Конституционный суд - высшая судебная инстанция Российской Федерации - должен поставить запятую в этом заголовке. Ареопаг взял паузу для размышления. Общественная дискуссия тем временем не стихает.
Главные аргументы против смертной казни известны наперечет.
Доказано социологами, подтверждено историками, проверено и перепроверено, что на уровень преступности «высшая мера социальной защиты» никак не влияет.
Даже идеальная судебная система - а наша, мягко говоря, не идеальная - не застрахована от ошибочных приговоров, да тут ошибку уже не исправишь.
Как ни механизируй процесс, кнопку нажимает или последнюю вакцину вводит человек, уполномоченный государством. Следовательно, в системе государственных должностей значится и палач, что несколько необычно для XXI века.
Есть и морально-нравственный аспект. Когда некая группа людей, пусть и по закону, но отнимает жизнь у одного из своих ближних - чем это отличается от убийства? Даже свирепый казак Тарас Бульба искал себе оправдание: дескать, он вправе убить того, кого сам же и породил. Но нет и такого шаткого основания, когда вопросы жизни и смерти решает бездушная государственная машина.
Оно конечно, аппарат насилия, согласно классической формуле марксизма, и религиозные нормы этому аппарату не указ, так как церковь отделена от государства. Но этические категории никто не отменял. Только в Третьем рейхе государственные мужи готовы были освободить себя и своих подчиненных от «химеры, именуемой совестью».
Главные доводы защитников смертной казни так же ясны и понятны.
Прежде всего, есть технически-бытовой резон. Даже пожизненное заключение окончательно не спасает честный люд от осужденного изверга. Из любой тюрьмы - хотя бы теоретически - можно сбежать. А при смене власти возможны самые неожиданные амнистии.
А главный тезис такой: уничтожение изверга рода человеческого - серийного маньяка, педофила, людоеда - это акт справедливости. Государство обязано таким образом зачищать свое пространство в интересах большинства граждан.
На самом деле, это месть, а не справедливость. Массовая уверенность в том, что жестокого убийцу надо расстрелять, гильотинировать, посадить на электрический стул - это атавистическое проявление так называемого «талионного права». Суть его - воздаяние за зло равным злом, наказание, равное проступку, четче всего выраженное в библейской формуле «око за око, зуб за зуб».
Уже в своде законов вавилонского царя Хаммурапи - в XVIII веке до нашей эры - талионное право применяется ограниченно и с оговорками. Даже правителям и законодателям древних времен оно казалось не полностью справедливым.
С тех пор утекли океаны воды, но архаические принципы дошли до наших дней - в форме корсиканской вендетты или кровной мести. Вспомним хотя бы трагическую историю Виталия Калоева, который зарезал в Швейцарии авиадиспетчера, отомстив тем самым за гибель своих детей.
Калоева можно понять и простить. Многие ли смогут поручиться, что повели бы себя иначе на его месте? Я не поручусь. Но не возводить же такую модель поведения в принцип государственной политики. Но так ведь и происходит, когда функции мстителей берут на себя прокуроры и судьи.
Впрочем, само по себе наличие или отсутствие смертной казни еще не свидетельствует об уровне цивилизованности государства и общества. За последние 300 лет в России были длительные периоды, когда высшая мера отменялась или почти не применялась.
Полный «мораторий» на казни вводила Елизавета Петровна, при Екатерине этот мораторий был нарушен всего один раз - из-за участников Пугачевского бунта. Николай I, после того, как были повешены пятеро декабристов, воздерживался от вынесения смертных приговоров. Зато при Александре II «Освободителе» виселицы снова заработали на полную силу.
Смертную казнь вводило Временное правительство, а отменял Всероссийский съезд Советов в 1917-м, правда, совсем ненадолго.
После Великой Отечественной войны на путь гуманизма встал сам Иосиф Сталин - с 1947-го в СССР никого не казнили. А Никита Хрущев, как известно, наоборот, ввел высшую меру задним числом, по его указанию закону была придана обратная сила (что противоречит базовым принципам юриспруденции) и расстреляна группа «валютчиков».
Можно ли на основании этих фактов сказать, что Николай I был прогрессивнее и гуманнее своего сына Александра? Что советская власть оказалась более человеколюбивой, чем министры-капиталисты? Наконец, что Хрущев по своей кровавости превзошел «вождя народов»? Вопросы, конечно, риторические.
В 1996 году президент Ельцин попробовал положить конец периоду разброда и шатаний и ввел мораторий на вынесение и исполнение смертных приговоров. Временная мера. В России временное часто становится постоянным. Но не до бесконечности. До конца этого года Конституционный суд должен решить окончательно и бесповоротно: казнить или не казнить.
Скорее всего, высшая мера будет отменена. Тут ведь вопрос не чисто политический или юридический. Это, как говорится, дело чести. Давать задний ход просто неприлично.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
