Авторские программы Александра Архангельского
«Дети, в школу собирайтесь: Петушок пропел давно».
Завтра мы отведем своих первоклассников в школу и сдадим их на попечение учителям. Чтобы по прошествии одиннадцати лет встретить возле школьной двери половозрелых юношей и девушек, которым нужно будет встраиваться в новую жизнь. Какой будет эта жизнь? Подо что, под какую реальность будет затачивать школа сознание сегодняшних первоклассников? Разумеется, семью никто не сбрасывает со счетов и влияние на умы теперешних первоклассников будет многовекторным, объемным и противоречивым, каким оно было всегда. В чем-то - к сожалению. В чем-то - слава Богу. Но все же главная работа над сознанием ребенка будет идти именно в школе. И по причине занятости родителей. И потому, что школа по определению системна. И в силу регулярности, ритмичности ее воздействия. В одно и то же время. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Как гомеопатия.
Казалось бы, тут противоречие в определении. Какие могут быть «заточки под реальность», если ни одна живая душа в мире не знает, что случится с ним к 2020 году. Как никто не знал в 1980-м, что случится в 1991-м. Школа - не сфера прогнозирования; не среда предвидения. В ней либо воцаряется безволие и ее уносит по течению, либо она подчинена утопии, мечте сегодняшнего социума о завтрашнем дне. Под эти нынешние представления, под упрямые мечтания о векторе дальнейшего движения, школа и затачивает ученика.
И здесь у меня, как у счастливого родителя, вопросы. (Попутно: я давно заметил, что радикальными консерваторами и радикальными обновленцами бывают либо люди бессемейные, либо вырастившие всех своих детей и спокойно относящиеся к внукам. Равно как в роли легкокрылых ястребов обычно выступают папы девочек, которым не идти на службу в армию. Только лишь унылый эгоизм позволяет человеку с легкостию необыкновенной рассуждать о всяческом вреде прогресса или же, наоборот, о необходимости порушить все до основания; родительские тревоги о судьбе детей лишают нас счастливой и уютной однозначности суждений. И не оставляют места трусости; если детям будет плохо, никакие компромиссы невозможны).
Мне почему-то кажется, что нашим детям через одиннадцать лет не понадобятся оглядки на Россию Александра Третьего; им будет все равно, кто из теперешних правителей могуч, а кто не очень и удобно ли им управлять партийной системой в ручном режиме; вряд ли выросшим детям в их дальнейшей жизни понадобятся сказки о вождях краснозвездой державы. И мифы о великой индустрии, возводившей Чернобыль и Саяно-Шушенскую ГЭС. Пусть в эти игры продолжают играть старички и политические пустобрехи; детей от этого освободите. И в той же мере, хотя и по другой причине, детям не дадут полноценно самоосуществиться технократические схемы самодостаточной прагматики. Где все выводится из нужд финансовой системы, как при советской власти выводилось из нужд пролетарского движения. Я не про то, что финансовая система несущественна и обучать ее основам не нужно. Я лишь про то, что она - частична и подручна. А дети, смею предположить (если все пойдет хорошо), будут жить не в закомплексованной империи Газпрома, а в открытом сложном мире, где одним придется постоянно ориентироваться во времени и пространстве, меняя города и континенты и при этом сохраняя связь с Отечеством, а другим, никуда не смещаясь, оглядываться, тем не менее, на чужой опыт. И тем, и другим понадобится прагматическое знание, погруженное в физиологический раствор культуры, мировой и национальной. Ценности свободы и ответственности. Вера в идеал и трезвость взгляда на реальность.
В этом смысле пустыми и бессмысленными кажутся теперешние разговоры о школьной истории как способе штамповки патриотов, ради чего идет борьба с фальсификаторами; патриотом человека делает не ложная гордость, а настоящая любовь. Любовь к своему при уважении к чужому. Наши дети не советской эпохой должны гордиться, не отбеливать злодеяния системы ссылками на чужие грехи, как это делают политики, кивающие на Мюнхен, чтобы не кивать на пакт; а просто любить свою страну, со всеми ее достоинствами и ее грехами и за нее морально отвечать. И в хорошем, и в плохом.
Если же все, не дай Бог, пойдет нехорошо, детям нашим тем более понадобятся свобода и ответственность, вера и этическая трезвость. Потому что придется восстанавливать страну из исторического небытия. Расплачиваясь за упущенное время, как наше поколение расплачивалось за проспанные 70-е. А наши родители - за обвал самодержавия в коммунизм. А все мы вместе за то, что никто и никогда в России не делал ставку в массовом обучении и воспитании на личность, умеющую отвечать за собственный выбор и строить свою судьбу. Соотнося ее с чужими судьбами. Но не нуждаясь в мудрых политических отцах, ради которых так легко предать отцов земных и отречься от отца небесного.
Но это крайний вариант и отрицательный предел. Даст Бог, промежуточная нынешняя система не пойдет по линии разрыва и разлома, а просто оползет, как оползает покрывало с памятника. Единственный вариант, который не стоит даже и рассматривать - сохранение сегодняшнего состояния еще на одиннадцать лет. Хуже, лучше, но когда сегодняшние первоклассники выйдут из школы, все вокруг окажется другим. Нынешняя песенка будет допета.
Школа, повторимся, не тотальна. Мы дома сможем скорректировать / улучшить / ухудшить ту картину мира, которую она сформирует. И даже, если паче чаяния возникнет необходимость, сможем ее сломать. Но заменить - не сможем. Школа самый сильный, самый инертный, самый неизбежный институт социального оформления личности. Нужно лишь задание навырост.
Продолжение темы об образовании в вузах смотрите в видеоколонке «Медийные инновации: нужны ли в будущем журналисты?».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
