Дмитрий Бабич, обозреватель РИА Новости.
20 лет назад руководство Германской Демократической Республики (ГДР) объявило об открытии границы с Западной Германией (Федеративной Республикой Германией - ФРГ). Сейчас, с высоты прожитых лет, становится ясно, что именно тогда, 9 ноября 1989 года, объединение страны стало неизбежным, хотя день германского единства в ныне единой Германии празднуется 3 октября – в честь формальной даты объединения ГДР и ФРГ 3 октября 1990 года.
Сегодня «мейнстрим» мировых средств массовой информации представляет события тех дней в упрощенном варианте. Мол, восточные немцы, утомленные советской оккупацией, упали в объятия своих богатых западных братьев – к огромной радости всего свободного западного мира. А тот радостно и бесконфликтно начал включать их в НАТО, чтобы обезопасить от посягательств до сих пор не реформировавшегося «русского медведя», по–прежнему грозно маячащего где-то на восточном горизонте. Роль Горбачева и российских демократов в этом процессе или замалчивается, или минимизируется. Просто сплошная чистая победа западной цивилизации над восточным варварством.
На самом деле все было, конечно же, намного сложнее и неоднозначнее. Начать следует с того, что без доброй воли Советского Союза (причем не только его руководства, но и населения, получившего через первые свободные выборы Съезда народных депутатов СССР 1989 года возможность влиять на политику страны) объединение Германии в 1989-1990 годах было бы невозможно. Ни руководство ФРГ, ни тем более руководство ГДР еще в начале осени 1989 не могли и представить себе, что процесс сближения двух Германий пойдет так быстро. Даже вышеупомянутое решение Совета министров ГДР 9 ноября 1989 года о разрешении выезда в ФРГ и в Западный Берлин без специального оформления должно было действовать «вплоть до принятия нового закона о выездах» (каковой закон так никогда и не был принят). А еще в сентябре 1989 года руководство ГДР выражало свое неудовольствие Венгрии, через территорию которой восточные немцы в те дни начали потихоньку «утекать» в Австрию и далее на Запад. Жалоба на нарушение Венгрией союзнических обязательств была направлена восточногерманским руководством и Горбачеву, но осталась без ответа.
О чем это говорит? О том, что в 1989 году инициатором демократических перемен в Германии, включая ее воссоединение, была Москва – сыгравшая в этом деле, по крайней мере, не меньшую роль, чем страны Западной Европы и США. Не восточногерманское руководство рвалось к переменам, опасливо оглядываясь на Россию, а наоборот, перестроечная Россия толкала восточногерманское руководство к реформам. Поэтому представлять всю историю советско-восточногерманских отношений как одну сплошную оккупацию и угнетение было бы неправильно и нечестно.
«Еще на праздновании 40-летия ГДР в октябре 1989 года мне стало ясно, что та форма социализма, которая существовала в ГДР, была обречена,- рассказывает теперь на московском круглом столе «1989-2009: Европа на переломе» Михаил Горбачев. – Хонеккер упустил момент, когда преобразования в рамках системы были еще возможны. Но многих людей на Западе процесс объединения Германии пугал.
Французский президент Франсуа Миттеран несколько раз приезжал в Москву обсуждать этот вопрос с нами. Тэтчер была открыто против объединения, ей казалось, что оно поставит под угрозу закрепленный в Хельсинкских соглашениях семидесятых годов принцип нерушимости послевоенных границ в Европе».
Вот как все было. В первый момент многие западные страны или не хотели воссоединения Германии, или относились к этому процессу очень осторожно (как, например, США, давшие зеленый свет объединению только тогда, когда стало ясно, что во главе единой Германии будут стоять их союзники).
Больше того, воссоединения Германии побаивались и страны Центральной Европы (особенно Польша и Чехия), помнившие о политике «третьего рейха» в отношении себя, и расширившие свои территории за счет этого самого рейха в результате его поражения в 1945 году.
Американский историк Марк Креймер отмечает на страницах журнала The Washington Quarterly, что даже польский премьер-антикоммунист Тадеуш Мазовецкий, возглавлявший в те дни первое некоммунистическое правительство Польши, «публично призывал укрепить Варшавский договор и на неопределенное время оставить советские войска в Польше (и в Восточной Германии) – до тех пор, пока не будут решены вопросы о статусе Германии и о немецко-польской границе».
Напомним, что в конце 1989 года лидеры новых режимов в Восточной Европе еще не ставили даже вопрос о своем выходе из Варшавского договора, не говоря уже о присоединении к НАТО. К еще большему консерватизму западноевропейских и американских лидеров толкала и неопределенность с будущим выбором народа ГДР. Многие западные газеты предполагали, что восточные немцы, под влиянием сорокалетней антикапиталистической пропаганды, снова проголосуют за коммунистов или их реформированного наследника – Партию демократического социализма (ПДС).
