Дмитрий Бабич, обозреватель РИА Новости.
Одна из самых востребованных туристических услуг к двадцатилетию смены режима в Чехословакии – экскурсия по местам «бархатной революции» 1989 года. В суперсовременном здании пражского аэропорта Рузыне вас встречает гид, потом полчаса езды на микроавтобусе, и вы попадаете в Музей коммунизма в Праге (после 1989 года чехи быстренько освоили западную терминологию, по которой коммунизм – это не светлое будущее человечества, а его не самое лучшее прошлое двадцатого века). И если в аэропорту вам со всех плакатов и мониторов напоминали, что вы в самом центре Европы и можете за несколько часов без пересадок долететь хоть до Урала, хоть до Гибралтара, то в музее вам все напоминает о том, что вы – в центре бывшего советского блока, в некогда образцовой стране «социалистического содружества».
Увы, самое интересное во всей «революционной» экскурсии – это именно музей коммунистического быта. Про саму революцию рассказывать
долго не получается: она в этой стране произошла слишком быстро и безболезненно (ни тебе расстрелов, ни штурмов, ни иностранных интервенций). К счастью, музей помогает понять, почему произошла эта революция, лучше любых политологов. «Два куска в одни руки не давать», «маловысокохудожественные произведения» (это из музейного зала о социалистическом реализме), «антиобщественные отщепенцы» - все эти языковые символы времени выглядят милыми только в прошлом. «Весны ждала, ждала природа»,- это не только о «пражской весне» 1968 года, но и о событиях ноября 1989-го.
Когда началась «бархатная революция» в Чехословакии? Официально днем начала революции считается 17 ноября. В этот день студенческая демонстрация, организованная Социалистическим Союзом молодежи (ССМ – чешским комсомолом), судя по всему, с согласия организаторов переросла в массовое антикоммунистическое шествие, разогнанное полицией. Разгон вызвал новые протесты, продолжавшиеся без перерыва несколько недель и закончившиеся отставкой коммунистического правительства и молниеносным избранием диссидента Вацлава Гавела президентом республики 26 декабря. Пожалуй, это был один из самых стремительных переходов «из грязи в князи» в истории человечества: всего лишь за шесть месяцев до своего избрания, в мае 1989 года, Гавел сидел в тюрьме.
В этой истории столько загадочного, что многие историки и даже участники событий подозревают, что дело тут не обошлось без некоего заговора с участием спецслужб. Демонстрация 17 ноября была устроена по вполне приемлемому для коммунистических властей поводу – для поминовения чешского студента Яна Оплетала, погибшего от рук нацистов во время оккупации, в 1939 году. Почему демонстранты вдруг организованно двинулись в центр Праги, а там их уже поджидала готовая к драке полиция?
После того, как толпа разошлась, на земле остался лежать молодой человек, притворившийся мертвым. Его сфотографировали, и журналисты разнесли по всей стране весть об убийстве демонстранта. Начались демонстрации, протесты, забастовка, в которой приняли участие до 75 процентов трудоспособного населения… Вскоре выяснилось, что «мертвый» притворщик был агентом СТБ (чехословацкого аналога нашего КГБ). Он жив до сих пор, его имя Людвик Зифчак, он состоит членом маленького коммунистического движения и отказывается отвечать на вопросы об этой странице своей жизни.
Так когда же все-таки началась революция? На самом деле, конечно же, не с демонстрации 17 ноября и не с инцидента с агентом СТБ. Брожение в обществе не утихало с конца шестидесятых годов, со времен попытки реформирования социализма (получившей название «пражской весны» и подавленной войсками Варшавского договора в августе 1968 года). Создавались диссидентские организации (в том числе знаменитая Хартия-77), но власти благодаря репрессивному аппарату удавалось как бы ограничивать протесты, не давать им выходить за пределы относительно узкого круга лиц. Делалось это, слава Богу, не расстрелами и посадками сталинского типа, но при помощи запрета на профессии. Были профессии и должности, которые не могли замещаться бывшими деятелями «пражской весны» и даже их родственниками, были ограничения для родственников политических эмигрантов, участников студенческого движения. Система поддерживала себя в состоянии шаткого равновесия.
