15 августа советнику главного редактора РАМИ "РИА Новости" Энверу Назимовичу Мамедову исполняется 85 лет. Годы работы под его руководством вспоминает известный российский тележурналист, президент Национальной ассоциации телерадиовещателей (НАТ) Эдуард Сагалаев:
- Энвер Назимович Мамедов не только легенда отечественного телевидения и радио, но и легенда стран, легенда поколений.
Мы все знаем, что в юном возрасте он участвовал в Великой отечественной войне, бывал с итальянскими партизанами, был разведчиком, был офицером Советской Армии и одно это уже рождает огромное уважение к этому человеку. И вся его биография, невероятная, легендарная - это приключения. Это фантастическая карьера. Расцвет, конечно, приходится на годы его работы в Гостелерадио СССР. Он руководил редакцией вещания на Соединенные штаты, он руководил Иновещанием, а потом многие годы он был заместителем председателя Гостелерадио и фактически и юридически руководил Центральным телевидением.
В те годы, когда советское центральное телевидение переживало эпоху становления и бурного расцвета, когда телевидение стало частью культуры, частью образа жизни народа страны, этот человек очень много сделал для того, чтобы телевидение стало таким, каким оно стало и каким оно является сегодня. С именем Энвера Назимовича Мамедова все, кто работал на телевидении, и кто сейчас работает, связывают все фантастические достижения нашего отечественного телевидения.
Человек он, безусловно, незаурядный. Мало сказать, что незаурядный, он яркий человек, необычный человек. Я прекрасно помню, как я пришел на работу в молодежную редакцию Центрального телевидения, и когда впервые пришел на летучку, она проводилась в большом зале на 10 этаже, даже те люди, которые много лет работали на телевидении, они с трепетом смотрели на Энвера Назимовича, который сидел во главе стола, слушал обозревателей. Он не только сидел за столом, подавал реплики, подводил итоги этой летучки, но у него была привычка вставать и ходить по этому залу, когда шло обсуждение программ за неделю. На меня произвело впечатление, что он встает, идет вдоль стола, где сидят руководители всех редакций, ведущие журналисты. А в зале практически под потолком висят часы, он поднимает руку и поправляет стрелку. Этот жест до сих пор у меня перед глазами, потому что Энвер Назимович человек высокого роста и очень стройный, и этот жест, которым он поправлял часы, вызвал реакцию перешептываний, переглядываний, улыбок людей, которые сидят в зале на летучке, потому что в этом проявлялся его характер, его натура, его высота.
Высота – не только физическое свойство Энвера Назимовича Мамедова. То, что он поправлял часы – он действительно устанавливал какую-то точку отсчета, точное время для тех людей, которые работали на телевидении, для тысяч людей, которые работали на телевидении. Он был и предметом обожания, и предметом страха людей, которые работали на телевидении. Но этот страх был особенный, потому что боялись люди не каких-то репрессий, не увольнений и не выговоров, потому что это было чрезвычайно редко, я, честно говоря, и не припомню случаев, чтобы Энвер Назимович кого-то уволил, выгнал. Были разносы, но чрезвычайно редко. Люди испытывали страх перед его авторитетом, перед неодобрительной реакцией Мамедова на что-то, что ты сделаешь, на непрофессионализм, на какую-то ошибку, на неподобающее отношение к своим обязанностям. И это страх-уважение, это страх оказаться в его глазах несостоятельным человеком.
Он обладает потрясающими человеческими качествами, талантами. Ирония, юмор, невероятно точные характеристики, формулировки, колоссальный интеллект. О нем ходили и продолжают ходить рассказы, они превращаются в легенды, анекдоты. Например, для нас было совершенно невероятным, когда творческая бригада и руководство молодежной редакции приходили сдавать ему программу, мы сидели у него в кабинете, он смотрел какую-нибудь передачу, КВН, "От всей души" или публицистику. Вначале я не понимал, что происходит, потому что Мамедов сидел, разговаривал по телефону и читал какие-то материалы. Было чувство разочарования, досады и недоумения, потому что мы с трепетом приходили сдавать нашу программу, в которую было вложено очень много труда, сил, и вот такое невнимательное отношение к нашей продукции, было обидно. А потом было полное изумление и шок, когда по окончании просмотра Энвер Назимович говорил: "Так, ну, там на 4-й минуте у вас фактическая ошибка, на 16-й минуте – небрежный монтаж, на 29-й минуте – провал, неинтересно, поэтому, пожалуйста, примите меры, подумайте, поправьте, и можно в эфир".
