На сегодняшний день самое заметное культурное событие в стране – финиширующий Московский кинофестиваль. Сразу замечу, что, пожалуй, никогда прежде он так не интриговал коллекцией русскоязычных фильмов. И в первую очередь тех из них, что только-только были обнародованы на «Кинотавре» - «Сумасшедшая помощь», «Сказка о темноте», «Кислород», «Волчок». К ним примыкает конкурсная лента «Петя по дороге в Царствие небесное». Эти и еще ряд сердитых картин типа «Я», «Все умрут, а я останусь», «Россия 88» образовали явление, которое можно назвать новой волной отечественного артхаузного кинематографа. Грех не обратить на нее внимание.
На нее, впрочем, уже некоторые критики обратили внимание. С гневом и пристрастием.
Но прежде грех не обратить внимание на сам фестиваль. Без гнева и пристрастия.
По традиции ММКФ – это не столько творческое соревнование мастеров кино, сколько такая кинематографическая фиеста, своего рода кинообжираловка. В продолжение одной недели с утра до вечера крутится на экранах Москвы около двухсот картин. Тут нам и славное прошлое мирового кино и его более или менее репрезентативное настоящее, и его возможное будущее.
По традиции сам исход главного конкурса ММКФ не сильно волнует. В первую очередь потому, что в его репертуаре нет сливок современного кинематографа. Одно молоко. И по большей части порошковое.
Разумеется, креативная команда фестиваля сделала, что могла. Она не отбирала фильмы; она подобрала те кинопремьеры года, что не попали в Берлин, в Канны, и те, что не имеют шансов оказаться в осенней Венеции.
Это вечная проблема: «Святой Георгий» по уровню своей престижности – не конкурент ни берлинскому «Медведю», ни каннской «Пальме», ни венецианскому «Льву». Он обречен оставаться в тени наградных символов фауны и флоры.
На сей раз он оказался в особенно глубокой и густой тени конкурсного дефиле в Каннах авангардистов Триера, Тарантино, Ханеке.
Московское же «дефиле» обошлось без единого признанного авторитета в мире кино. Почти все представленные фильмы – темные лошадки. Судьи тоже из малоизвестных кинематографистов. Если не считать председателя – нашего соотечественника Павла Лунгина.
Главный же показатель местного (если не сказать, местечкового характера) московского форума – обилие русскоязычных картин в конкурсе. Помимо трех лент, представляющих Россию («Палата №6», «Чудо», и «Петя по дороге в царствие небесное») есть еще украинский фильм «Мелодия для шарманки» нашего режиссера Киры Муратовой с нашими киноартистами Олегом Табаковым, Ниной Руслановой и Ренатой Литвиновой. Если принять во внимание, что израильская картина «Муки в огне» снята выпускниками ВГИКа Ливой и Славой Чаплиными, а Польша представлена фильмом с русской проблематикой, с русскими актерами и называется он «Малая Москва», то почему бы все соревнование не назвать «Открытым чемпионатом России по кино». Своего рода «Moscow Open».
Президенту ММКФ Никите Михалкову ничего не осталось, как на одной из пресс-конференции выразиться в том духе, что зарубежный виноград зелен, а Московский Международный кинофестиваль должен быть русским. «Мы же не в Гонолулу живем» - добавил президент.
Так вот о том, что мы живем не в Гонолулу и не на Мадагаскаре, а именно в России вернее всего и свидетельствует российское молодое кино. Да так убедительно, что многим это пришлось не по душе. Да и, возможно, не по уму.
***
Один из парадоксов нашего времени: сегодня отечественное авторское кино почти также мало доступно для российского зрителя, как в советское время – кино зарубежное. Причин того много, но не стану на них отвлекаться. Так или иначе, большой зал Дома кино все фестивальные дни заполнялся до отказа.
Вместе с тем, могу понять оторопь публики, которая, глядя на экран, желала бы видеть только школу мужества, или только школу чувств, или, главным образом, университеты жизни…
С этой стороны уже озадачивает фильм режиссера среднего поколения Николая Досталя «Петя по дороге в Царствие небесное».
Петя – идиот. Не в смысле – дурак, кретин, болван, дебил и т.д. И не столько в смысле медицинском. Но по большей части, он – идиот в смысле князя Мышкина, если угодно, - гоголевского Поприщина. То есть, человек, тронутый умом и душой на общественно-социальной почве.
Жил-был Петя давно, более полувека назад, в местах по тем временам достаточно отдаленных – в Кандалакше. Я знаю это местечко, я там поблизости служил авиамехаником. Странное название городка, говорили старожилы, обязано каторжанам, которых на этом этапе когда-то освобождали от кандалов, справедливо полагая, что оттуда уже никому и никуда не сбежать. Ну, и от жаргонного присловья «кандалы – ша» и родилось якобы имя поселения.
В советское время оно бы не родилось – заключенных, хоть на Колыме и уж тем более на европейской территории, огораживали высокими заборами с колючей проволокой. И предместья Кандалакши стали одним из островков архипелага ГУЛАГа.
Шел памятный 53-й год, и еще до того, как скончался вождь, Петя, взрослый мальчик, вообразил себя большим начальником. Но не таким большим, как Поприщин. Не испанским королем, а милиционером-гаишником. Притом – очень правильным и добросовестным гаишником. Идеальным начальником.
Когда до Кандалакши дошла весть о смерти бессмертного, у кого-то из заключенных не выдержали нервы, и он побежал. За ним побежали охранники. Петя не мог остаться в стороне и нелепо, случайно был подстрелен.
У Шаламова есть загадка. Стоят два человека по разные стороны колючей проволоки. Спрашивается: кто из них свободен? Отгадка: оба не свободны.
Несвобода заключенных обуславливает несвободу охранников-начальников. Скверных, и идеальных. Правильных и даже праведных.
Пространство в фильме Досталя разделено на две зоны. На ту, что несвободная, и на ту, что тоже несвободная. Реальная граница оказалась условной. А условная, несознаваемая, неощущаемая – реальной.
Простодушный, асоциальный идеалист Петя нечаянно оказался на ирреальной границе между этими двумя зонами. Немудрено ему было свихнуться. Немудрено ему было погибнуть при первом же столкновении сторон.
Спрашивается: а причем здесь мы, живущие в ХХI веке?
А притом, что мы по-прежнему несвободны от нашего тюремного прошлого. Несвободны от того, кто умер более полувека назад.
Может быть, поэтому после того, как в 91-м году минувшего столетия в очередной раз на территории России снесли колючую проволоку, граждане снова стали трогаться умом. И не в медицинском смысле.
Может быть, поэтому самым репрезентативным героем нашего времени стал сумасшедший, именуемый в просторечье идиотом.
***
Сказка-притча Николая Досталя про взрослого мальчика Петю – только присказка. Более жесткую быль-небылицу поведал Борис Хлебников в фильме «Сумасшедшая помощь». Но об этой «помощи», как и о подмоге сумасшедших персонажей из других фильмов молодых кинематографистов, стоит сказать в отдельной колонке.
Пока же одно общее наблюдение. Что правда, то правда: молодое кино не лечит. Оно диагностирует болезни и делает это гораздо глубже и основательнее современных социологов, культурологов и политологов.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
