Андрей Федяшин, политический обозреватель РИА Новости.
В замке Рамбуйе под Парижем сегодня «русский день» - премьер-министр России Владимир Путин встречается со своим французским коллегой Франсуа Фийоном. Они будут иметь «бартерный обед»: Путин привез во Францию множество коммерческих предложений, на которые Фийон должен ответить собственными. И все это к вечеру закрепится доброй дюжиной экономических соглашений. В общем, ничего особенного, если бы не масштабы. И последствия. И экономические, и внешнеполитические.
Сообщения о том, что во время визита, возможно, будет обсуждаться вопрос о продаже России французского десантного вертолетоносца типа «Мистраль», невероятно возбудили наших балтийских соседей. И грузинских соседей. «Мистрали» действительно исключительные корабли. Дабы не удручать никого техническими характеристиками, скажу лишь одно. На французском флоте им дали прозвище «швейцарский нож» с намеком на то, что «Мистрали» столь же многофункциональны, как маленькие стальные швейцарцы. Наши балтийские соседи опасаются, что «мистрали» будут использованы против них. Грузинские соседи боятся их у своих берегов. Наш генштаб, хотя открыто этого и не признает, знает, что наши корабельные заводы такие корабли ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем построить не в состоянии. А менять старые десантные «посудины» надо.
«Мистрали» отнюдь не цель визита Путина, хотя они, если можно так выразиться, его самая яркая и пикантная подробность. Но в целом для этого и в Париж можно было бы и не приезжать.
И уж точно для закупки одного «Мистраля» во Францию не надо было везти столь представительную делегацию российского бизнеса. В ее состав вошли руководители почти всех российских газо- и нефтедобывающих, энергетических, металлургических, технологических, энергетических, автомобиле и авиастроительных, банковских, финансовых и прочих компаний. Весь список имен занял бы весь лист. У визита такой ярко выраженный коммерческий фон, что он напоминает некое Большое Торгпредство (по аналогии с известным петровским Большим Посольством). Предполагается, что во время визита будет подписано более 25-ти крупных соглашений по сотрудничеству в самых разных областях. «Рено» займется «починкой» АВТОВАЗА (французской компании уже принадлежит там 25% акций). Французы присоединятся к строительству «Южного потока». Total может получить доступ на российские энергетические рынки и т.д. и т.п.
Причем все соглашения долгосрочные. И в этом главное. Не раз на встречах российских и французских лидеров звучало выражение «совпадение стратегических интересов».
Можно сколько угодно говорить о совпадении стратегических интересов, но, не подкрепленные экономическим «балками», они не будут значить ровным счетом ничего. Да и в самом этом выражении «общие стратегические интересы» есть нечто гипсово-догматическое. Какие общие стратегические интересы могут, собственно, быть у Франции и России? Кроме борьбы с потеплением климата, все остальное – чистый миф. Нельзя же, в конце концов, считать общими стратегическими интересами борьбу с пиратством на морях?
Наши отношения с ЕС и после избрания нового руководства Евросоюза (с новым президентом во главе) никоим образом не изменятся. У нас с Брюсселем, собственно, нет проблем. У нас есть проблемы, которые надо решать с каждой отдельной страной Европейского Союза, т.е. решать на национальном, а не наднациональном уровне ЕС. Мы успешно делаем это с Германией, с Италией и вот теперь приступили к тому же самому с Францией. Это совсем не значит, что Москва собирается расколоть Европейский Союз. Нет. Москве просто хотелось бы, чтобы ЕС сначала научился говорить одним голосом и чтобы этот «голос» учитывал и ее «озабоченности». А пока приходится заботиться о собственных национальных интересах в рамках двусторонних отношений.
Франция - один из лидеров Евросоюза, и очень многим в ЕС, особенно на его востоке, такой подход не понравится.
Перед последними президентскими выборами во Франции в России наблюдался рецидив, который был выражен одним вопросом: «С кем России было лучше, или кто для России предпочтительнее?». Вроде бы пришли к заключению, что с Николя Саркози будет хуже, потому что он «атлантист». А оказалось, что с Николя Саркози не так уж и плохо. И что не такой уж он и «атлантист», каким казался на первый взгляд.
Потом решали трудные головоломки типа: лучше было для России при Шираке и Путине, или будет лучше при Саркози и Медведеве? Имена и должности вполне можно поменять или переставить местами – суть вопроса от этого не изменится.
Никто, собственно, не спорит, что личные отношения между руководителями имеют большое значение. Дело не в этом. Дело в том, чтобы отношения между странами ни в коей мере не попадали в губительную зависимость от отношений между лидерами.
Путин приехал во Францию не «выстраивать отношения между Парижем и Москвой». В конце концов, внешняя политика – это прерогатива президента. Путин приехал в Париж закладывать экономический фундамент для их нормального развития. Отношения не должны «равняться» на того, кто в конкретный момент сидит в Кремле или Елисейском дворце. Они как раз должны последовательно развиваться вне зависимости от того, кто там находится. Не очень хотелось бы употреблять такое недипломатическое словечко, но и президенты и премьеры должны стать «заложниками» позитивных зарядов, оставленных их предшественниками. Так с Францией, собственно, и было.
Отношения с Францией у нас, естественно, не всегда были ровными. Но и взрывов в них тоже не было. Со времен генерала де Голля. Старик вообще относился к России с симпатией. И даже в советские времена не верил всякого рода глупостям. Будучи в Москве с визитом в 1966-м году, он однажды услышал от своей жены Ивонны за обедом: «Шарль, говорят, что русские могут подсыпать такого яду, что умрешь только через пять лет». На что президент рассмеялся и ответил: «Ивонна, мы с вами уже в таком возрасте, что вполне можем рискнуть». Де Голлю было 76 лет.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