Мы выходили из его кабинета в шоке, потом выяснялось, что действительно этот человек обладал невероятными способностями и это были способности, я не побоюсь сказать, выдающихся людей всех времен и народов. Говорят, что Македонский мог параллельно делать несколько дел, подобного уровня люди, легендарные, одаренные, как Леонардо да Винчи, т.е. это редчайшее качество, когда человек может задействовать всю полноту своих возможностей и физических и эмоциональных и интеллектуальных и проявить их в любой ситуации.
Он был справедливым руководителем, тонким, точным, организованным и он создавал такую творческую атмосферу в коллективе телевизионных работников, он разбирался и в сценарной работе, и в работе режиссера, и, конечно же, прежде всего он очень тонко и точно взаимодействовал с руководителями самых разных редакций центрального телевидения, с лучшими журналистами. Это человек, который блестяще разбирался и в политике, и в искусстве, и в телевизионной профессии. Он взаимодействовал с руководством страны. Я видел, как звонят телефоны, и как он разговаривал, например, с членами политбюро. Я навсегда это запомнил, и это было хорошей школой для меня. Я никогда не слышал даже нотки страха или какого-то преклонения. Я в своей жизни много руководителей видел и наблюдал. В моей памяти - как звонок из Кремля, так человек берет трубку и встает по стойке смирно и говорит заискивающим тоном и по лицу чуть ли не пот струится и человек понимает, что сейчас может решиться его судьба, это действительно так. Это большая политическая работа, та, которой занимался Энвер Назимович Мамедов.
Но это человек с невероятным чувством собственного достоинства, а это чувство рождает и другие чувства. Это не просто скромность, а это порожденное чувством собственного достоинства умение не выпячивать, не демонстрировать свои способности, свои таланты и свою власть, что самое главное. И в этом смысле он был абсолютно демократичным человеком, который работал в авторитарной системе. И особенно он был демократичным по отношению к своим подчиненным, хотя он не чуждался и хлесткой фразы, и его ироничность, его способность дать характеристику человеку.
У нас был главный редактор молодежной редакции, к которому я пришел в качестве заместителя и начинал с этого свою работу на телевидении, Валерий Александрович Иванов, сейчас уже, к сожалению, ушедший из жизни. Это был замечательный человек, невероятной доброты, который заботился о людях, работавших в редакции, который звонил домой после эфира всем своим сотрудникам, который знал по именам всех детей сотрудников, внуков, жен, мужей. Энвер Назимович однажды, просто походя, сказал: "А, Валерий Александрович Иванов – это главный редактор с глазами кормящей матери". И это действительно было так, потому что у Валерия Александровича были огромные голубые глаза, в которых выражалось все сострадание, сочувствие, беспокойство и тревога за своих сотрудников. И вот так с легкой руки Энвера Назимовича мы и называли его "главный редактор с глазами кормящей матери".
Или я помню, когда на летучке на центральном телевидении, однажды Валентин Сергеевич Зорин, который проделал огромную, очень ответственную работу, связанную с какими-то крупными международными событиями, вел репортажи в сложных условиях и он был болен и, тем не менее, он блестяще выполнил свою работу и как каждому из нас свойственно, он на летучке выступая, чуть-чуть начал себя перехваливать. Фраза Энвер Назимовича Мамедова: "Валентин Сергеевич, Вы не беспокойтесь, мы Вас похороним на Красной площади или мы пронесем Ваши портреты по Красной площади". Какие-то такие фразы, с одной стороны были очень добрыми, а с другой стороны били наповал и ставили человека на место, который не совсем адекватно себя оценивал. Он воспитывал в людях очень высокую требовательность к самим себе.
Работа рядом с Мамедовым любого самого талантливого ведущего, любого самого крупного руководителя ставила в очень правильное положение понимания того, что ты работаешь на миллионы зрителей, что, что бы ты ни сделал, любая твоя удача должна соотноситься с колоссальным объемом ответственности, которую несет каждый работник телевидения. И что никакая сиюминутная удача, никакое творческое достижение не может служить основанием для того, чтобы расслабиться, успокоиться, почивать на лаврах, наслаждаться тем, что ты популярен, что ты удачлив.
Мамедов побуждал людей идти дальше, добиваться большего. Когда мы смотрели на своего руководителя, мы понимали, что какими бы мы не были талантливыми и удачливыми, нам очень до него далеко. Это человек, который знал много языков, человек, который обладал уникальными интеллектуальными способностями, который очень быстро на все реагировал, который показывал, что его мысли работают как молния. Точность оценки. Все это создавало атмосферу, с одной стороны, творчества, а с другой стороны, огромной ответственности людей, которые рядом с ним работали. И сейчас я счастлив, что я поддерживаю с Энвером Назимовичем отношения. Я считаю себя его учеником.
