О программе «Чистая вода», инвестиционной стратегии компании, перспективах установки в домах единого фильтра, рассказал в интервью РИА Новости генеральный директор Группы компаний «РОСВОДОКАНАЛ» Александр Малах.
- Как вы относитесь к программе «Чистая вода»?
- Программа довольно сильно изменилась в лучшую сторону по сравнению с тем, что было в начале. На 2010 год планируется выделить 10 миллиардов рублей. Это, конечно, просто капля в океане, но и эти средства можно направить на какие-то точечные полезные вещи, в частности, образовательные или начать реализацию пилотных проектов по улучшению ситуации в тех городах, где это критично. Куда важнее то, что привлечено внимание к проблеме на самом высоком уровне. Власть продемонстрировала свою готовность к изменениям именно в этой сфере, она четко и недвусмысленно заявила, что надо срочно что-то делать. Это покажет регионам, что проблема воды действительно важна. Ведь у регионов множество проблем, и каждый губернатор или мэр решают эти проблемы в соответствии со своими представлениями о приоритетах.
- Насколько жестко государство отслеживает качество воды?
- Достаточно жестко, однако принцип, в соответствии с которым это делается, непродуктивен. На мой взгляд, правильный механизм такой, если есть претензии к качеству, нам следует дать срок на то чтобы модернизировать оборудование, внедрить технологии, а уж потом наказывать штрафами за невыполнение требований. При этом, штраф должен быть настолько велик, чтобы предприятие, халатно отнесшееся к этой задаче, было обанкрочено. В идеальной ситуации чиновники должны сказать: «Мы вам вменяем в обязанность за пять лет что-то построить, а потом будет штраф».
У нас в стране все по-другому. В соответствии с распоряжениями Минприроды с 2010 года на водоканализационные предприятия могли налагаться значительные штрафные санкции, в случае выявления нарушений. Но откуда мы возьмем средства на то, чтобы в срочном режиме качественно обновить наши сети? Мы же в регулируемой отрасли находимся. Сейчас пока приостановили действие этих драконовских мер.
- А как строится политика компании в сфере качества воды?
- Мы работаем так, чтобы качество воды, на выходе из водозабора, соответствовало всем стандартам. И уверяю вас, из всех наших водозаборов идет чистая вода, качество которую можно сравнивать с качеством какой-нибудь «Аква Минерале»,
А вот состояние городских водопроводных сетей действительно пока плохое. Ну а как может быть иначе, если в год меняется примерно 1,5 % труб. Это данные по России в целом. Поэтому так активно обсуждается вопрос о применении фильтров.
- Имеет ли смысл установка единого фильтра на дом или жильцам следует самим ставить себе фильтры?
- Это серьезный вопрос. Сейчас активно обсуждается вопрос установки единых домовых фильтров, а то и прокладки третьей питьевой трубы. Это пока, на мой взгляд, утопичная идея. Ведь, по сути надо переложить миллионы метров водопроводных сетей. По-поводу же единых домовых фильтров, следует, сначала просчитать, какова стоимость владения этими устройствами. Тем более, что они нуждаются в аккуратном обслуживании: регулярной чистке и замене кассет. Может быть, окажется, что дешевле бутилированную воду покупать.
Кроме того, я не уверен, что надо так хорошо чистить эту воду – заметьте, что мы чистим воду для унитаза этими фильтрами, если они устанавливаются на дом.
- А вы сами занимаетесь разработками в сфере очистки?
- Нет, мы используем уже готовые технологии. Правда, мы сотрудничаем с компаниями-производителями оборудования для водоочистки, и мне кажется, что это более эффективный вариант.
- Какова стратегия «РОСВОДОКАНАЛА» в плане замены оборудования? Сколько вы планируете на это потратить?
- Оборудование действительно изношенное и требует замены. Но это очень большие инвестиции. По оценкам властей, чтобы сейчас заменить все, и качественно улучшить ситуацию, требуется потратить более 15 триллионов рублей за ближайшие 5 лет. Поэтому следует здраво оценивать ситуацию: никакой инвестор не будет вкладывать деньги в то, что не окупится в разумные сроки.
