Вопреки всем ожиданиям, никакого двоевластия в России нет. Есть реинкарнация имперского герба, на котором у державной птицы одно тело и две головы. И даже то, что может вызвать ревность и конфликты – их не вызывает. Например, прямая линия премьера на федеральном телевидении. Со всем народом сразу. На фоне скромного президентского видеоблога, через который можно пообщаться с продвинутой частью населения. То есть с абсолютным меньшинством. Тут нет отношения конкуренции между двумя соправителями. Тут есть отношения дополнительности. Можно даже придумать формулу нынешней власти: (П)резидент. Применима к обоим ликам двусоставного правления.
Итак, сегодня страна общается с одним из двух его неразделимых ликов. И мы спешим закончить этот текст до начала прямой трансляции. Чтобы не знать, о чем же спросят соглаву государства российского. И задать свои наивные вопросы наобум, не зная реального контекста.
Первый вопрос. Для чего вам нужны намеченные пятнадцать лет передаточной власти, которая может перебрасываться пасом от одного члена корпорации к другому и обратно? (Три с половиной года, оставшиеся от нынешнего срока плюс два по шесть для следующего (п)резидента.) Для того ли, чтобы создать свободную страну, успешную, ответственную, вовлекающую граждан в обустройство общей жизни; те самые двадцать лет покоя, которые просил Столыпин? Или просто для того, чтобы, говоря по-карамзински, Россия подольше бы постояла под вашим началом?
Если первое, то это одни проблемы. Если второе, то другие.
В первом случае в действие вступят взаимосвязанные противоречия, которые расшатывали и более долгосрочные режимы. Есть закон исторических циклов; вы взлетели на гребень на пике такого цикла, а теперь мы все присутствуем при его завершении. Это цикл революционного подъема, переходящего в авторитарную реакцию. Вспомним красивую и показательную параллель: с разрывом в двести лет главные этапы Французской революции повторялись в российской истории. 1789 год: созыв Генеральных штатов. Начало кадрового переворота. 1989: 19 партконференция, переходящая в Первый съезд народных депутатов. 1791: неудачное бегство короля. 1991: Фарос. 1793: казнь Людовика и Марии-Антуанетты. 1993: попытка белодомовского переворота и стрельба. 1799: полковник Наполеон берет бразды правления. 1999: подполковник Путин приходит к неформальной власти. 1804: пожизненное консульство с перспективой восстановления императорского титула. 2004: победа во втором туре с перспективой третьего срока, он же начало пожизненного правления… Теперь представим себе невозможное: в 1808 году, на пике славы Наполеон уходит. Он – главный человек в истории. Он взял Тильзит, он Эрфурт покорил. Ни тебе Березины, ни Эльбы, ни острова Святой Елены. Новый исторический цикл. С новыми людьми и новыми проблемами, но не с гарантированными поражениями, которые становятся практически неизбежным следствием попытки продлить авторитарное очарование, преобразовать энергию авторитарной власти во всемирный имперский взлет…
А еще одно противоречие – современное общество не стареющая красавица, а власть не косметолог; поменять облик страны, сделать его вольным и приветливым под заморозкой невозможно. Последствия наркоза будут хуже, чем отсутствие операции. Придя в себя, больной может потерять контроль и сорвать повязки; не дай Бог, если он после этого заглянет в зеркало. Тут, продолжая медицинскую метафору, необходима не косметическая операция, а лечебная физкультура. Ежедневная, накапливающаяся привычка к свободе и самоуправлению, поскольку лишь такая привычка гарантирует нас от склонности к запойным революциям. Что же до стояния… Карамзину на его тоскливый вздох Николай Тургенев справедливо возразил: что прибыли в таком стоянии!
И еще один волнующий вопрос. Обещанная гуманизация случится или все же нет? Мы можем как угодно разно оценивать ситуацию с М. Б. Ходорковским. Кто-то – как законное возмездие, кто-то – как роковую ошибку предыдущего периода; тем не менее, тут есть хотя бы предмет для спора, почва для разногласий. Но ведь насчет судьбы сиделицы Светланы Бахминой разногласий быть не может. Как не может быть разночтений насчет ее помилования: оно бы стало символом смягчения режима, и политического, и гуманитарного. Беременным, роженицам, кормящим не место в тюрьме, если они никого не убивали и унижали достоинство человеческой жизни; помилование Бахминой могло бы стать – и стало бы прецедентом, отправной точкой для тысяч подобных решений. Правда ли, что власть считает – с Бахминой погорячились, но выпускать ее нельзя, потому что за этим немедленно последует требование отпустить больного заключенного Алексаняна, а там и до Ходорковского дойдет, что было бы не по-пацански? Или это злостные наветы? Почему бы тогда их не опровергнуть, ступив на добрую дорогу милости?
Свобода, ответственность и милосердие – вот опоры успешной страны. Все остальное приложение к опорам. Инструменты для достижения главной цели. И сильная президентская власть. И еще более сильная власть премьер-ская. И кредитно-денежная политика. И политика медийная.
Будем ли мы двигаться в этом направлении? Ответьте, пожалуйста. Очень хочется знать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
