбурное письмо дали без купюр, но в театре говорят, что из 57-ми актеров - всего тринадцать или четырнадцать, а из них трое - Кореневы, он сам, его жена и их дочь, все служат в труппе Театра Станиславского.
Письмо не на шутку разволновало театральную Москву.
В конце концов, не каждый день у нас в газетах можно прочесть письмо-вопль о помощи, которое в данном случае заканчивается словами: «Мы убедительно просим досрочно прекратить договор с художественным руководителем театра и его директором». А начинается: «У подавляющего большинства членов коллектива есть ощущение, что театр попал в руки некомпетентных, а возможно, и не вполне порядочных людей».
Если верить авторам этого послания, это уже не просто ужас, это - самый (или - самые?) настоящие ужас-ужас-ужас.
Одни успели назвать письмо доносом в лучших (или - худших, кому как нравится) традициях 30-х годов. Другие, скорее, готовы поддержать актеров и сотрудников театра, находя какие-то упреки справедливыми, перечисляя неудачные спектакли, вышедшие в театре уже при Галибине.
Прежде, чем высказаться, я позвонил одному из подписантов, одному из первых в опубликованном списке. Разговор затянулся на час. «Письмо писал не один человек, его писали все», - аргументировал он необходимость его появления. «Хорошо бы, - отвечал я, - чтобы кто-то потом перечитал его». В нынешнем виде послание сильно напоминает детскую игру, в которой каждый участник что-то дописывает, потом заворачивает свой фрагмент и передает следующему. Потом текст читают целиком под общий смех... Но то игра, а здесь даже когда смешно, это - смех сквозь слезы.
Апофеозом нашего разговора с известным актером стала его фраза: «Это письмо вообще не против Галибина!» Я выпросил разрешение использовать эту фразу. Наверное, и те, кто писали в 37-ом, и в 48-ом, и до того, и между, и после, - тоже верили, что выступают не «против», а «за». Но людей, за которых заступались таким вот образом, снимали с работы (в лучшем случае), арестовывали и даже расстреливали... С учетом исторического опыта стоит ответственнее относиться к слову.
Из письма: «В момент прихода нашего нового руководства ... драматургический “портфель” театра Станиславского состоял из пьес Шекспира, Мольера, Островского, Гоголя, Булгакова, Файко... Работала система премиальных вознаграждений, отлаженная годами и позволяющая эффективно и корректно управлять коллективом. Во многом это - заслуга прежнего директора, настоящего профессионала».
Смешно сказать: в портфеле любого театра всегда есть и Мольер, и Шекспир... Они, как и Чехов, и Островский, - у каждого под рукой. А режиссер, мне кажется, должен искать свою дорогу, в которой, конечно, могут быть и Мольер с Шекспиром, но должны быть и другие. Галибин выбрал Дюрренматта и Жироду, не худших авторов. А начал с пьесы Николая Халезина, лидера белорусского Свободного театра. До того пьеса получила две или три премии в России.
Сохранилась легенда: получив ее однажды вечером, Олег Павлович Табаков, имеющий нюх на хорошую драматургию, прочитал ее, не отрываясь, и в восемь утра уже звонил автору в Минск договариваться о встрече. Хотел, чтобы в этой современной притче главную роль сыграл Константин Хабенский, потом говорили о приглашении на эту роль Леонида Ярмольника. Сменив нескольких режиссеров, худрук МХТ от этой затеи вынужден был отказаться. Галибину пьеса понравилась, но на первую постановку он пригласил молодого режиссера.
Позволю себе следующее предположение: Виктор Борисович Шкловский ввел в советское литературоведение термин из ветеринарии - пробник, так называют непородистого жеребца, который "разогревает" кобылу перед тем, как за нее возьмется порядочный заводской экземпляр. Вот мне кажется, худрук, в тот момент не знакомый с труппой, решил присмотреться к актерам, наблюдая за репетициями молодого коллеги. За две недели до премьеры он отстранил его и выпустил спектакль сам. Судить по спектаклю о пьесе я бы не советовал, пьеса мне кажется интереснее, но и в спектакле, который удачей не стал, есть, как говорится, за что зацепиться и глазу, и уху.
Путаница в словах и в мыслях - такое впечатление, помимо общего неприятного вкуса, оставляет письмо «наверх».
Вот авторы апеллируют к прежнему директору, «настоящему профессионалу». А несколькими страницами ниже упрекают нового худрука в том, что «на территории театра расположились три ресторана, сигарный бутик, ювелирный бутик, магазин сети Дженифер Лопес, кинокомпания, телеканал, компания по подготовке кадров ресторанного работника». Но все или почти все эти организации прописались, отнимая у театра то просторное фойе, а потом и часть зала (!) как раз при этом замечательном директоре. И Галибин, когда шел в театре, насколько я знаю, был предупрежден, что в этих старых историях ему лучше не разбираться. Ничем хорошим это не закончится. Актеры, а тем более главный бухгалтер, подписавшая письмо, прекрасно об этом осведомлены, - не станем же мы их подозревать в совершенном беспамятстве.
