Вчера умер Сэлинджер. Никто, конечно, не ждал, что прошлогодняя цепочка смертей под бой курантов вот так возьмет и оборвется. А если ждал, то уже имел горькую возможность разочароваться: еще не закончился первый месяц года, а с нами больше нет ни сказочника Сергея Козлова, ни актера Алексея Полуяна, ни режиссера Эрика Ромера. Но смерть 91-летнего автора «Над пропастью во ржи» вовсе не оправдывает несметное число прошлогодних похорон. Уход Сэлинджера, хочется верить, возвращает смерть как явление на свое – давно посрамленное – место.
Дело даже не в эпическом умиротворении, которое охватывает нас при словах Сэлинджера-младшего: умер «просто от старости». При том образе жизни, который вел писатель (буддийские практики, нетрадиционная медицина, макробиотика, полное безразличие к светской суете), он бы мог оставаться на земле до мафусаиловых лет. Но вся его деятельность в последнее время сводилась к ограничению своей персоны, к попытке остановить неконтролируемое тиражирование (как это ни смешно звучит про писателя) самого себя.
Сэлинджер строго запретил печатать свои письма, не позволил состояться экранизации «Над пропастью во ржи», остановил производство сиквела к этому своему знаменитому роману. Интересно, кстати, как теперь поступят наследники
– повторят неудачную попытку Дмитрия Набокова озолотиться на папиных огрызках? Или будут строго блюсти заветы родителя?
Наверняка существует официальное завещание Сэлинджера, и мы вскоре узнаем посмертную волю писателя. И совсем не исключено, что в завещании написано: «делайте, что хотите». Поговаривают, у него в столе хранятся несметные сокровища – но мы же ничего не знаем, нас так редко посвящали в прижизненные дела Нью-Хэмпширского затворника.
Мы можем только предполагать: увлеченный восточными религиозными учениями Селинджер стремился взять под контроль судьбу своих слишком живых книг. «Над пропастью во ржи» - любимый роман пацифистов всех стран, все-таки послужил поводом начитавшегося психопата застрелить Джона Леннона. Но ведь убийца Ганди тоже был книголюбом, пламенным почитателем «Бхагавад-гиты»! Не запрещать же теперь вообще все книги. Что написано пером, обратно в стол не спрячешь, особенно когда оно десятилетиями блестяще продается.
Ограничения распространялись только на ранние и наоборот – совсем новые публикации: Сэлинджер наверняка что-то писал, но любые попытки выпустить это в свет можно было осуществить только через его труп.
И вот, Сэлинджер покинул нас. Конечно, мы не радуемся, что теперь, вместе с наследниками сможем без ограничений «вертеть его швейную машинку», но отчего-то и траур в душах медлит и тоска нейдет. Оттого, наверное, что именно Сэлинджер приучил многих из нас к мысли, что смерть – не безносая карга, а обещание новых приключений. Для покойника. Но и оставшиеся могут принять посильное участие.
Прямо сейчас, одновременно с тихим отбытием писателя в лучшие миры, на наши экраны выходит совершенно не посторонний этой истории фильм. Он причудливо называется «Воображариум доктора Парнаса» и был снят режиссером Терри Гильямом – тем самым, который придумал «Смысл жизни по Монти Пайтон», «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» и «Страну приливов».
«Воображариум», несмотря на всю свою красочность, – тоже фильм о смерти, даже если изначально сценарием это не подразумевалось. Роль авантюриста Тони в нем сыграл недавно умерший Хит Леджер – и это была его последняя роль. Больше того, фильм остановился где-то на середине, когда умер Леджер, и Гиллиам уже почти решил сворачивать лавочку, пока сам сюжет не подсказал ему выход.
Сюжет, к слову, такой: по современному Лондону, городу, как выясняется, кабаков и борделей, разъезжает цирковая кибитка с передвижным шоу доктора Парнаса. Сам доктор (Кристофер Пламмер), тысячелетний фокусник, любитель пари с дьяволом (Том Уэйтс), умеет, впадая в транс, забрасывать посетителей в их собственное воображение. Его дочка-подросток Валентина, ее инфантильный ухажер Антон а также инфернальный карлик с горем пополам обеспечивают шоу посещаемость и спецэффекты.