Ситуация в одночасье изменилась 18 марта 1990 года, когда на выборах нового парламента ГДР победу одержал «Альянс за Германию» - поддержанный западногерманским канцлером Гельмутом Колем блок правых партий, требовавший немедленного объединения на условиях ФРГ. Тем не менее стоит отметить, что в целом «Альянс за Германию» получил 48 процентов голосов – не абсолютное большинство. Социал-демократы, относившиеся к объединению более осторожно, получили 21,8 процента, а ПДС – 16,3 процента голосов. Но для Коля и американских «ястребов» эти детали были уже неважны. Они получили большинство в парламенте ГДР, а мнением меньшинства можно было пренебречь. С этого момента их политика определилась – форсированное объединение двух Германий плюс интеграция этой новой объединенной Германии в НАТО.
Москва пыталась возражать против членства объединенной Германии в НАТО, но ее не слушали ее партнеры ни в США, ни в ЕЭС (Европейское экономическое сообщество тогда еще не превратилось в намного более мощный и инертный Евросоюз – ЕС). Больше того, американцы и их союзники в Европе именно тогда выработали лицемерную формулу успокоения России. Мол, расширение НАТО – это расширение зоны мира и безопасности, и чем ближе эта зона мира и безопасности придвинется к вашим границам, тем лучше для вас. То, что «зона мира и безопасности» потом будет периодически бомбить то Сербскую республику в Боснии, а то и Белград с Подгорицей, тогда казалось немыслимым.
На вышеупомянутом круглом столе, посвященном объединению Германии, в фонде своего имени Горбачев рассказывал: «Мы спрашивали наших американских партнеров: «Почему вы боитесь Германии, зачем вы настаиваете, чтобы она была в НАТО?» Они нам отвечали: «Потому что от Германии, находящейся вне НАТО, можно ожидать чего угодно». Мы надеялись встроить Германию в общеевропейские структуры безопасности, создание которых оговаривалось парижской Хартией европейской безопасности 1990 года. Западные страны забыли об этой Хартии, как только исчез СССР. Они сказали, что давали свои обещания другой стране».
Вот такая возникает картина, весьма далекая от благостных речей, которые сегодня звучат и в Вашингтоне, и в Берлине. Получилось, что объединение двух Германий осуществилось весьма недемократически, форсированно, если угодно – по-большевистски. Можно, конечно, сказать, что победителей не судят, и цель «канцлера немецкого единства» Гельмута Коля оправдала его средства. Но культурные и экономические потери от радикальных решений часто дают себя знать через годы, а то и через десятилетия после того, как эти решения были приняты.
Может быть, именно поэтому и теперь, через двадцать лет после падения стены, споры об этом событии все не утихают в Германии, а старые раны не хотят затягиваться. Причем проблемы остаются и на интеллектуальном, и на вполне бытовом уровне.
В середине 1990-х годов журнал «Шпигель» провел опрос среди жителей Восточной Германии, спрашивая их, что было лучше, а что хуже в бывшей ГДР по сравнению с новой Германией. Ответы «осси» (восточных немцев) поразили многих читателей «Шпигеля» в западных землях Германии. ГДР выиграла по всем пунктам, кроме одного – уровня жизни. Личная безопасность, образование, здравоохранение – по всем этим пунктам новая Германия проиграла. Может быть, в этом стоит искать «материальную» причину нынешней популярности Партии левых - преемницы ПДС, откусившей изрядную долю электората у традиционно сильных в Германии социал-демократов?
Вторая причина этой популярности носит, если угодно, духовный характер. Вместе с ГДР и ее историей в девяностые годы шельмованию подверглась и радикальная социалистическая традиция в Германии – традиция давняя и мощная. Криста Вольф, самая интересная и загадочная писательница ГДР, еще в семидесятые написала одно из самых глубоких и беспощадных художественных исследований нацистского периода в истории Германии – роман «Образы детства». Но в девяностые годы ее подвергли травле, поскольку она была членом хонеккеровской Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). Объяснения писательницы, что она вступала в эту партию для продвижения левых антифашистских идей, не помогли…
Хотят этого или не хотят сегодняшние берлинские политики, но история ГДР – это тоже часть немецкой идентичности, и попытки забыть эту историю как «антидемокартическую» и ненужную, могут повести только падению популярности самой идеи демократии. По данным вашингтонского социологического центра Pew Research, в 1991 году переход к демократии поддерживал 91 процент немцев, а сегодня эта цифра составляет 85 процентов. Намного хуже ситуация на Украине, где падение аналогичного показателя составило 42 процента (в 1991 году многопартийную демократию поддерживали 72 процента населения, а теперь – лишь 30 процентов).
Возможно, причины этого разочарования нужно искать не в самой демократии, а в ее своеобразном понимании некоторыми политиками. Как в Германии в 1990 году победа сколоченного Гельмутом Колем «Альянса за Германию» была объявлена окончательным выбором немецкого народа, так и на Украине весьма сомнительная электоральная победа одного человека (Виктора Ющенко) в 2005 году объявляется окончательным цивилизационным выбором украинского народа – в пользу НАТО, ЕС и Бог знает чего еще. Народу такая «бесповоротная» демократия не нравится.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
