Дмитрий Бабич, обозреватель РИА Новости.
О том, что американский писатель Джером Сэлинджер на 92-м году жизни умер у себя в доме в штате Нью-Гэмпшир, прессе сообщил сын писателя. Иначе об этом событии никто, может быть, и не узнал бы. Да и до журналистов Сэлинджеру-младшему было, наверное, непросто дозвониться с непривычки. Ни сам писатель, ни двое его детей практически не общались с прессой с 1965 года. Краткие миги общения сводились к требованию не беспокоить. Не ждать, не верить, не просить. И не околачиваться около дома у городишка Корниш, где писатель за высоким забором прожил около полувека. Молчание столь долгое, что возникает эпический эффект - как в сказке про Илью-Муромца или в книгах Воннегута.
Многих такое отношение к читателям оскорбило. Ведь есть же бренд, марка, фирменный знак - роман «Над пропастью во ржи», проданный во всем мире в количестве многих миллионов экземпляров. В двадцать первом веке даже литературный миф обязывает. Его нужно оправдать. Мир - супермаркет, ты - продукт. Повышай свою капитализацию.
Огромное большинство писателей послушно повышают. Жизнь современного литератора - это марафон. Если ты стал писателем, нельзя написать только одну или две книги. Будь готов написать двадцать, а еще лучше тридцать. К этому не просто располагает, а обязывает современная книжная индустрия, где автор получает копейки. Чтобы жить только литературой, необходимо стать этакой неутомимой поп-звездой, выдающей на-гора романы, а в дополнение к ним, почти непременно, - разводы, разоблачения власть имущих, разочарования и очарования в религиозных культах.
Сэлинджер в эту игру играть не захотел. Последний его прижизненный снимок папарацци сделал с риском для своей физиономии: разъяренный старик норовит врезать по камере сумкой с продуктами. Не лучший метод остаться в истории? А что лучше?
Как-то раз я видел «запуск» новой тиражной книги иностранного автора в России. В заранее снятый гостиничный номер к писателю заводили журналистов. Парами. Каждой паре - не больше пятнадцати минут на вопросы. Плюс фотографы. Никогда не видел ничего более неприличного. Нечто вроде съемок порнофильма с элитной проституткой. На имитацию любви - не более пятнадцати минут.
А Сэлинджер не любил имитации. Поиск подлинности, настоящести - главная тема его книг. Ради этой подлинности его герои всегда готовы отказаться от американского императива - во всем быть первыми. Холден Колфилд в романе «Над пропастью во ржи» совсем не интересуется ни Ромео, ни Джульеттой. Ему интересно говорить про Меркуцио - персонажа второго плана, того самого, который кричит - «Чума на оба ваших дома!» Фразу запомнили все, а героя помнят очень немногие.
В рассказе «Выше стропила, плотники» главный герой говорит про своего брата Симора, которого невеста и потенциальная теща подозревают в безумии из-за неблагоприятных отзывов журналистов и других сторонних лиц: «Я сказал, что вся эта дешевка - разные критики и фельетонисты - только и знали, что похлопывать его по плечу, но ни один черт так и не понял, кто он такой на самом деле. А он поэт, черт их дери. Понимаете, настоящий поэт».
Когда-то, в шестидесятые годы, Сэлинджер изменил среду обитания советских людей. Благодаря переводу Риты Райт-Ковалевой, замечательно отобразившему ритмику подростковой речи Холдена Колфилда, в русский язык (и не только в молодежный сленг) вошли дружеские обращения «старик» и «старина», а также другие неподражаемые выражения, по которым поклонники Сэлинджера распознают друг друга на всех континентах. «Безъязыкая» умная улица наконец-то обрела свой язык. Он слышится нам в книгах Аксенова, Гладилина, Войновича, даже в некоторых вещах современных, почти молодых - от Нарбиковой до Терехова.
Герой Сэлинджера оказался очень созвучен советской молодежи не только из-за сленга, но и из-за своего неприятия «липы» (если бы Райт-Ковалевой не мешали цензоры, она наверняка написала бы - «лажи»). Когда психоаналитик, «наведенный» на Симора любящей тещей, спрашивает, почему ему показалось, что речь президента Линкольна по поводу сражения у Геттисберга «нечестная», тот отвечает: «Под Геттисбергом было убито 51 112 человек и если уж кому-то пришлось выступать в годовщину этого события, так он должен был выйти, погрозить кулаком всем собравшимся и уйти. Конечно, если оратор до конца честный человек».
Напомню: после войны многие фронтовики рекомендовали отмечать годовщину конца войны не как день радости, а как день скорби. Наверное, Сэлинджер бы их понял.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