Но в середине восьмидесятых годов, после прихода Горбачева к власти в СССР, ситуация резко изменилась. Горбачев впоследствии вспоминал, что еще на похоронах своего предшественника Черненко в 1985 году он сказал представителям «братских партий», что теперь им придется рассчитывать только на себя. Правда, он имел в виду не свержение режимов, а их спасение через внутренние реформы. Но, в отличие от Горбачева, старые чехословацкие коммунисты, пережившие «пражскую весну», понимали, что никакому реформированию социализм советского типа не поддается. В 1968 году советские войска вмешались в тот момент, когда «демократический социализм», обещанный тогдашним генсеком Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ) Александром Дубчеком, вовсю двигался в сторону «буржуазной демократии». Так что в отличие от своих советских и польских коллег, чешские коммунисты уже в 1985-1989 годах понимали, что честные выборы они не выиграют. Поэтому в первые перестроечные годы они имитировали поддержку перестройки, на самом деле ничего не меняя в репрессивном аппарате и надеясь на возврат Кремля к «нормальности». Однако события в России развивались в опасном для чешских коммунистов направлении. В январе 1987 года Горбачев заговорил о свободе слова. Старые чешские товарищи знали, чем это может кончиться, но их «вассальное» положение не давало им права возражать «старшему брату».
На заседании ЦК КПЧ в ноябре 1987 года Антонин Капек, один из участников подавления «пражской весны», сказал: «Это все страшно напоминает события 1967-1968 годов. Тогда Брежнев сказал: «Это ваше дело», - и отошел в сторону. После этого ситуация стала проседать моментально, и остановить это было нельзя ничем. То, что мы видим, - только начало».
Как мы теперь знаем, Брежнев в 1968 году «отошел в сторону» ненадолго, вернувшись с армией. Но в конце восьмидесятых ситуация уже зашла слишком далеко. Летом 1988 года некоторые советские газеты выступили с критикой решения 1968 года о вводе войск в Чехословакию. Повторить опыт 1968 года после таких публикаций в партийной (!) печати для Кремля было уже почти невозможно. Летом 1989 года лидер словацких коммунистов Васил Биляк заговорил о том, что перемены в СССР «не стоит трактовать в оппортунистической манере». Но было поздно. После того, как летом 1989 года в Польше появилось некоммунистическое правительство, Венгрия открыла границу с Австрией, а в Германии 9 ноября рухнула стена, чехи поняли, что нужно ковать железо, пока горячо.
Судя по всему, поняла это и самая активная часть руководства партии и спецслужб. Инцидент с изображавшим мертвого студента провокатором Зифчаком нельзя объяснить ничем иным, как стремлением части партийной и государственной элиты разобрать старую систему и разбежаться с ее «приватизированными» кусками. Власть как бы играла с оппозицией в поддавки. Петр Питгарт, бывший диссидент и один из лидеров «бархатной революции», работавший в 1990-1992 годах первым премьером некоммунистической Чехословакии, вспоминает, что режим не сопротивлялся, власть просто падала в руки не подготовленной к ней оппозиции. Поэтому Питгарт сегодня отказывается называть те события «бархатной революцией», предпочитая название «бархатный переворот».
17 ноября начались демонстрации, а уже 10 декабря президент ЧССР и организатор подавления «пражской весны» Густав Гусак ушел в отставку. Когда он уходил, среди людей, призывавших к его отставке, были и те, что в 1977 году подписывали «Антихартию-77», называвшей подписантов «Хартии-77» антипатриотами. Поэтому нынешний президент Чехии Клаус имел полное право сказать, что тоталитаризм в Чехии «рассыпал себя сам», а не был обрушен героическими усилиями диссидентов. А гневные отповеди Клаусу за эту фразу, произносимые сегодня смелыми задним числом «диссидентами», выглядят смешно. Еще смешнее их попытки быть смелыми задним числом в отношении «империалистической» России, оплакивая неразмещение в стране американской ПРО или жалуясь на «некультурных русских».
Что же получилось «на выходе»? Несмотря на более успешно проведенную приватизацию и вступление в Евросоюз и НАТО, Чехия и сегодня сталкивается во многом с теми же проблемами, что и Россия. Дефицит и очереди сменили в девяностые безработица и инфляция, рухнули целые отрасли промышленности и виды искусства. Достаточно сказать, что в 1989 году в Чехии было произведено 29 фильмов, а в 1991 году – всего четыре.
И все же общий баланс – позитивный. Средний подушевой доход в Чехии сегодня – 21 тысяча долларов в год, чехи не только получили возможность путешествовать, но и сделали свою страну одним из крупнейших туристических центров Центральной и Восточной Европы. По количеству прилетающих в столицу туристов в этом регионе Прага сегодня уступает только Вене, причем самые частые иностранные гости в чешской столице после немцев – россияне. В последние два года прилетать можно не только из Москвы и Санкт-Петербурга, но и напрямую из Екатеринбурга, Самары, Ростова. На фоне этого расширения реальных связей брюзжание на Россию смелых «диссидентов» и части бульварной прессы, ей-Богу, не так обидно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
