Смотреть видеоинтервью Татьяны Малевой и Ирины Ясиной >>
То ли россияне привыкли к кризису, то ли кризис близок к завершению. Зарегистрированная безработица снижается. Генеральный прокурор велит предпринимателям не задерживать зарплаты, а президент – не увольнять работников. О том, приведут ли антикризисные действия правительства в социальной сфере к спокойствию и процветанию, рассказывает Татьяна Малева, руководитель Независимого института социальной политики и член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека. Беседовала Ирина Ясина.
- Татьяна, приведет ли декларируемое в социальной сфере хоть к какому-то осеннему спокойствию?
- Давайте последовательно разберемся. Мы имеем многостраничный документ, который называется «Антикризисная правительственная программа». И априори объявляется, что программа носит ярко выраженный социальный характер. Но при принятии решений, какова должна быть стратегия во время кризиса, решался один стратегический вопрос: «Кого нужно поддерживать: население или институты?». Мы решили поддержать нашу промышленность, наш крупный бизнес, имея в виду, что он поддержит людей, предотвратит массовые высвобождения, снижение заработных плат и прочее. Но ведь на самом деле это не так.
Кредиты, которые даны крупному бизнесу, в большинстве случаев уходят на выплату плохих долгов. И занятое население к этим кредитам не имеет никакого отношения, реально по-прежнему происходит высвобождение рабочей силы. Но самое главное не это. На протяжении последнего десятилетия мы не раз убеждались, что за все плохое на российском рынке труда расплачивается не занятость, а заработная плата. И даже при относительно высоких показателях занятости происходит сокращение заработков.
- Давай перейдем к пункту о задержке с выплатой заработной платы.
- Подчеркиваю, речь идет только о видимой части. Задолженность есть, она имеет тенденцию к нарастанию, но она не шокирует своими объемами. На самом деле, она и не может шокировать, потому что сокращение происходит по другим траекториям. Сокращение происходит за счет невидимого фонда оплаты труда и, главным образом, потому, что в экономике по-прежнему существует большой неформальный сегмент. Сейчас он заключается в том, что отношения работника и работодателя формальны, а вот зарплата платится неформально: маленькая тарифная часть является предметом договора, а все остальное – это конвертируемая зарплата.
- А что происходит с пенсиями?
- Давайте зададимся вопросом: при чем тут кризис? Пенсионеры в своей массе, если забыть, что у нас есть значительная доля неработающих пенсионеров, – это та социальная группа, которая никак не связана прямо с кризисом. Не они являются главной жертвой. Это чуть ли не единственная массовая группа, которая имеет фиксированный доход, гарантированный государством, который не зависит от работодателя, попавшего в кризисное положение, не зависит от фондового рынка, не зависит от состояния финансов и так далее.
- То есть к кризису это не имеет никакого отношения.
- Да, это не имеет никакого отношения к кризису. Это первое. Второе: ту пенсионную реформу, которая стартует в связи с последними решениями, можно было приветствовать, если бы были найдены какие-то новые альтернативные источники финансирования, какие-то институциональные решения. И мы прекрасно понимаем: все, что будет предпринято для увеличения пенсий, предпринимается за счет государственного бюджета и провоцирует рост огромной нагрузки на государственный бюджет, который, рано или поздно, закроет двери перед другими социальными программами. Пенсия фактически становится важнейшей макроэкономической проблемой для России на ближайшее десятилетие.
- Но Путин, когда объявлял о повышении пенсии, сказал, что никто в мире больше не повышает пенсии, хотя проблема с пенсионной системой есть везде.
- Совершенно верно. С пенсионными проблемами сталкиваются все государства мира. Но никто не повышает пенсии, потому что это не является первоочередной мерой. На фоне дефляции даже плохая пенсионная система обладает таким свойством, что повышается покупательная способность английских пенсионеров, немецких пенсионеров - везде, где зафиксировано снижение цен. Мы, конечно, находимся в другой ситуации, но в нашем законодательстве есть механизмы, которые позволяли индексировать эти пенсии. Поэтому, в принципе понимая институциональную потребность повышения пенсии, все-таки приходим к выводу: это не является антикризисной программой.
- Еще два пункта, которые ты упомянула: материнский капитал и реструктуризация по ипотечному кредиту.
- Ярко выраженный социальный характер. Право на материнский капитал у нас дает рождение второго и последующего детей. Численность семей, в которых есть вторые и третьи дети, меньше одного миллиона, а в стране у нас 57 миллионов семей. То есть понятно уже, какая часть населения этим воспользуется.
Что касается ипотечного кредитования: приняты, в общем-то, разумные меры по реструктуризации таких кредитов и по поводу возможности использования материнского капитала для решения проблем жилья. Но войти в программу по ипотечному кредитованию с привлечением материнского капитала потенциально может всего 27 тысяч российских семей. А реально в пенсионный фонд, который является генеральным менеджером материнского капитала, по состоянию на начало лета этого года было подано всего 3 000 заявлений от желающих вступить в эту программу. Масштаб этой антикризисной социальной программы говорит сам за себя. К началу лета у нас было в стране 754 тысячи кредитов, которые были выданы населению за 4 года существования ипотеки как таковой.
Стало ясно, сколько у нас вообще кредитов. В связи с этим можно поставить диагноз правительственной инициативе, которая носила очень многообещающее название «Доступное жилье». Вот как можно было говорить о доступном жилье, если оно было доступно только семистам тысячам российских семей, причем высокооплачиваемых? Иначе вы не можете вступить в ипотеку. Но ведь речь идет о том, что реструктуризацию этих кредитов мы будем осуществлять только к тем, кто будет испытывать трудности, а это не более 10% от этого числа.
- То есть, 70 тысяч где-то. Татьяна, тогда последний вопрос. А кто все-таки страдает от кризиса и кому надо помогать?
- Как правило, государство обязано взять на себя ответственность за социально-уязвимые группы, которые сами не могут решить свои вопросы. Самые уязвимые группы сейчас – это работающие пенсионеры, это молодежь, это женщины, которые имеют детей или ждут ребенка. Кстати, материнский капитал некоторых женщин подвел: когда им был обещан материнский капитал, работодатель предложил в первую очередь этим женщинам уволиться.
И, тем не менее, наша социальная проблема сейчас не в тех точечных группах, по отношению к которым можно что-то предпринять, а самая главная проблема у нас касается огромных социальных групп. Это, прежде всего, среднестатистический российский работник, который сегодня реально не защищен ничем, кроме программ занятости, которые разработали в регионах, которые не содержат никаких новаций по отношению к кризису. Их «дизайн» примерно такой же, каким был в 1991 году. Ничего особенного, кроме общественных работ и выплаты пособия по безработице, они не содержат. Потому что легкое снижение показателей официальной безработицы на самом деле не просто не означает ничего, оно означает только то, что отложенным эффектом осенью к нам все это вернется. И вот осенью, когда закончатся отпуска, когда люди летом потратят свои накопленные средства, все начнут искать пути выхода из кризиса и столкнутся с тем, что рабочих мест как не было, так и нет. Это затишье перед бурей, и нас ждет очень тяжелая осень.