Я никогда не забуду, как на первой летучке, когда в мой адрес прозвучала впервые какая-то очень жесткая нелицеприятная критика кого-то из обозревателей, других моих коллег, я уже думал, что после этой летучки, либо меня выгонят, либо мне нужно писать заявление по собственному желанию, и как Мамедов сказал, что "Ну, конечно, Сагалаев ничего не понимает в телевидении, но даже в цирке дрессированных собачек можно научить разным фокусам, а уж Сагалаева-то мы телевидению научим". Такой сомнительный комплимент, но после летучки он позвал меня к себе в кабинет и сказал, что "ты должен быть готов к тому, что тебя будут бить. Ты думаешь меня не били? И меня били и у меня бывали очень сложные ситуации, ну ничего, получится, давай".
А потом пришло время, когда я почувствовал впервые, что он относится ко мне с уважением. Был такой случай, когда был фестиваль молодежи и студентов на Кубе и там выступал Фидель Кастро. У нас была прямая трансляция выступления Фиделя Кастро, который, как известно, любил и мог выступать по несколько часов. Вот он выступал часа четыре с пламенной речью. Я в этот момент был в Москве, сидел в студии, поскольку человек, который должен был за кадром озвучивать русский перевод, владеющий испанским языком, не пришел на работу. Было воскресенье, что-то стряслось, но не было времени это выяснять. Я в этот день дежурил, как один из руководителей молодежной редакции, мне пришлось идти в студию и озвучивать выступление Фиделя Кастро, не зная испанского языка, без переводчика. Вот 4 часа, я сидел в этой студии, рядом со мной были сотрудницы из редакции, одна из них помогала стирать пот со лба, другая подносила мне стакан воды и кофе, и я по каким-то словам, примерно угадывал смысл того, что говорил Фидель и все 4 часа нагло делал вид, что я перевожу испанский текст лидера кубинской революции.
Я знал, что Мамедов тоже на работе, я знал, что он смотрит эту трансляцию, я знал, что он знает испанский язык, но выхода у меня не было. Когда все это кончилось, я в полуобморочном состоянии пошел на 10-й этаж, в кабинет Мамедова, потому что я должен был. Я понимал, что на этом моя карьера кончена. Я зашел в кабинет Мамедова, он сидит в своем кресле. Я зашел, он встал, в свойственной ему манере, дотягивания до часов рукой, он подошел ко мне и сказал: "Ну что, неплохо, неплохо, все было нормально. Хороший испанский переводчик тебе помогал, нормально. Претензий никаких нет". При этом мы оба понимали весь комизм этой ситуации. В результате подобных событий пришло время, когда я впервые почувствовал, что Энвер Назимович относится ко мне с какой-то долей уважения и признания. Это был стимул для того, чтобы работать дальше, и для меня его оценка была высшим критерием моей работы.
Я рад, что и сейчас мы с ним поддерживаем добрые отношения, и сейчас он каждый раз, когда я выступаю по телевидению, по радио, он мне звонит и поддерживает, когда я делаю свои замечания. И я вижу, чувствую и понимаю по встречам с ним, что его блистательный ум, его потрясающий интеллект – все это абсолютно сохранено, он живой человек, он очень остро реагирует на все события, он крупный политический аналитик. Он очень неравнодушный человек и очень молодой по своей сути, что вызывает у меня восторг и уважение.
И я хочу пожелать Энвер Назимовичу, который достиг 85-летнего рубежа, оставаться таким же острым, таким же молодым, таким же аристократом духа, каким все мы его знаем, таким же благородным человеком, тонким, настоящим интеллектуалом, человеком, который обладает истинными мужскими качествами и достоинствами, человеком, которым сегодня восторгаются женщины. Когда мы собираемся, собираются ветераны телевидения, приходит молодежь, недавно мы отмечали юбилей программы "Время", там были и старики и те, кто сегодня работают в программе "Время" и пришел Энвер Назимович, и я видел восторженные взгляды и тех, кто были молодыми тогда, 20, 30, 40 лет назад и тех, кто сегодня работает на российском телевидении. Потому что не восхищаться, не восторгаться Энвер Назимовичем невозможно. Он настоящая звезда нашего телевидения, причем звезда, которая светит и сейчас. И пусть он продолжает светить и радовать нас.
