Накануне годовщины подписания Декларации о прекращении существования СССР и образования СНГ руководителя тбилисского бюро РИА Новости Бесика Пипия принял в своей резиденции Крцаниси экс-министр иностранных дел Советского Союза и бывший президент Грузии Эдуард Шеварднадзе и ответил на вопросы журналиста.
- Эдуард Амвросиевич, каким вам видится распад Советского Союза с позиций сегодняшнего дня? Это было трагедией или оказалось благом?
- Для России оказалось трагедией. Владимир Путин назвал распад страны трагедией миллионов людей. И Михаил Горбачев, и Борис Ельцин не желали, чтобы страна распалась, наоборот, они принимали меры для укрепления военного потенциала государтва, пытались проводить экономические реформы. Словом, хотели как лучше - а получилось, как любят говорить в России, как всегда.
В целом прекращение существования Советского Союза, на мой взгляд, можно считать положительным явлением. Распад советской империи стал реальной базой для окончания холодной войны. Ну, и главное, советские республики получили независимость. Сегодня новые государства проводят свою внешнюю политику, самостоятельно определяют приоритеты экономической политики. Только вот Грузии в этом не очень повезло.
- Эдуард Амвросиевич, на посту главы грузинского государства вам посчастливилось работать с шестью советскими и российскими руководителями. Каким они вам запомнились? Давайте начнем с Брежнева.
- Я Брежнева довольно хорошо знал, дольше других мне пришлось поработать при нем. Не помню ни одного случая, чтобы он отказал мне в просьбе, если она была обоснована. А однажды мне грозило увольнение с поста первого секретаря ЦК компартии Грузии, и Брежнев меня спас. Это случилось в 1978 году, когда в проекте Конституции ГССР грузинский язык лишался государственного статуса. Интеллигенция и студенты в Грузии восприняли этот проект в штыки, в Тбилиси на проспекте Руставели прошли демонстрации и митинги протеста.
Я поехал в Москву, зашел к Суслову, главному идеологу страны, сообщил ему, что грузины не пойдут на изменения статуса языка в Конституции.
Суслов подготовил на трех страницах докладную записку о грузинском национализме, шовинизме и о том, что грузинская компартия не подчиняется решениям ЦК. Этот вопрос он хотел вынести на заседание Политбюро, что сулило мою отставку с поста руководителя компартии Грузии. Но Брежнев не позволил включать этот вопрос в повестку дня. Брежнев предложил Суслову, чтобы он о недостатках в работе грузинской компартии сообщил лично Шеварднадзем - мол, тот учтет замечания в своей дальнейшей работе.
Государственный статус грузинского язык был сохранен.
Брежнев два раза при мне был в Грузии. Первый раз это было в 1974 году - приезжал на три дня в Пицунду, где встречался с французским президентом Помпиду. В один из вечеров Брежнев и я прогуливались по берегу Черного моря. Зная, что Брежнев всегда отдыхает в Крыму, я спросил его: «Леонид Ильич, почему не любите Пицунду, почему не приезжаете сюда отдыхать?» Он откровенно ответил: «Пицунду не люблю потому, что это место напоминает мне Хрущева».
Во второй раз он приезжал в 1981 году. Я его поселил в доме, который некогда принадлежал Берия. К этому дому специально для Брежнева пристроили огромный балкон, который до сих пор сохранил в народе название «брежневский балкон». Брежнев был щедр на похвалы, говорил о грузинском гостеприимстве, цитировал Руставели, восхищался победой тбилисского «Динамо» в Кубке УЕФА.
- После Брежнева недолгое время в руководителях страны были Юрий Андропов и Константин Черненко. Здоровые люди не имели шансов занять главное кресло в государстве?
- Были, конечно, молодые и здоровые претенденты. Тот же Горбачев... Но члены Политбюро не желали перемен, в результате которых могла пострадать их карьера.
Хотя ни на Андропова, ни на Черненко у меня нет обид. Константин Устинович был человек очень порядочный. Помню, как на закрытом заседании Политбюро он неожиданно для всех поднял вопрос о дочери Сталина Светлане. Черненко сказал: «Светлана не желает жить в Москве, но я бы не хотел, чтобы она уезжала из Советского Союза». И попросил меня устроить ее с дочерью в Тбилиси. Светлана согласилась, мы предоставили ей в Тбилиси в престижном районе трехкомнатную квартиру, дочь Ольгу определили в грузинскую школу, предоставили репетитора. Дали автомобиль. Светлана объездила всю Грузию, везде ее принимали с уважением. Но через год она ко мне пришла и сообщила, что решила уехать из Грузии, не смогла здесь прижиться, да и ее дочь не сумела освоить грузинский язык.
