В тени EURO оказалась примечательная дата -100-летие Марины Ладыниной. А 100-летие Любови Орловой мы справили несколькими годами раньше. И обратим внимание еще на две календарные рифмы: по семьдесят лет жизни стукнуло двум советским картинам - «Волге-Волге» и «Богатой невесте».
...Столетие такая дата, которая позволяет говорить о юбилярах без обиняков. Можно не делать секрета из возраста. И можно честно признать, что любимые миллионами в продолжении многих десятилетий актрисы не были великим актрисами. А если мы и сегодня продолжаем их боготворить, то делаем это по какой-то иной причине и на других основаниях.
О своем детстве, о своей юности Любовь Орлова не просто не любила вспоминать, но категорически, наотрез отказывалась это делать. Осмелюсь предположить, что дело здесь не в личной скромности человека.
Похоже, для нее было неприемлемо Время как реальность, как форма существования материи. Всякие напоминания о том, что все течет и изменяется, что и она, Орлова, перемещается по реке времени были для нее невыносимы. Она поставила ограничитель своего возраста не только после, но и до 37. Ни днем больше, как по течению биографии, так и в обратную сторону. Только так, по крайней мере, психологически можно почувствовать себя неподвластной Хроносу.
Это не комплекс Дориана Грея, чудом выскочившего из временного потока. Это драма человека, ставшего при жизни мифом. Или его частью. Тут уже актерский дар и актерское призвание - дело второстепенное. Причем, настолько, что им можно и пренебречь.
Две самые репрезентативные актрисы 30-х годов оказались заложницами мифа. Притом, совершенно особенного.
Примечательной чертой всякого мифомира является отмена Времени. Зевс стал богом богов, когда поглотил Хроноса. На Олимпе все боги рождаются взрослыми, и все навеки привязаны к своему возрасту. Зевс - мужчина в летах. Аполлон - вечный юноша. Афродите вот уже которое тысячелетие 37 - ни днем больше, но и ни днем меньше.
Нашим Олимпом в 30-е годы стал Кремль. Зевс-Сталин отменил историю. И отрезок времени с 30-х годов по 50-е можно считать не историческим, а мифологическим. В 20-е годы у нас господствовала идеократия. На смену ей пришла мифократия. Это означало, что огромная страна на необозримых просторах провалилась в иррациональную яму, вследствие чего сознание подменило бытие. Нищета и голод не были аргументами в споре с режимом. Они как бы и не были. А были мечты, энтузиазм, лозунги, постулаты. Фразы, песни, марши, кинокадры, - все это было более вещественной материей, нежели вещество еды, черепица крыши, ситец одежды.
Человек мог трястись от страха перед властью и верить душой в слова Тани Морозовой: "...Я другой страны такой не знаю, где так вольно дышит человек". Светлый путь, изображенный на экране, убеждал больше, нежели дороги, ведущие в Гулаг.
Главным мифотворцем, был, разумеется, Сталин. Отстроенное им мифоздание представляло собой довольно стройную конструкцию, отчасти напоминающую ту, что была выстрадана древними греками. Бессмертные - в Кремле. Низверженные боги - в Тартаре, то есть в подвалах Лубянки. Смертные не в счет. Герои - наперечет. Далее сочиняются мифы. Во-первых, о богах, то есть о вождях. Во-вторых, о всемирно-исторических явлениях - о революции, Гражданской войне. Несколько позже - об Отечественной. В-третьих, о силовых институтах - о Красной армии, о светлом Чека. В-четвертых, о враге - о белых, басмачах, троцкистах, Антанте и т.д. Ну, а далее о том, как представители различных классов шли в революцию и оставались в ней.
С помощью мифа решались все идеологические задачи. А самая главная из них - легитимизация в народном сознании, точнее в массовом подсознании, советского мироустройства, советского мироощущения.
Для этого сочинялись мифы о простом советском человеке. Сталин выказывал в них заинтересованность, ничуть не меньшую, чем в мифе о себе любимом. Первым парнем в городе был Николай Крючков. Девушку из колхозной деревни - олицетворяла Марина Ладынина. А девушка из нашего города - это, конечно, Любовь Орлова. Колхозная и городская невесты, можно сказать, взявшись за руки, прошли насквозь 30-е и 40-е годы.
Все сюжеты тех фильмов с Орловой демонстрируют сказочное превращение ее героини. Из домработницы - либо в джазовую звезду, либо в героя социалистического труда.
Метаморфоза - это, как указывают специалисты по поэтике мифа, единственная форма развития внутри мифа. Там не возможно эволюционное развитие, становление, взросление, осознание. Там возможен только скачок, возможна трансформация одного положения в другое. Александровские ранние фильмы проигрывают эту коллизия на разные лады. "Весна" любопытным образом итожит миф о новом мире. Мы оказываемся в мире двойников. Ученая похожа на опереточную актрису. Опереточная актриса может сойти за ученую. По студии бегает несколько Гоголей - одного не отличишь от другого. Выдуманный мир подобен реальному. Все поддается удвоению, в том числе и действительность. В том числе и Солнце. Сознание окончательно победило бытие.
Окунувшись в такой миф, нелегко адаптироваться к реальности. Это мы знаем по своей истории. Нельзя сказать, что сама Орлова не попыталась отряхнуть прах рухнувшего мифа, попробовать вернуться в реку времени. Попыталась. Результатом стал фильм "Скворец и Лира". Ей там явно более 37. Сюжет, впрочем, пытается оправдать возраст: героиня попала в катастрофу, ее лицо было изуродована и после нескольких пластических операций приведено в приемлемый вид.
Картина не была выпущена в прокат по личному и категорическому требованию актрисы.
А миф под названием "Любовь Орлова" жив по сию пору. Мифы, надо признать, живут дольше художественных произведений.
Ну а судьба Марины Ладыниной, героиней пырьевских комедий, - это вариация на ту же тему.
Споры, продолжающиеся и по сей день, о том, что такое "Кубанские казаки": лакировка действительности, или всего лишь кинооперетта - мимо сути.
Суть в том, что комедии 30-х - модель особого мироустройства, где нет места для отдельного человека, и где живут только представители коллективов и национальностей. В "Богатой невесте" одна бригада женится на другой бригаде. В "Свинарке и пастухе" Северный Кавказ влюбляется в черноземную Россию. В "Кубанских казаках" один передовой колхоз вступает в матримониальные отношения с еще более передовым колхозом. Это не идеализированная действительность. Это другая, особая действительность, где отдельный человек настолько закабален, что чувствует абсолютно свободным. Сбылась мечта Великого инквизитора, заключавшаяся в том, чтобы, как сказано у Достоевского, осчастливить "стадо слабосильных существ". От того мифологические постройки как Пырьева, так и Александрова сохраняют и сегодня для слабосильной части человечества обаяние и привлекательность. По ту сторону мифа человек свободен от себя. Как героиня "Светлого пути", летающая над Москвой, над страной, над миром...
Теперь-то мы знаем, что вход в мифомир стоит рубль, а за выход из него приходится платить безмерную цену.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
