Некоторое время назад, в разгар Московского Международного Фестиваля, Первый канал показал оскароносный фильм «Жизнь других», сделанный в Германии. Кино рассказало о превратностях судьбы немецкого интеллектуала, жившего в ГДР.
Не бог весть, какое это заграничное кино, но и в России оно срезонировало. Оно оказалось для нас даже в чем-то родным. А тут еще подоспел документальный «Подстрочник», вызвавший бурю эмоций в русском инете. Да и в бумажной прессе, а также в радиоэфире была уйма откликов.
Честное и нелицеприятное выяснение отношений с прошлым в одной стороне встречает заинтересованное понимание в стороне другой. Прошлое для всех народов и государств – проблемно. И отношения с ним проблемны. И нет страны без шкафов со скелетами. И нет народа, который бы в той или в иной степени не испытывал моральных трудностей в намерении ужиться, поладить, навести мосты с той реальностью, что уже позади.
Тем более, что в шкафах прошлого обнаруживаются не только скелеты, но и живые люди со своими драматическими судьбами. Как это случилось с героями фильма «Жизнь других». Как это выяснилось из документального сериала «Подстрочник».
***
Немцам также трудно забыть Хонекера, как нам – Брежнева. Как им и нам – страстный поцелуй Брежнева и Хонекера, который уже сам по себе стал самоценным артефактом, символизирующим некое политическое извращение.
Им, немцам, легко было снести ту злополучную стену, что рассекла Германию на две неравные половинки, и тут же растащить ее на сувениры. Но не просто им далось сращение этих половинок. Да и не далось оно до конца, если судить по фильмам «Гуд бай, Ленин» и «Жизнь других».
Нам технически не сложно оказалось покончить с железным занавесом, разделявшим РФ с Западом. А ментальный занавес никуда не делся.
И со сталинизмом, отдалившимся за горизонт нашего времени, продолжаем сегодня выяснять отношения. И выяснения эти то и дело принимают острый характер. И государство нет-нет, да и выкажет озабоченность имиджем нашего прошлого, создав соответствующую комиссию по противодействию попыткам его искажения. И общественность не упускает случая возвысить голос в защиту того или иного мифа, выдаваемого за исторический факт. И образ Сталина время от времени каменным гостем является на политическую сцену страны с претензией на ее олицетворение.
Информационно-пропагандистские войны во славу прошлого стали приметой нынешнего времени. Занятно, что и на либеральном Западе их не чураются. Дурной пример заразителен.
Стоило Бараку Обаме в Москве выказать удовлетворение по поводу окончания холодной войны в конце прошлого века и дипломатично уравнять заслуги в том народов Запада и Востока, как Лиз Чейни, заместитель госсекретаря в администрации Буша, резко его одернула.
На страницах The Wall Street Journal она в лучших традициях наших профессиональных патриотов обвинила нынешнего американского президента в приверженности «лживым версиям истории».
«Правдивая версия» кончины Холодной войны, по мысли Лиз Чейни, стоит на том, что решающий вклад в дело победы, внесла Америка.
А дальше – совсем грозно, от имени нации: «Американский народ ожидает, что его президент не позволит лгать о своей стране, а также знает историю».
Не стану спорить. Не взвешивать же внутренние факторы и внешние обстоятельства, сопутствовавшие той коллизии…
Просто забавная вышла ситуация: российские патриоты волнуются, чтобы у них не отняли победу во Второй Мировой войне, а американские – чтобы не украли их победу в последовавшей за ней – Мировой Холодной войне.
По-моему, американскому Конгрессу самое время подумать об учреждении Комиссии во главе с Лиз Чейни по противодействию попыткам со стороны лгуна-президента исказить собственную историю.
Между тем, если уж ворошить эпоху Берлинской стены и «железного занавеса», то делать это надо не для того, чтобы государства могли счесться славой и историческими заслугами.
Существеннее, чтобы граждане смогли поделиться и обогатиться опытом вживания в большую историю. Как, впрочем, и опытом выживания в ней. История – это не только Сталин, Гитлер, Рузвельт, Брежнев, Хонекер, Горбачев и, наконец, Обама. История – это еще судьбы частных граждан.