- А в Москву вас перевел на работу следующий Генеральный секретарь - Михаил Горбачев?
- С Горбачевым я был знаком со времен, когда он возглавлял комсомол на Ставрополье, а я был лидером грузинского комсомола. У нас были прекрасные отношения, мы были единомышленниками, дружили семьями. О вводе советских войск в Афганистан мы с Горбачевым узнали по радио. «Видимо, уже прогнило все сверху донизу», - сказал я вслух. Горбачев покачал головой и произнес: «Так жить нельзя, все надо менять».
Был 1985 год. Горбачев уже возглавлял страну. Он позвонил мне в Тбилиси и предложил переехать на работу в Москву. Я ответил, что если у него есть претензии к моей работе, я добровольно сложу полномочия. Он сказал, приезжай, здесь поговорим. Я приехад и попал прямо на заседание Политбюро. Горбачев говорит: «Есть предложение министром иностранных дел утвердить Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе» - и затем начал меня характеризовать. Я сказал, что ничего не понимаю в дипломатии, всего три раза был за границей и то в соцстранах. Горбачев ответил, что сейчас нужны не дипломаты, а политики.
Наши пути с Горбачевым разошлись за несколько месяцев до августовского путча, когда я, хлопнув дверью, покинул пост министра иностранных дел. В МИДе работали несколько тысяч человек, примерно 30 процентов были сотрудниками спецслужб, и от них у меня была информация, что готовится контрреволюция. Я говорил об этом одному, другому, но никого не смог убедить. И тогда в знак протеста я подал в отставку.
- А каким вам запомнился Борис Ельцин?
- В истории России Ельцин останется человеком, который основал и защитил демократию в России. Он прошел сложный жизненный путь, на котором были успехи и неудачи.
Ельцин хорошо знал Грузию. Он приезжал сюда еще будучи секретарем Свердловского обкома партии. У нас с ним были довольно продолжительные отношения. Но какой-либо выстроенной политики по отношению к Грузии у него не было.
После грузино-абхазской войны порт в Поти, откуда снабжалась продовольствием вся Грузия, да и Армения тоже, захватили сторонники бывшего президента Грузии Звиада Гамсахурдиа. За помощью я обратился к Ельцину. И знаете, он сказал мне: пусть Западной Грузией руководит Гамсахурдиа, а ты будь президентом Восточной Грузии.
- Эдуард Амвросиевич, вы всегда восхищались Владимиром Путиным. После минувших августовских событий ваше мнение о нем не изменилось?
- Мне удавалось строить добрые отношения с США и одновременно иметь дружеские отношения с Владимиром Владимировичем Путиным. Американцы помогали нам в оснащении вооруженных сил. Я об этом рассказал Путину, когда мы встречались в Алма-Ате. Путин мне сказал, мол, мы тоже могли бы помочь. Я ответил: «У России сейчас нет денег, а американцы народ богатый; и какая разница, на чьи деньги будет создаваться армия. Если у вас есть какие-либо опасения, я готов хоть сейчас подписать документ, что никогда на территории Грузии не будут находиться американские базы». Он мне поверил.
Одно очень важное качество есть в Путине. Он – человек слова. Однажды Путин отдыхал в Сочи, позвонил мне, пригласил к себе поговорить по делу. Я приехал, встретились. Путин мне предложил восстановить абхазский участок железной дороги, чтобы поезда могли курсировать до Самтредия и дальше – до Баку, Еревана и даже до Турции. Я обратился с ответной просьбой: вернуть грузинских беженцев хотя бы в Гальский район. Путин взял трубку, позвонил командующему миротворческими силами, поручил вернуть этих людей в Гальский район и обеспечить их безопасность. Если до этого возвращение беженцев в Гальский район происходило стихийно, то теперь своим решением Путин узаконил этот процесс.
Что касается пятидневной грузино-российской войны, то еще потребуется время, чтобы понять, кто какие решения принимал, и каковы их последствия.