Театр, читаем, «несмотря на трудности ... жил насыщенной жизнью, результатом которой был неизменный интерес зрителей к нашим спектаклям. Театр “дышал полной грудью”». Пишут те, при ком за последние 15 лет сменилось несколько худруков и главных режиссеров: Виталий Ланской, Роман Козак, Семен Спивак, Владимир Мирзоев, Татьяна Ахрамкова... Накануне прихода Галибина театр находился в тяжелейшем состоянии и те, кто сегодня пишут про «полную грудь», звонили влиятельным и невлиятельным знакомым, ходили в столичный Департамент культуры с одной-единственной просьбой - как можно скорее избавить их от худрука, которая никак не могла избавиться от самого распространенного в России недуга.
Теперь те же люди, получается, упрекают Александра Галибина в том, что тот заставил их работать: «несколько странными показались намеченные шаги по пути к “спасению”: пять премьер в сезон и строительство малой сцены в аварийном здании, занимаемом мастерскими. И это в кризисный год, при постоянно обсуждаемом нашим руководством сокращении финансирования новых постановок, фонда заработной платы и расходов на ремонт и капитальное строительство». Пишут, что «Малая сцена была открыта в обход всех мыслимых норм безопасности – без разрешения пожарной, санитарной, налоговой и финансовой инспекций. Здание бывших мастерских находится в аварийном состоянии, с ветхими перекрытиями, ... аварийного выхода нет, коммуникации давно отжили свой век, всё пропитано запахами лакокрасочных материалов из столярной мастерской...». Я был там на премьере «Аварии» Дюрренматта, где лучшие за многие годы роли сыграли и Коренев, и Марк Гейхман. Запахов неприятных не почувствовал. Читая этот пассаж, как не вспомнить приписываемое Андрею Тарковскому, сказанное в разговоре: «Актеры - не люди». «А кто же они?» - спросил его собеседник. «Они... - Тарковский задумался, - они - всё». Актеры Театра Станиславского пытаются снять худрука за то, что тот «словно хочет вытравить саму память о блестящем прошлом нашего театра». А Галибин на свои деньги и деньги своего приятеля закупает в букинистическом коллекцию старых программок театра и к открытию Малой сцены приурочил небольшую выставку, посвященную яншинской студии, в которую когда-то ходили и Гейхман, и даже Никита Михалков, а Коренев, кажется, был уже среди учителей.
Никак не складывается картина сказочного злодея, с клыками и когтями.
Если и есть за что привлечь Галибина к ответу, так, скорее, за непоследовательность и мягкотелость. За то, что, например, не сумел за полтора года работы найти верного главбуха, если нынешний подписывает письмо и, судя по всему, снабдил его конфиденциальной финансовой информацией. И т.д.
Вероятно, худрук не всегда был вежлив с подчиненными, о чем свидетельствуют подписи билетеров и монтировщиков. Я знаю, в «Современнике» эта часть служителей буквально боготворит Галину Борисовну Волчек. Значит, сложились правильные отношения. А Галибин этого сделать не сумел. Плохо. Хотя о режиссерах ходят самые разные легенды, - например, про Додина мне рассказывали, что тот бьет актеров на репетициях. Я не выдержал и однажды спросил у него, правда это или нет. Лев Абрамович был сильно обескуражен и как-то искренно, даже с некоторым простодушием стал объяснять: ну, как... да, когда надо что-то показать, иногда, наверное, было, хватал кого-то за грудки... но так, чтобы ударить... Это зависит еще и от восприятия. Андрей Александрович Гончаров, известно, общался почти исключительно на повышенных тонах. И что?
Георгий Александрович Товстоногов однажды заметил, что если бы не целая череда его спектаклей, великих спектаклей, он вошел бы в историю убийцей актеров. Галибину, следуя этой логике, во что бы то ни стало нужно сегодня поставить хороший спектакль. Это понятно. Как это сделать в нынешней непростой ситуации - это вопрос.
Подписавший письмо первым, Владимир Коренев пишет о себе в третьем лице: «Народный артист России Владимир Борисович Коренев, человек, посвятивший нашему театру всю свою жизнь, всенародно любимый артист, 70-летний юбилей которого мы собираемся отмечать в июне этого года, получил унизительный выговор ни за что!». Как это «ни за что»? Все знают за что. За то, что, никого не поставив в известность, предложил сыграть спектакль «Мужской род, единственное число» покороче. Кто не знает - в этой бульварной комедии актер, в письме ратующий за Шекспира и Мольера и пищуший про намоленные стены - играет мать героя, сменившего пол и ставшего мужчиной. Маленькая такая деталь. Сыграли короче на 40 минут! Наверное, стоило за такое самоуправство как-то строже наказать, - Галибин же решил не ссориться и ограничился выговором.
А актеры - хищники. Если чувствуют слабость, тут же нападают.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