***
Вымышленный немецкий драматург Георг Драйман, проживающий за берлинской стеной, – человек талантливый и успешный. Он за Берлинской стеной как у Христа за пазухой. Он удачлив, потому что – конформист. Еще потому, что его жена, выдающаяся актриса, Криста-Мария Зиланд, спит с каким-то важным функционером. Стало быть, талантливому интеллектуалу приходится быть дважды конформистом – как в общественной деятельности, так и в личной жизни.
Офицеру «Штази», установившему прослушку на квартире прославленного драматурга, тоже приходится раздваиваться: он по-человечески симпатизирует своему «клиенту», сочувствует его проблемам, но при этом должен был хорошо выполнять стукаческую работу, чтобы продвинуться по службе. В конце концов, он не выдержал и стал «другим человеком».
Но что такое судьбы тех граждан, что жили у Хонекера за пазухой, в сравнении с драмами и трагедиями тех, кто задыхался, скулил, делал в штаны, молился и умирал за пазухой у товарища Сталина… Какие тут нужны были гражданам нравственные силы, какое надобно было им чувство собственного достоинства, чтобы не потерять себя, чтобы не предать ни себя, ни друзей, ни родителей, ни будущее.
***
Два или три дня назад на канале «Культура» был показан еще один «подстрочник» - документальный фильм «Собачья жизнь Ильи Эренбурга». Фильм не новый, не в первый раз показанный. Он о судьбе невымышленного советского интеллектуала.
Он был талантлив, уважаем на Западе, привечаем и ценим Сталиным. Ему, как и персонажу немецкого фильма Георгу Драйнману приходилось раздваиваться как в общественной, так и в частной жизни. Он был и «одним», и «другим». Он чувствовал себя собакой на поводке у Сталина. Поводок, правда, был длиннее, чем у других питомцев Отца народов. Это про него горько, но точно сказал Бенедикт Сарнов: «Убежденный антифашист, состоявший на службе у фашизоидного сталинского режима».
Так жили и чувствовали себя те, кто находились в непосредственной близости от верховной власти. Об этом сложено уже много телефильмов. Но как бы эта сторона истории, ни была интересна и занимательна, она всего лишь ее пена. Или художественно взбитые сливки. А реальная плотность материи прошлого осязаема в «Подстрочнике».
Две главы из документального романа Лилианы Лунгиной, изданного кинорежиссером Олегом Дорманом, более всего меня задели. Это то, как ее вербовали на Лубянке - раз. Два – баба Мотя.
Домработница Мотя – это вообще нечто отдельное. Это такая гремучая смесь темной гордыни и самоотверженного рабства, дичайшего эгоизма и жесточайшего деспотизма… Это – характер, который не успела открыть русская литература. Это – великий сюжет, который еще предстоит исследовать. Который, возможно, прольет дополнительный свет на загадочную русскую душу, на парадоксальную русскую историю.
Из рассказа Лунгиной о тете Моте вычитывается притча о народе и интеллигенции. О том, как страшно далеки они друг от друга. И как они не способны жить друг без друга. И как они выжили, опираясь друг на друга.
Напоследок одно замечательно верное наблюдение рассказчицы: ее и ее друзей характеры оттачивались во взаимодействии и в противодействии режиму. Как шлифуются камушки, перебираемые волнами на морском берегу.
…Я перевожу взгляд на мелькающих в ящике профессиональных тусовщиков. На тех, кто вручает и получает «Золотые граммофоны» в эфире Первого канала. На тех, кто в рамках «Субботнего вечера» на телеканале «Россия» поет, танцует и балагурит.
Малахов, Собчак, Канделаки, Киркоров, Галкин, Басков тоже изо дня в день, из года в год трутся друг о друга и шлифуются.
«Камушки», правда, не те. Не той крепости, не той породы. Быстро стачиваются, обратившись в никчемность.
Правда, отполированную до блеска.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