Сфера водоснабжения – это так называемый общественный или социальный сектор экономики. Большая часть наших сооружений служит многим поколениям горожан. Однако затраты на их строительство крайне высоки. Например, в Краснодаре, для обеспечения нормальной жизнедеятельности этого большого южного города нужно построить обводной коллектор – огромный тоннель, по которому идет канализация. По сути дела, это метро без станций. По нашим оценкам, проектирование и строительство такого сооружения «потянет» на миллиард долларов. Если же оставить все как есть, то возрастает риск экологической катастрофы. Ни у города, ни у Краснодарского края таких средств просто нет! Поэтому проекты такого масштаба, безусловно, должны осуществляться в рамках целевого государственного финансирования.
При этом сегодня важно думать о небольших городах с населением до 100 тысяч человек, потому что в отсутствии «экономии масштаба» объекты водоканализационного хозяйства там точно не окупятся. Поэтому, кстати, строительство инфраструктуры в малых городах всегда обходится дороже и это уже вопрос государственной политики – поддерживать их или оставлять на произвол судьбы.
Как правило, в нашей отрасли большинство проектов с понятным сроком окупаемости требуют «длинных денег». И тут важно наличие уверенности в возврате средств – это могут быть государственные гарантии, инвестиционные облигации. Пока таких механизмов практически нет.
- Какие виды инвестиций являются для вас максимально выгодными?
- Мы много инвестируем в проекты, которые окупаются в течение года. И это не наша прихоть, а еще один парадокс нынешних принципов тарифного регулирования. Если я инвестирую в оборудование, которое позволяет снизить энергопотребление, то в следующем году регулятор вычеркнет эту экономию из наших издержек, и снизит тариф ровно на сумму экономии.
Однако ситуация во многих городах такова, что сегодня можно эффективно снижать издержки просто за счет более работы в оптимальных режимах. В Оренбурге была анекдотическая история: когда мы заключили договор об управлении местным водоснабжающим хозяйством, в этом городе с 600-тысячным населением давали воду два раза в сутки по три часа. Через полгода вода пошла по всему городу круглосуточно. При этом поднималась даже на те этажи, куда она и в советское время не доходила. При этом денег мы не потратили, всего лишь провели ревизию: оказалось, надо было какие-то краники открыть, какие-то закрыть. И выяснилось, что система позволяет гонять эту воду в нужном количестве.
Но процесс быстрой оптимизации не может быть бесконечным – год-два, идиотизм быстро исправляется. А дальше необходимы инвестиции в объекты с долгим сроком окупаемости.
Конечно, мы пытаемся модернизировать оборудование даже в тех условиях, в которые нас поставили. Где-то, за счет строительства новых объектов для вновь подключаемых, улучшаем и водоснабжение старых районов. В каких-то случаях убеждаем власти помочь нам и выделить средства на устранение ситуаций, грозящих катастрофами. Согласитесь, серьезная авария в системе водоканализационного хозяйства – это катастрофа городского масштаба. Сейчас власти стали более внимательно относится к подобным рискам.
- Сколько «РОСВОДОКАНАЛ вкладывает в модернизацию?
- Наша инвестиционная программа во всех городах, где мы присутствуем – 22 миллиарда рублей на пять лет. Поскольку в города присутствия мы пришли в разное время, то и реализуется она с разной скоростью и по разным программам.
Однако, важно пояснить, как функционирует система финансирования инвестпрограммы: город нам говорит – в соответствии с нашими планами развития нужно, например, в ближайшие пять лет увеличить водопотребление на столько-то тысяч кубометров воды в сутки. Мы анализируем ситуацию, и готовим программу технических мероприятий: как это сделать, сколько насосных станций поставить, После этого оцениваем эти техмероприятия и говорим: эта инвестпрограмма обойдется вам, скажем, в пять миллиардов рублей.
После этого изыскиваются ресурсы. У нас две возможности финансировать строительство новых объектов: инвестиционная надбавка к тарифу, которую платят все граждане этого города, и плата за подключение, которая ложится на строителей.
Однако все эти программы работают при условии экстенсивного развития города. Есть новые застройщики – есть инвестиции. Во времена строительного бума это работало, а теперь нет. А что делать в городе, в котором нет экспансии? Или из которого люди уезжают? Там, что не надо обновлять структуру водопровода?
- Может за счет первой составляющей?
- Да, но если посмотреть соотношение этих двух составляющих, то оно примерно 15 на 85. Чиновники предлагают нам брать средства на модернизацию из чистой прибыли, при этом они забывает, что мы находимся в рамках регулируемого тарифа. Если следовать логике и здравому смыслу, тариф должен покрывать все расходы на функционирование системы водоснабжения. Однако, чаще бывает, что тариф на воду может повыситься на 8%, а стоимость электроэнергии может вырасти на 20 или 30%. А все потому, что рост тарифов на электроэнергию – вопрос федерального уровня, а у губернатора – переназначение на следующий год. И как в таких условиях частник будет инвестировать?
