Никита Петров, специально для РИА Новости.
3 февраля, накануне открытия саммита Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) два его участника – Россия и Белоруссия подписали соглашение о создании Единой системы противовоздушной обороны (ПВО). Некоторые журналисты и СМИ поспешили назвать этот шаг Москвы и Минска – ответом администрации США на планы Вашингтона разместить в Восточной Европе – в Чехии и Польше третий позиционный район американской стратегической ПРО. Но единая система ПВО никакого отношения, ни прямого, ни косвенного, к американской системе ПРО не имеет. Во-первых, потому, что не предназначена для борьбы с ней. Системы ПВО, как правило, не стреляют по наземным целям. А, во-вторых, просто не может бороться с противоракетами по своим тактико-техническим возможностям. Скорость противоракет достигает 5-7 км\сек, а ракеты ПВО, не все, а даже лучшей из них системы С-300 или С-400, способны сбивать цели, летящие со скоростью не выше 2,5 км\сек.
Но вопрос даже не в этом. Объединенная система ПВО стран, входящих в ОДКБ, была создана практически одновременно с самим Договором о коллективной безопасности еще в начале девяностых годов прошлого века, когда об американском третьем позиционном районе в Восточной Европе никто и помыслить не мог. Сами США вместе с Россией были членами Договора по ПРО 1972 года, который запрещал создание таких позиционных районов за пределами национальной территории (Вашингтон вышел из этого договора в одностороннем порядке в 2002 году).
Объединенная система ПВО стран ОДКБ предполагала контроль за воздушным пространством по границам этих государств, а также над ними, передачу информации об обстановке в небе, как говорят военные, в режиме реального времени (то есть секунда в секунду с происходящим) на Центральный командный пункт российской системы ПВО, расположенный в подмосковном поселке «Заря» (в Балашихе). Кроме того, поставки боевой техники ПВО по льготным ценам, проведение тактических учений армий, входящих в договор, на российских полигонах, а так же проведение совместных учений, другие действия. Но ограничивала ее действие правом принимать решение по пресечению полета того или иного нарушителя границы собственным командованием ПВО.
Правда, с расширением НАТО на восток и с усилением террористических угроз эффективность Объединенной системы ПВО стала недостаточной. В небе балтийских стран начали нести боевое дежурство на постоянной основе четыре натовских самолета F-16, способных нести ядерное оружие. И хотя на территории Литвы, где базируются эти самолеты, пока нет ядерного оружия, в других странах НАТО – Италии, Германии, Норвегии, Великобритании и Турции, как свидетельствуют международные институты стратегических исследований, находится сегодня от 200 до 400 американских атомных бомб свободного падения B-61. Подвешенные под фюзеляж F-16 они могут представлять для Белоруссии и России серьезную угрозу. От Шауляя до Минска истребителю лететь не более 5-6 минут, до Смоленска и Москвы чуть побольше - 10-15 минут. Но в любом случае решение о прекращении такого полета надо принимать быстро.
Никто не утверждает и не собирается утверждать, что НАТО готовится наносить ядерный удар по территории Белоруссии или России. Безусловно, нет. Хотя Комитет ядерного планирования в Североатлантическом альянсе существует и широкой общественности неизвестны принятые там планы. В то же время военные обязаны анализировать не намерения, а потенциалы. Намерения, как говорил Бисмарк, могут меняться, а потенциалы – нет.
Никуда не исчезла и террористическая угроза. Примеры захвата бандитами воздушных судов, их ударов по городским постройкам (11 сентября 2001 года) достаточно хорошо известны. К пресечению таких эксцессов тоже надо быть готовым. К тому же, нельзя забывать, что все последние войны начинались с массированных ударов с воздуха, и нельзя допустить, чтобы они застигли ту или другую страну врасплох. Если начать переговариваться между Москвой и Минском, как решать эту задачу и кто будет ее решать, искать тех начальников, кто вправе принять подобное решение, уйдет масса времени. Потеря его может оказаться решающей.
Отсюда вывод, который сделали генералы и разделили руководители страны, необходимо иметь не только Объединенную систему ПВО, но и Единую систему ПВО. То есть такой военный комплекс, где ответственное решение, в том числе и на пресечение полета нарушителя границы или воздушного террориста, будет приниматься немедленно и в одном центре.
С этой идеей были согласны и в Москве, и в Минске, и договор о создании Единой системы ПВО был готов уже несколько лет назад. Но его заключение таило в себе некие «подводные камни». В том числе и необходимость определенного ограничения суверенитета. Белоруссия или Россия должны были делегировать право принимать решение о пресечении полета нарушителя границы (о его ликвидации или принуждения к посадке) над своей территорией представителю командования ПВО другой армии и другой страны. А поскольку система ПВО России была и остается более мощной и развитой, чем аналогичная система Белоруссии, то становилось понятно, поделиться таким суверенитетом должен именно Минск. И ответственные решения в единой системе ПВО надо принимать, в случае чего, не где-нибудь, а именно в Подмосковье, на ЦКП поселка «Заря». Как в случае с единой валютой и перехода в двусторонних расчетах на российский рубль, в столице братской страны на этот шаг не решались.
Широко объявленные дни подписания договора о Единой системе ПВО, в том числе и на 3 ноября прошлого года, затем на 2 декабря, не считая дат в предыдущих годах, так и не состоялось. Произошло это только 3 февраля 2009-го. Что подвигло белорусскую сторону на компромисс, остается только догадываться.
Некоторые аналитики говорят, что решающим стала потребность Минска в многомиллиардном рублевом кредите, выделение которого Москва, якобы, обусловила подписанием соглашения по ПВО. Другие утверждают, что согласие было принято после того, как решился вопрос о назначении на должность заместителя командующего Единой системой ПВО белорусского генерала. Но этот аргумент представляется не очень убедительным – такое назначение вытекает из сути самого соглашения.
Не исключено, что подпись под договором была обусловлена и дальнейшими льготными поставками российской боевой техники. В том числе и систем ПВО для Сухопутных войск Белоруссии – систем меньшей малой дальности «Тор-М1» и «Бук-М1». Не случайно Главнокомандующий ВВС России генерал-полковник Александр Зелин намекнул журналистам после подписания соглашения, что Минск берет на себя дополнительное обязательство контролировать воздушное пространство на малых высотах. Это как раз зона действий зенитно-ракетных комплексов «Тор-М1» и «Бук-М1», а «Торов» у Белоруссии пока еще не было.
Есть информация, что Москва гарантировала Минску и новые заказы для оборонно-промышленного комплекса республики. К примеру, Минский завод тяжелых тягачей делает шасси для зенитно-ракетных комплексов С-300П, для оперативно-тактических комплексов «Искандер», для новых колесных «Торов» - «Тор-М2», а так же для мобильных стратегических ракетных комплексов «Тополь-М». Транспортную базу для некоторых видов перечисленной боевой техники могут выпускать и на российских предприятиях. Забрать весь заказ себе или поделиться им с заводами братской республики – это тоже в определенной степени способ влияния…
Но как бы то ни было, Договор о создании Единой системы ПВО Белоруссии и России подписан. Это новый и весьма показательный шаг двусторонней интеграции военных организаций братских стран, а так же пример, за которым могут последовать и другие государства ОДКБ. После заключения в минувшую среду, 4 февраля в Москве на саммите ОДКБ Договора о формировании коллективных сил оперативного реагирования он представляется весьма символическим.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
