Авторские программы Александра Архангельского
Выборы в Московскую городскую Думу пройдут без участия оппозиции. За исключением «Яблока», от которого выдвинуты достойнейшие люди Бунимович и Митрохин. Но «Яблоко» не требует лужковской отставки; а из пятнадцати претендентов на депутатские мандаты, ставивших вопрос о старике Батурине, зарегистрирован только один. Точнее, одна. Снимали всех подряд, под любым предлогом, без учета партийных оттенков. Сравнительно лояльное «Правое дело». Сравнительно радикальную «Солидарность». Безусловно радикального Квачкова. История о том, как у представителя «Солидарности» Милова была забракована его собственная подпись (по причине ее недостоверности), войдет в учебники политологии. Но еще раз: оппозицию снимали не за то, что она Путина ругает. А только за то, что мешает Лужкову.
Москва давно уже превратилась… чуть было не сказал символ. Нет, не символ. А сгущенный, концентрированный раствор всего худшего и лучшего, что есть в стране. В стране расчищали завалы, избавлялись от грязи, выползали из нищеты; Москва была тут первой. В стране закатывали в дешевый штампованный гранит свое архитектурное прошлое; Москва опережала всех на двадцать шагов. В стране начинали робко поддерживать учителей, музейщиков; Москва платила педагогам надбавки, которые позволяли им жить без роскошеств, но хотя бы не краснея. В стране подминали демократические институты под сиюминутные задачи; в Москве уже был 10-процентный барьер для входа в Думу. В стране выстраивалась феодальная система кормления местных начальников; Москва давно уже была семейным производством, где власть, финансы, заказы, подряды, контроль - были сосредоточены в одних руках. Точнее, в двух парах трудолюбивых супружеских рук. Имен не будем называть: и так известны. Страна только задумалась, а не пора ли из индустриальной эпохи (с опозданием на 30 лет) перебираться в постиндустриальную; а Москва была уже там. С феодальным рылом - в глобальный ряд.
И было ясно, что если какие-то системные политические перемены в стране начнутся, то с Москвы. А если застой станет окончательной нормой, то Москва это обозначит ярко, полноценно и незыблемо.
В последнее время кресло под стариком Батуриным внезапно закачалось. Пошатывалось оно и раньше, но как-то удавалось сохранить равновесие и закрепить непослушные ножки. Незадолго до переназначения со стариком (при телекамерах) строго побеседовал предшествующий руководитель. Дескать, рано вам еще уходить, надо исправить многое; поработайте еще, но это будет не награда, а скорей расплата. Получили от города, вложитесь в него. Старик покивал, переназначился, чуть-чуть подвинулся. И вернулся к прежнему. Но в этот раз кресло зашаталось основательно. Сначала из Администрации с ее Административным Ресурсом был уволен человек, отвечавший за московские дела. И, видимо, наотвечавшийся как следует, под самую завязку. Затем, вопреки сопротивлению мэра, был вышвырнут с поста милицейский генерал Пронин. При котором столичная милиция окончательно превратилась в мафиозный клан. Ничем не хуже строительного. Но вооруженный. Верный кум Чигиринский не просто бежал за границу, но в Лондонском суде с головою выдал бизнес правящих супругов. Рассказал, как они входят в долю, сколько забирают за право покровительства. Наконец, через голову супружеской четы, был назначен новый милицейский, Колокольцев. За которым - не только реальная работа в московских органах, но жесткая операция по разбирательству со строевскими. После того, как крепкий хозяйственник и тяжеловес был снят с губернаторства и отправился вместо собственной дочери в Совет российской Федерации. Московский хозяйственник и тяжеловес читать умеет. Он прекрасно понял смысл медведевского послания.
Но ответил на него - по-своему. Он решил не двигаться и не меняться. Он решил ответить так, как отвечал до сих пор, но с явным усилением. Вы мне шлете черные метки? А я вам покажу, что полностью владею ситуацией. Я, только я, и никто иной. У меня, без моего приказа, не шелохнется никто, ничто не переменится; а если вы попробуете меня тронуть, вся система, под меня отстроенная, поползет немедленно. И вы ее собрать не сможете. Только я. Только мой клан. Только мой личный город, украденная Москва.
Происходящее на выборах в Московскую городскую думу, парадоксально и почти безумно; стирая оппозицию бюрократическим ластиком, столичное градоначальство не угождает вышней власти, а ее пугает; грозит: «Ужо тебе!». Думал ли, скажем, Милов, что запретом на него будут дерзить Кремлю? Думаю, что в страшном сне ему такое не могло привидеться.
Другой вопрос, поможет ли такая тактика в очередной раз удержаться у кормила нынешнему клану. В котором есть вполне вменяемые люди (равно как присутствуют они и в «лужковском списке» кандидатов). Но в котором нет и не может быть саморазвития и самоочищения. Потому что в закрытом водоеме вода (если ее извне не вычищать) начинает неизбежно зарастать и гнить. Вопрос уже не к старику Батурину; вопрос к посылавшим сигналы. Вы доиграете начатую игру до конца, или снова отступите? Застой заканчивается или воцаряется? И по ком же звонит Колокольцев?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
