Недавно сотрудники Московского научно-исследовательского института психиатрии (МНИИП) выдали Александру Сергеевичу Пушкину на институтском сайте суровый диагноз – маниакально-депрессивный психоз. Внимательно изученная биография поэта дала все основания для подобного вывода. У пациента фазы возбуждения («душе настало пробужденье») сменяются фазами упадка («в глуши, во мраке заточенья тянулись тихо дни мои»). Налицо диагностируемое у носителей маниакально-депрессивного синдрома навязчивое желание «привлечь к себе внимание окружающих пением, танцами, декламацией собственных стихов, а также произнесением тостов и речей». Есть и «театральность в поведении», и болезненные приступы ревности. В общем, типичный случай.
Оговорюсь сразу: я не осуждаю психиатров. Сам Пушкин, обладавший здоровым чувством юмора, возможно, с удовольствием бы изучил свой диагноз: хулиганские «Прогулки с Пушкиным» Андрея Синявского были бы ему наверняка милее сталинской панегирической «пушкинианы», достигшей своего пика в год широко отмечавшегося столетия смерти (!) поэта в 1937 году. Да и населению пора отвыкать от страха перед всем, что начинается со слога «псих». В своих бытовых проявлениях гений, как отмечал сам Пушкин, может быть «мал и мерзок», как любой член общества. Но сам же Пушкин при этом добавлял: «Он мал и мерзок, но не так, как вы». Вот и в данном случае что-то подсказывает мне, что если у Пушкина и бывали депрессии, то не совсем такие, как у нас, грешных.
У Пушкина против его депрессии имелось мощное древнее лекарство – творчество. Его интеллектуальная жизнь была настолько богатой, а интересы были столь разнообразны, что он легко умел делать то, что психиатры рекомендуют охваченным депрессией людям, - он умел переключаться. Во время депрессии главное - не зацикливаться ни на работе, ни на домашних делах, ни на увлечениях. Рекомендуется расширять круг своих интересов. У Пушкина диапазон интересов был – от Шекспира до Пугачева, ему все было интересно. А ведь депрессия есть состояние прямо противоположное – это пустота, «томление духа», когда вам все вдруг становится НЕинтересно.
Так что за Пушкина можно быть спокойным – психиатров за ним посылать рано, пусть даже и задним числом. А вот о нашем сегодняшнем обществе этого не скажешь. Оно находится в состоянии долговременной депрессии и не знает, как из этого состояния выйти. Налицо все симптомы, диагностированные сотрудниками МНИИП у Пушкина, но без его творческого «противоядия». Тут вам и навязчивое желание привлечь к себе внимание. Правда, не декламацией собственных стихов (это нынче не в моде). Но пение, танцы, произнесение тостов и речей, а также повествования о собственной интимной (но не духовной) жизни – это все налицо, и даже в избытке. Есть и болезненная ревность – к западному миру, который богат, как Геккерн, и подл, как Дантес, а потому пытается выставить нас историческими рогоносцами в прессе. Последняя, кстати, теперь выглядит не лучше анонимных писем в 1837 году. Но, в отличие от Пушкина, наше сегодняшнее общество не обладает главным противоядием от депрессии – интересом к жизни. Нам все вдруг стало неинтересно. И умные толстые книги, и интеллектуальное кино, и разговоры о демократии и гражданском обществе, и даже религия в ее неустоявшихся, творческих формах. Все это стало дурным тоном, уделом «лузеров», или, как их называет редактор одного глянцевого журнала, «задротов».
А что же предлагается взамен? Светская жизнь в ее глянцевом варианте, проценты роста компании N, бонусы менеджеров холдинга NN (всякие ассоциации с «Норильским никелем» прошу считать случайными), количество упоминаний вашего имени в прессе и на телевидении. Об обладателе всего этого никогда не скажут, что он «лузер». Он тот, по Пушкину,
... о ком твердили целый век:
«NN – прекрасный человек».
