Год назад прокатились слухи, что будут сносить ЦДХ – Центральный Дом Художника. Встык с ЦДХ расположены залы Третьяковки, где экспонируют искусство 20 века, так что угроза тут двойная. Как говорили в старину, сугубая. Тогда же обнаружилось, что через голову руководства Третьяковки предложение набросать проект музея было сделано Норману Фостеру; он придумал очередной «золотой апельсин» и даже выставил его на каком-то архитектурном биеннале. Поднялся шум; столичные власти не отступили; как тут отступишь – лакомый кусок в самом центре золотоносного города.
В нынешние выходные у входа в ГТГ на Крымском валу началась публичная демонстрация плана застройки многострадального микрорайона Якиманки, где расположены и Третьяковка, и Дом художника. То есть речь идет: а) не о конкретном проекте архитектурного решения, а лишь о плане строительства в общих чертах; б) не столько о выставочно-музейном комплексе, сколько о территории в целом. Продлится все это до 13 февраля; 24-го состоятся общественные слушания, в которых смогут поучаствовать только местные жители, по предъявлению прописки (пардон, регистрации); посетителям Третьяковки предоставлено право высказать свое мнение заочно – оно при вынесении вердикта общественных слушаний будет учтено как совещательное и рекомендательное, не более того.
Можно произнести очередную бессильную инвективу и разойтись по домам; не будем спешить с выводом.
Мы давно уже предполагали, что московские власти своим архитектурным беспределом и строительной наглостью будут немало способствовать созданию начатков гражданского общества. Так оно и получается. Никакие другие события (подчеркиваю: неполитические) не сплачивали активную часть москвичей так, как сплачивали их гражданские протесты по поводу сносимых/возводимых зданий в историческом центре. Люди объединялись в защиту Патриарших, когда пруды пытались спустить, забетонировать, а потом заполнить заново и украсить чудовищной скульптурой благочестивого содержания. Общественность взбунтовалась в прошлом году, когда на Хитровке начали самостийный застрой. И напрягается сейчас, когда на кону судьба Центрального дома художника и двадцативечной экспозиции Третьяковки на Крымском валу.
И не то, чтоб этот серо-белый куб, который пыжится на набережную и рифмуется с чугунным уродцем Петром, был безусловным шедевром; не то, чтоб его снос был сам по себе невозможен. Но, во-первых, горожане были оскорблены самой по себе манерой закулисного заказа без учета техзаданий музея и выставочного комплекса, без открытого конкурса; тем более что Фостер был когда-то славным архитектором, однако же давно переродился в автомат по оприходованию денег в диких странах.. Во-вторых, отсутствием гарантий, что на месте снесенного куба не появится десяток кукурузных початков в духе и стиле Москвы-Сити, где художников сравняют в правах с приживалами. В-третьих, полной неизвестностью – куда переместятся ЦДХ и ГТГ – во время долгой стройки.
То, что представлено сейчас почтенной публике – может вызывать самые разные чувства. Архитектору Москвы Кузьмину очень нравится, что в новых зданиях Музея и Дома появятся подземные стоянки; музейщики возмущены: это полностью противоречит нормам. Проектировщики довольны: найдены удачные и компромиссные решения. Художники и те же музейные резко возражают: их здания сместятся на обочину, будут смотреться как бесплатное приложение к Крымскому мосту. Но мы сейчас не о правоте или ошибке. Мы о другом.
Город является общим достоянием; он не принадлежит инвестору или властителю; ключевые решения могут и должны приниматься лишь консенсусом. Почти невозможно поверить, что нынешнее голосование подействует на мэра, он же строитель, он же заказчик. Странно было бы надеяться, что оно окажется намного убедительней денег и могущественней связей. Но даже если (или точней сказать – когда?) «дело ГТГ и ЦДХ» окончится очередным провалом, победой административного ресурса над здравым смыслом, все равно: необходимо осознать, что сделан крохотный, но полушаг вперед. Городская власть вынуждена лавировать; ей приходится действовать гораздо изощреннее, чем прежде, делать вид, что она с людьми поговорила; лобовые приказы уже не проходят. Еще не пришли времена реального учета интересов жителей, но времена строительного всевластия завершаются. Торную дорогу сменяет слалом. А это значит, что впоследствии появится и регулируемый спуск. На котором у сообщества жителей есть права регулировщика.
Теперь осталось убедиться, что массовое разочарование в возможности хоть каких-то изменений к городскому лучшему не привело к утрате гражданского чувства. Худшее, что может сегодня произойти – это если высказывать свое суждение по поводу объявленного плана вообще никто не будет. По принципу: а, все равно ничего не переменишь. Плетью обуха не перешибешь. Закон что дышло. И далее по словарю пословиц и поговорок русского народа. Который так долго жил в неуютном и забюрократизированном государстве, что выработал иммунитет, отторгает любые порывы и упования. Ужас в том, что эти пословицы с особым сладострастием читает большое начальство; они ему – как мед, как бальзам на раны: не надо ничего менять и ни к кому прислушиваться; народ не верит сам в себя, с какой же стати нам в него уверовать?
Повторимся. То, что выставлено в ГТГ – никуда не годится. Вполне вероятно, что дурное решение будет все же городу навязано. И при этом сам факт выставки важен. Монолитная стена начала давать первые робкие трещины. Если их не расширить, срастется, как не бывало. Столичное градоначальство будет радостно ссылаться на провальный прецедент: мы же ж давали возможность, мы же ж предупреждали, так оно и получилось, не нужно впредь ни с кем ни о чем говорить. Так что главное теперь не возвращаться на исходные позиции, застолбить ту крохотную территорию, которую удалось совместными усилиями освободить. И готовить новое движение вперед.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
