Вчера пришли две новости на тему компенсаций жертвам терактов. Первая новость: министр юстиции Александр Коновалов сообщил, что вовсю идет работа над новым законом о компенсациях жертвам терактов – по европейским нормам. Вторая новость: Мосгорсуд отказался выплатить компенсацию семьям тех жертв теракта на Дубровке (включая погибших), у кого при штурме были украдены личные вещи.
Вот такое отражение нашей действительности в миниатюре. С одной стороны – разговоры о законе, о «цивилизованной практике», о вставании России с колен, а с другой – банальный кукиш несчастным, потерявшим самое дорогое, что есть на свете – близких людей. Столичная юстиция пожалела для них 130 тысяч рублей, уже взысканных по иску в Замоскворецкий суд. То есть как все было? Обворованная заложница Екатерина Долгая и родственники ее погибшего товарища по несчастью Максима Михайлова подали иск в районный суд. Этот суд вместо запрошенных миллионов отсудил им три средние московские зарплаты, а потом городские власти решили и эти деньги не платить. Дело было рассмотрено в вышестоящем городском суде, и последний решил, что государство не должно Долгой и семье Михайлова ни копейки. Не хватает только знакомой фразы: «Я вашего сына на «Норд-Ост» не отправлял».
В 1993 году в качестве репортера мне довелось стать свидетелем стрельбы вечером 3 октября на площади перед эфирным комплексом в Останкино. Страшно впервые в жизни оказаться рядом с человеком, в которого попадает пуля. Но еще страшнее через два дня было прочитать в газете суммы выплат родственникам тех, кому в тот вечер повезло меньше, чем мне. Государство милостиво оплачивало гроб и ритуальные услуги, а также давало единовременную выплату по потере кормильца (на которую одному человеку можно было прокормиться 2-3 месяца).
Дело тут не только в деньгах. Дело в ответственности, в отношении к человеческой жизни.
Лет через пять после того страшного вечера я увидел по телевизору программу «Как это было». Старик, отец убитого в 1993 году зеваки, пробился к микрофону и закричал: «Мой сын хотел стать участником исторических событий, он хотел помочь вам! А вы лгали – никакого штурма Останкино не было!» Старика быстро убрали от микрофона, ведущий программы, больше смахивавший на театрального актера, чем на расследователя, постарался побыстрее замять эту тему.
Этот старик не выходил у меня из головы. Поэтому когда мне впоследствии предоставилась возможность задать вопрос Руслану Имрановичу Хасбулатову, я рассказал об этом случае и спросил, не чувствует ли он вины перед этим стариком. «Наверное, в чем-то и мы несем свою долю ответственности»,- ответил Хасбулатов за весь Верховный Совет 1993 года.
Нет, я не хочу крови бывших и настоящих политиков, хотя опьянение властью, в котором творились жуткие дела 1993 года, кажется мне отягчающим обстоятельством – как водка перед убийством. Но полная безответственность и безнаказанность в делах, связанных с гибелью невинных людей, – это залог повторения таких трагедий в будущем. Речь идет даже не только об ответственности материальной, но хотя бы об ответственности моральной и политической. Когда через три года после стрельбы у Останкино и Белого дома Руцкой и Шумейко (главные антагонисты событий 1993 года, не желавшие даже упоминания рядом своих имен «по гигиеническим соображениям») с улыбками пожали друг другу руки в качестве губернатора Курской области и председателя Совета Федерации, мне было как-то неловко на это смотреть. Сотни сторонников и первого, и второго давно гнили в земле, а эти двое улыбались, пили шампанское, обещали и дальше служить России…
Как сделать политиков ответственными за свои действия? Может быть, начать следует с нормальных, весомых компенсаций жертвам терактов, вызванных, среди прочих причин, и деятельностью (или бездеятельностью) политиков?
Деньги – это один из немногих аргументов, воздействующих на сегодняшних власть имущих. Но для проведения такого закона нужно сильное правозащитное сознание и огромная политическая воля. Лиц, пострадавших от терактов, в России не менее 20 тысяч. А если считать две войны в Чечне террористической деятельностью, то цифры начинают расти в геометрической прогрессии. Как бы не взять на себя невыполнимых обязательств! Это решение не для слабаков и не для бездушных счетоводов от политики.
Вчерашнее заявление главы Минюста Александра Коновалова дает надежду. По его словам, Россия при разработке законопроекта о компенсациях потерпевшим при терактах будет ориентироваться на опыт Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Судя по многотысячным (в евро) компенсациям, которые ЕСПЧ заставляет российское государство выплачивать жертвам войны в Чечне, речь может пойти о серьезных суммах. Но, по словам Коновалова, законопроекту предстоит сложная процедура согласования в министерстве финансов. А Минфин у нас не имеет привычки финансировать за счет госбюджета чей-то правовой идеализм.
Кто может подтолкнуть минфиновских Гобсеков к большей щедрости? Правильно, вы догадались. Я тоже имею в виду именно этих людей. Но для того, чтобы они проявили политическую волю, нужна политическая конкуренция и (о ужас, ужас!) реальная оппозиция. Зачем пытаться понравиться народу, когда ты у него и так один (в крайнем случае, единый в двух лицах)? На Украине, между прочим, после появления политической конкуренции резко выросли суммы компенсаций семьям погибших шахтеров. Борьба партий, правовое государство – страшный сон любого министерства финансов. Иски, компенсации, долги… Все мы по опыту знаем, как тяжело бывает платить долги – что семье, что Родине. Но все-таки платим их. Чтобы остаться людьми.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