- А в чем выход?
- Выход заключается в том, что должны быть многолетние тарифы, которые никак не должны зависеть ни от каких мэров и губернаторов. Они должны зависеть только от таких факторов, как инфляция, стоимость материалов и прочее.
- Вам проще было бы, если бы тарифы устанавливались на федеральном уровне, как тарифы на электроэнергию?
- Проще, чтобы тарифы устанавливались не на федеральном, а на локальном уровне, но были экономически обоснованными. Должна быть методология, которая обуславливала тот или иной тариф, позволяла считать на несколько лет вперед – может даже на три-пять лет.
При этом методика расчета должна быть единообразной. Вот эту задачу и должен решить федеральный центр – создать единую и признаваемую всеми игроками рынка методологию. Для этого, в том числе, нам нужен Национальный союз водоканалов, как центр отраслевой экспертизы.
Если эта идея будет реализована, то «длинные деньги» сами начнут приходить к нам. Ведь при разумном цивилизованном подходе наша отрасль – это весьма привлекательный сектор экономики. Потребление стабильно, тарифы, по крайней мере, не падают, все финансовые составляющие поддается анализу и прогнозу. Правда, рентабельность невысока, но это надежные и долгосрочные вложения.
- Вы общаетесь с зарубежными коллегами, видите, как развивается отрасль на Западе. Если сравнивать, в чем разница? Какие проблемы являются ключевыми для них и для нас?
- У нас и на Западе категорически разные ситуации. Можно сказать, что они перешли к «прямохождению», в то время как нам это еще предстоит. В частности, в Европе, Израиле и даже в некоторых странах Африки специалистов заботят в первую очередь вопросы сохранения и качества воды.
Они разрабатывают изощренные технологии добычи воды, например, опреснения, транспортировки ее с минимальными потерями.
У нас же основная проблема сейчас даже не в качестве воды, а в создании правового поля, установлении правил игры.
- О каких правилах игры идет речь у нас?
- Можно сказать, что в отрасли нет четкой системы правил, которые бы способствовали привлечению инвесторов, а также коренному улучшению состояния системы водоснабжения. Существуют многочисленные технологические нормы и правила эксплуатации объектов, разработанные различными ведомствами и, зачастую, конфликтующие друг с другом. Например, экологические требования в России исключительно жесткие, по каким-то вопросам более жесткие, чем даже в Западной Европе. Но целостной системы нет, а по ряду позиций происходит обычная для России ситуация – исключительно суровые законы компенсируются возможностью их не исполнять.
Если же говорить о качестве воды, о том, что такое «чистая вода», то необходимо определиться с теми требованиями, которые вы к ней предъявляете. По моему мнению, существующие сегодня требования не вполне адекватны, а по некоторым основаниям они просто завышены.
Отмечу, что 95% воды мы используем для транспортировки всяких санитарных стоков – помыться, спустить воду в унитазе, вымыть посуду, постирать белье. А вода, которую мы пьем и используем для приготовления пищи, составляет только 5%. Вот и давайте определимся, нужно ли нам использовать воду питьевого качества для санитарных целей.
Второй вопрос – кто и как будет следить за качеством воды. Удивительно, но наши «визави» – администрации городов – не всегда готовы контролировать качество, так как это требует от них и дополнительных расходов, и увеличения объемов деятельности соответствующих органов власти.
Например, во время получения займа ЕБРР, банк потребовал от нас заключения договоров с администрациями городов, в которых мы работаем. В соответствии с этими договорами, власти должны были регулярно проверять качество нашей работы. Казалось бы, совершенно естественный формат отношений между муниципальными чиновниками и частным оператором, который эксплуатирует систему водоснабжения города. Однако, в итоге, позиция банка оказалась более социально ответственной, чем позиция чиновников: в одном из очень крупных городов нам долго отказывали в подписании такого рода соглашения лишь потому, что им для этого необходимо создавать особый административный орган – специальную комиссию.