Тем не менее, даже и успешный NN не застрахован от депрессии. Депрессия, как и любое томление духа, вовсе не равнозначна безделью и пассивности. Можно находиться в депрессии – и все время куда-то бежать, как герой фильма «Бегущий человек» с Аленом Делоном в главной роли. Больше того, современные психиатры видят в депрессии корень агрессии. Депрессия – это пустота, которая разъедает вас изнутри. Кто-то заполняет эту внутреннюю пустоту беготней, мельканием внешних образов, постоянным пребыванием на службе. А кто-то заполняет эту пустоту агрессией - оскорблением близких людей, попытками контролировать все и вся на работе, спорами и даже драками со случайными собеседниками в общественных местах. Крайние случаи – преступления или просто беспричинная агрессия против окружающих, типа недавней вооруженной вылазки майора Евсюкова или стрельбы из пневматического оружия по детскому саду.
Отдельного индивида можно вылечить от депрессии таблетками. Общество можно вылечить только новыми интересами, общественным подъемом. Официально объявленное «вставание России с колен» таким подъемом не является. Не являются признаками такого подъема и массовые увлечения – типа коллективного просмотра сеансов фигурного катания со «звездами» или всеобщей фиксации на «реалити-шоу». Как сказал современник Пушкина Артур Шопенгауэр, «пустота внутреннего мира, пошлость сознания, бедность ума побуждают людей искать общества, которое опять-таки состоит из совершенно таких же лиц – ибо подобное тянется к подобному». Вот вам и поп-культура.
Для настоящего выхода из депрессии нужен интеллектуальный прогресс, а его у нас не наблюдается. Всем все ясно, и запрос на новые знания весьма невелик. В политике эта проблема есть не только у сторонников власти, но и у оппозиции. Нежелание узнавать что-либо новое характерно для всего политического спектра. Коммунисты во главе с Зюгановым не хотят узнавать ничего плохого о Ленине, либералы – о Чубайсе с Ходорковским, члены «Единой России» - о федеральных и региональных руководителях.
В культуре общественная депрессия проявляется в бесконечном тасовании все той же надоевшей колоды одних и тех же имен, всплывших в начале девяностых, а то и еще при брежневском застое. Стагнация (что в переводе и значит - застой) – это одно из определений депрессии. Мы стоим на месте и слушаем Кобзона и Пугачеву – как и тридцать лет назад.
Впрочем, Россия в своей истории уже не раз входила в депрессию и выходила из нее – как и все сильные натуры. Выход этот почти всегда начинался с индивидуальных усилий, с развития и, пардон, окультуривания отдельной личности, часто действующей в одиночку, без оглядки на моду и «тренды». Вот как писал о таких людях все тот же Шопенгауэр: «Человек с богатым внутренним миром, находясь в совершенном одиночестве, получает превосходное развлечение в своих собственных мыслях и фантазиях, тогда как тупицу не оградит от смертельной скуки даже постоянная смена компании, зрелищ, прогулок и увеселений».
Правда, прежде Россия выходила из депрессии, опираясь на имена и авторитеты, накопленные и бережно выращенные еще в период этой самой депрессии. В шестидесятые годы девятнадцатого века такими авторитетами были Белинский и Грановский, в начале двадцатого века – Лев Толстой и целая плеяда русских классиков, в перестроечные времена можно было опереться на Сахарова и Солженицына. Сейчас широко известных новых имен, которые обладали бы подлинной (а не «раскрученной»!) ценностью нет. В литературе правят бал «политически актуальные» посредственности типа полюбившегося либералам лимоновца Захара Прилепина или натуралистического почвенника Романа Сенчина, а настоящие писатели пребывают в скрытых от публики дальних рядах. В публичной политике пообносившаяся большая тройка Зюганова, Явлинского и Жириновского тоже все никак не уйдет в небытие, цепляясь за уходящий поезд истории руками своих заместителей. Новых имен просто нет.
…Впрочем, болезненный поиск новизны – это тоже признак психической стагнации. «Если вас не устраивает накопленный за две тысячи лет культурный капитал, то вы, батенька, наш клиент»,- сказал мне недавно интервьюируемый мной психиатр.
Наверно, у меня тоже депрессия…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