Воображаемый мир, естественно, у каждого свой – ребенок попадает в карамельную страну, а пожилая мадам созерцает психоделические нагромождения гигантских туфель. Когда в свое коллективное воображение попадает сразу несколько украинских бандитов, они встречают Верку Сердючку и отправляются на чарочку в крытую соломой пузатую хату. Но путешествие в Воображариум небезопасно: спустя какое-то время путешественнику нужно определиться с направлением – выбрать заманчиво-легкую дорожку дьявола или тернистый путь Парнаса. В этом и заключается суть всех пари – кто быстрее, Сатана или иллюзионист, наберет нужное количество душ, тот получит приз. В последнем пари таким призом становится Валентина.
Самое интересное начинается, когда в фильм врывается герой Хита Леджера. Он ставит все вверх дном, модернизирует
шоу, изменяет ход тяжбы, умирает, воскресает… И в конечном счете пропадает. Чисто физически Леджер не мог встать из гроба и доигрывать оговоренные контрактом сцены. Гилльям уже решил пропустить отснятый материал через шредер. И тут случается замечательный поворот. В команде Воображариума – замена: вместо Леджера пройдоху Тони в оставшихся фрагментах по очереди играют Джонни Депп, Джуд Лоу и Колин Фаррелл.
Можно сколько угодно шутить по поводу подтекстов: дескать, Леджер в воображении (а именно в эпизодах, происходящих в зазеркалье, его подменяют) видит себя Джонни Деппом, или Джудом Лоу. Или пророчить кранты устоявшейся системе гонораров: все равно кого угодно можно заменить на кого угодно. Или даже ворчать, что авторы «Воображариума» пиарятся на чужой трагедии. Но торжественность факта от этого не уменьшается – киношники победили смерть. Фильм мог уйти на свалку, и никогда бы мы его не увидели, но актер умер, а его ближние живы и продолжили дело, наплевав на собственный график и гонорары. Их Депп сотоварищи отдали семье Леджера.
«Смерти нет» - этот простой пример действует эффективнее стадионных проповедников. Точно так же работают рассказы Сэлинджера. Уверен, есть люди, которых с души воротит от мистики, от Сэлинджера, от друзей, уехавших на зиму в индийские ашрамы. Им бессмысленно смотреть и «Воображариум» - там плохая графика и путаный сюжет. Но что-то подсказывает мне, что с концом прагматичных нулевых годов интерес к чудесному будет постепенно возвращаться. Только посмотрите: «Молодость без молодости» Копполы, «Не думай про белых обезьян» Мамина, «Фонтан» Аронофски – все это провальное кино сейчас, но будь оно в прокате году в 1994…
В книгах Селинджера смерть побеждается не вдруг, и не самим покойником. Симор Гласс стреляет в себя в первом же рассказе цикла «Девять историй», а приручать и осмыслять эту внезапную смерть – уже дело оставшейся на земле родни. Если бы сам Симор вдруг встал и снова пошел ловить рыбку бананку – получилась бы или библейская история, или модный сейчас жанр «Над пропастью во ржи и кровососущие уроды». Над этим можно было бы только посмяться. Но факт смерти отменяют живые – те, кто хранит память Симора, скучает и ждет встречи, пусть даже они по собственным убеждениям и научились преодолевать «конечномерность пространства». Дело тут не в сверхспособностях братьев и сестер Симора – это такой же спецэффект, как фальшивое зеркало, за которым начинается волшебный мир – из «Воображариума». Гораздо важнее, что эти ребята, Глассы, такие живые, страдающие, рефлексирующие. Именно за это мы их любим. Именно этим они оправдывают мистический туман, которого напущено повсюду у Сэлинджера.
У автора «Саги о Гласах» осталась не только родня и наследники. Кроме них, есть еще несколько поколений читателей. Тех, кто его любил и не обращал внимания на долгое молчание и затвор, не обижался, что никогда не увидит Джека Николсона в роли Холдена Колфилда. Тех, кто вдохновляясь этими историями, сами писали хорошие книжки и с их помощью помогали другим не отчаяться или поверить в чудо. У Сэлинджера осталось гораздо больше, чем у многих ушедших до него. Но приобрел он еще больше, чем потерял: если до этого времени ему вряд ли приходилось подолгу общаться со своими дорогими Гласами, то теперь, там, в Воображариуме, у них целая вечность, чтобы поговорить.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