Поэтому нам нужно сейчас не только латать трубы и устанавливать системы очистки, но в первую очередь навести порядок в отрасли. В определенном смысле во времена Советского Союза ситуация была значительно лучше, потому что тогда этим занималось соответствующее министерство, оно в административном порядке, из Москвы контролировало ситуацию, определяло общий порядок в этой сфере, вводило технические регламенты. Сейчас же большинство предприятия отрасли существуют разрозненно, как правило, в виде муниципальных предприятий и в границах одного города. А если учесть, что у мэров и губернаторов различных регионов свои представления о приоритете темы «чистой воды», то и деятельность водоканалов часто подчиняется вопросам политической или текущей хозяйственной целесообразности. Публично заявляя о важности этой темы для здоровья населения, те же губернаторы или мэры, вернувшись к себе, говорят: «У меня выборы, не надо поднимать тарифы». Но за счет чего тогда повышать качество воды? Наши сограждане просто не представляют, насколько низкую цену они платят за воду! При этом вода должна соответствовать самым жестким экологическим нормам. В этом и состоит парадокс.
Все это бесконечно далеко от цивилизованного порядка. Я, например, был потрясен, когда мне рассказали, что в Сенегале, вода стоит в пять раз больше, чем у нас, а собираемость платы выше, чем у нас, потери воды меньше, чем у нас.
- Правила игры должны выполнять игроки. Насколько конкурентной является ваша отрасль? Вы – один из лидеров. С кем вы конкурируете?
- Водоснабжение и водоотведение – это естественная монополия. Водопроводных систем в городе много быть не может. Это первое.
Второе – это то, что, как я уже говорил, водоканализационное хозяйство России – разрозненное поле, где каждый живет по своим правилам уже 20 лет и, по-серьезному, дело до каждого конкретного водоканала есть только мэру города, депутатам и может кому-то в региональной администрации.
Если посмотреть структуру отрасли, то абсолютное большинство – это муниципальные предприятия, и небольшое количество частных операторов. При этом есть частные операторы, которые работают в нескольких регионах. У нас, например, семь регионов в России. А есть небольшие «частники», которые за счет хороших отношений с мэрами получили это хозяйство и «сидят» на каком-то городе. То есть две формы собственности и три формата игроков.
- Как строится взаимодействие с коллегами по отрасли?
- Долгое время это взаимодействие выглядело как встречи на совещаниях и конференциях, без какого-либо явного положительного эффекта для отрасли. Крупные и влиятельные водоканалы Москвы и Санкт Петербурга, частные операторы, работающие в нескольких регионах России – мы, «РКС», «Евразийский» – самостоятельно пытались добиться принятия тех или иных решений. Однако о системной, планомерной и стратегической защите интересов речи не шло. В том числе и потому, что три крупных частных оператора, конкурировали за города и регионы, мучая друг друга в судах. Государственные или муниципальные водоканалы, точнее их директора видели в нас, «частниках» угрозу своему благосостоянию и рабочему месту и тоже не шли на контакт.
Недавно, полгода назад, лидеры отрасли пришли к единому мнению, что можно конкурировать за увеличение городов присутствия, не соглашаться друг с другом по каким-то иным моментам, но вопросы тарифов касаются нас всех, технические регламенты касаются нас всех, вопросы взаимодействия с тепловиками и энергетиками тоже касаются нас всех.
Так появился «Национальный союз водоканалов», который призван доносить проблемы до внешнего мира. Сейчас это некоммерческое партнерство, которое в скором времени трансформируется в саморегулирующую организацию. Конечно, она будет отстаивать интересы игроков отрасли, однако, при этом будет требовать от них исполнения норм и правил, обеспечивать экспертную поддержку. Например, смотреть за тем, чтобы единые правила игры были технически вменяемыми.
- Ждете ли вы прихода иностранцев на наш рынок?
- Иностранцы понимают, что это очень сложный рынок. Для того, чтобы работать здесь, нужно обладать не только технологиями, как производственными, так и управленческими. Необходимо учитывать особенности политической системы российского общества, иметь возможность достучаться до мэров, губернаторов, понимать как строится тарифообразование. Поэтому, думаю, что без русских партнеров им здесь будет тяжело.
- А сами вы готовы к экспансии за пределы России?
- Думаю, что можно было бы побороться за некоторые внешние рынки. Особенно в тех странах, где до сих пор используется советское оборудование, и эксплуатируются сооружения, построенные по нашим проектам и нашими специалистами. Но зачем, если есть огромные пространства России? Здесь еще столько городов, где ГК «РОСВОДОКАНАЛ» было бы интересно поработать.
Нам предстоит еще длинный путь по переходу к эффективным оператором в водоканализационном хозяйстве, и именно на этом стоит сосредоточить основные усилия.
