Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты «Дом актера», для РИА Новости.
Последняя премьера Женовача - спектакль «Три года» по повести Чехова. Для этого режиссера бесконечно важно (что и делает, на мой взгляд, значительным его театр) противостоять в искусстве пошлому и жестокому оскалу времени. Нынешняя премьера тоже об этом.
Если столичное сообщество режиссеров разделить на архаистов и новаторов, то список архаистов возглавит Сергей Женовач.
Малый, Художественный, «Мастерская» Петра Фоменко — театры его круга, Лесков, А.Н. Островский, Достоевский, Чехов — авторы его круга. Трудно представить Женовача, ставящего спектакль в подвале, хотя на заре своей режиссерской карьеры он работал и в таком пространстве: к примеру, в Театре-Студии «Человек» в свое время он поставил «Панночку» Н. Садур, написавшей пьесу по повести Гоголя.
Однако театральные подвалы 80-х - это не театральная подворотня 90-х. Подвалы эпохи застоя - это были катакомбы христиан, духовный скит в декорации советской империи. Уже в этой работе Женовач настаивал на своем театре. И, несмотря на то, что Садур выпускала на волю мистического Гоголя, Сергей ставил спектакль (не умаляя авторского интереса к искушению человека темными силами) о вере.
На долю поколения, к которому принадлежит режиссер (1957 г.р.), выпали свои испытания в театре. Это сейчас не успел поучаствовать студент режиссерского факультета практически в показах в театре, как его зовут на постановку в МХТ, «Современник», «Et Cetera».
Поколению Женовача надо было изнурительно ждать в очереди права на постановку на столичной сцене. Случалось, что на этом пути с режиссерами происходили сокрушительные метаморфозы, и они уже оказывались творчески не способными поставить спектакль, когда им представлялась такая возможность.
Женовач тлел в подвале «Человека», бывшего красного уголка Краснопресненского района. Однако сумел сделать решительное усилие над собой - поступить на курс Петра Фоменко в ГИТИС, чтобы восполнить пробелы провинциального театрального режиссерского образования.
Другая примета того времени, чего так не хватает сегодняшнему дню, - потребность стать профессионалом. И, несмотря на то, что Женовач в восьмидесятые уже стал известным молодым режиссером, он снова пошел в ученики. У Петра Наумовича учиться, прямо скажем, не зазорно, однако со школой Фоменко Сергей не только окончательно встал на ноги, но и получил нечто большее, чем просто навыки ремесла. Он не только добрал опыта столичного студенчества, оказался равным среди равных в творческой среде, но и получил прививку «легкого дыхания» театром как таковым.
Петр Наумович, битый и перебитый на фронте боевых действий с подозрительной к художникам цензурой семидесятых, мог бы стать озлобленным ветераном. Однако он сохранил в себе неистребимую веру в театр как таковой, который был и есть раем на земле, дивной игрой, способной помочь оторваться от мелкой суеты и нужд низкой жизни. Мудрость Фоменко, вероятно, подсказала и Женовачу необходимость отделять в своей творческой жизни возможность ставить и работать от умения копить в себе то, что потом найдет применение.
И в период театральной смуты, разброда и шатаний Женовач сумел настоять на своем символе веры. Правда, и умудренный битвами Фоменко уберег молодого коллегу, оставив преподавать в ГИТИСе. Многих тогда спасала педагогика, дававшая возможность режиссерам оставаться более свободными, чем те, кто пошли очередными режиссерами при паханах – главных, обрекая себя на простой, на обслуживание той части труппы, с которой не хотел работать начальник.
Женовач получил свой горький опыт разочарования. В Театре на Малой Бронной, который он возглавил на короткий период и сумел собрать вокруг себя живую компанию интеллигентных артистов, Сергей проиграл битву с властным директором. Актеры рассказывали, как однажды они засекли административные службы, которые уничтожали театральные билеты, чтобы создать тем самым эффект невостребованности спектаклей Женовача. Директор не организовывал, а дезорганизовывал зрителя. Спектакли шли при полупустом зале, но при этом при полной поддержке критики.
Уязвить режиссера тем, что его искусство не нужно зрителю – это могло бы другого сломать. Женовач же, столкнувшись с косной системой репертуарного театра в ее худшей форме, когда режиссер оказывается зависимым от директора, ушел, чтобы не падать, не ввергаться в тяжбы и дрязги, но опыт этот запомнил. Цена этого поражения оказалась весьма ощутимой — распалась талантливая компания актеров.
Получив прививку театра как интеллигентного учреждения, к примеру, Надежда Маркина, лауреат национальной премии «Золотой маски», поучаствовав то в одном, то в другом проекте, в итоге ушла из театра вовсе. Сергей Тарамаев, сыгравший князя Мышкина в трилогии, выучив весь массив текста романа (он в частной беседе признался, что за это время мог бы выучить несколько иностранных языков), ушел в результате в кино. Словом, компания распалась. Казалось, что их должны подхватить, им должны помочь. Ведь дело-то живое, но нет, желающих не нашлось. Люди разбежались, кто мог, по другим театрам, чтобы просто остаться в профессии. Счастье существовать одной компанией единомышленников длилось недолго.
У новейшего времени, которое, казалось бы, так агрессивно именно к той культуре, которая по тону интеллигентна, есть и свои светлые стороны. Богатые люди вкладываются не только в зарубежную недвижимость. Поклонники Станиславского с капиталами привели в порядок улицу, на которой стояла фабрика Алексеевых. Переименовали ее из Малой Коммунистической в улицу Станиславского. Выстроили там современное театральное здание с совершенным дизайном, отмеченным подлинным вкусом. Пригласили Сергея Женовача с его студентами. Здесь открылся новый театр на частные капиталистические деньги, и возглавил его не антрепренер, а художник театра.
Итак, премьера, «Три года» по Чехову. Сергей Женовач, как мы видим, снова и снова не устает настаивать на своем образе мыслей и чувствований. В творчестве Чехова он находит совсем нетипичное для классика произведение, которое не заражает рефлексией и комплексами, а, напротив, освобождает человека. Банальный сюжет о том, как она — Юлия Сергеевна Белавина (О. Калашникова) вышла замуж не по любви, а он понял, что суженая вышла не по любви, развивается как история отношений мужа и жены, полных драматических нюансов. Это – о людях, которые находят все-таки в себе силы полюбить друг друга, принять жизнь, простить обиды близким и стать счастливыми потому, что осознали потребность в друг друге.
Нет, то не сентиментальная история в духе Диккенса или нравоучительных семейных романов. Это осознание смысла жизни к обоим приходит через осознание того, что есть смерть. Именно смерть ребенка, самых близких, их болезни и увядание на глазах, заставляет двух молодых людей ощутить трепетную потребность друг в друге, а через пробуждение чувства к друг другу рождается следом и другое, христианское чувство любви к ближнему. Герой Алексей Федорович Лаптев (А. Вертков) прощает своего отца (С. Качанов), скопившего миллионный капитал, но жестоко бившего своих детей, возвращается в ненавистный ему амбар, чтобы продолжить семейное дело, осознать свою ответственность перед родом, и полюбить, в конце концов, эту банальную жизнь, которая казалась столь никчемной, столь раздражающей своей бессмысленностью.
Сергей Женовач своим театром достраивает человечность, которой так всем сегодня не хватает, и потребность в которой так насущна.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
