Валентин Рахманов, РИА Новости.
Последнее обострение в зоне грузино-абхазского конфликта заставляет задуматься о том, что будет дальше. Интенсивность происходящего, горячность политиков, килограммы тротила заставляют считать, что близка какая-то развязка. Как будто бы убеждают в этом и многочисленные высокопоставленные гости, сначала глава внешней политики ЕС Хавьер Солана, а теперь еще и госсекретарь США Кондолиза Райс.
Так неужели скоро развязка?
Конечно, кое-какие выводы можно делать, исходя из косвенных признаков, сопоставления сил. Но уверенность дает только предсказуемость поведения тех, от кого зависят реальные решения. Формально - это внешнеполитические ведомства стран, вовлеченных в конфликт. Хотя большинство политологов в СНГ, делая прогнозы, прежде всего, ссылаются на умонастроения правящих элит. Может быть, в ретроспективе действий сторон четко прослеживаются некие намерения, по которым можно строить предположения о дальнейшем? Кажется, - нет.
Если рассматривать грузино-абхазско-осетинский конфликт с точки зрения последовательности действий сторон, то бросается в глаза несоответствие между заявленными, например, Россией целями и многими действиями. Российские политики самого высокого ранга высказываются против вступления Грузии в НАТО. В таком случае многие действия России в отношении Грузии трудно понять.
Не нужно говорить, насколько важны в ориентации бедных государств экономические соображения. В 2006 году в ответ на очередную провокацию Грузии Россия закрыла транспортное и почтовое сообщение с ней. Через некоторое время произошли нашумевшие массовые аресты грузинской мафии в Москве - как будто неизвестно, что на постсоветском пространстве аферист и бизнесмен - не всегда разные вещи. Вспоминаются и запреты на продажу грузинских вин. Все это не способствует экономической интеграции России и Грузии, наоборот, подталкивает «розовую республику» к политическим маневрам. Что касается транспортной блокады, то правительство Грузии давно стремится переориентировать свои торговые потоки на Запад. Закрытие трансграничного сообщения только помогает ему в этом.
Если говорить об Абхазии и Южной Осетии, то они являются для России как бы рычагами, без нее там ничего не решится, а, следовательно, Москва может энергичными действиями добиваться любых целей в Грузии. Если это так, то почему уже столько лет этот рычаг не задействован, почему столько лет он находится в нейтральном, «замороженном» состоянии, если решено не пускать закавказскую республику в НАТО? Почему, наконец, Россия не подвергла сомнению прошедший в Грузии референдум по вступлению в Североатлантический альянс? Его результаты - недействительны, так как не голосовали Южная Осетия и Абхазия, кроме того, могли быть сфальсифицированы даже на той территории Грузии, где были получены, - стоит только вспомнить проведенные чуть ранее президентские выборы. Реакция России на этот референдум была достаточно спокойной.
Разделяя это недоумение, доцент кафедры политологии Казанского государственного университета Андрей Большаков приводит в пример аналогичную ситуацию в другом регионе. «Например, совершенно непонятны мне события с приездом Лужкова в Крым и его заявлениями. Он говорит о необходимости разорвать Договор о дружбе с Украиной, об ужесточении позиции России. Между тем, именно нам нужно держаться за связующие нас с Малороссией нити и договоры, в противном случае мы рискуем потерять и Севастополь, и остальную Украину», - заявил он. «Заявления о том, что Россия отберет Севастополь или надавит на Украину, только на руку сторонникам стремления Киева в НАТО», - добавил Большаков. Действительно, зачем декларировать угрозы, если современный метод геополитики - без предупреждения задушить в объятиях? Итак, похоже, по самим действиям России в Грузии невозможно проследить ее цели и приоритеты. Пойдем от элиты.
Может быть, существуют какие-то открытые механизмы или закономерности в среде российских кормчих, по которым можно судить, какую политику Россия будет вести в отношении стран СНГ, в частности в отношении Грузии? Этот вопрос Андрей Большаков комментирует так:
«В нашей элите есть три властные ветви, которые могут выстраивать внешнюю политику. Есть внешняя политика, которая формируется президентом Российской Федерации, потом объективно существует, хотя и не прописана Конституцией, внешняя политика председателя правительства, есть, естественно, внешнеполитическая линия МИДа, который подразделяется еще и внутри себя». По мнению политолога, взгляд всех этих «ветвей» на будущую политику в СНГ очень разнится. Различаются мнения «ветвей» и по отношению к отдельным государствам. «Я не думаю, что эти ветви договорились о чем-либо раз и навсегда, и, следовательно, вряд ли существует единая стратегия России в отношении большинства стран СНГ. Если говорить о конкретных регионах, то по отношению к Грузии долговременных решений нет, судя по взаимодействию группировок в элите», - говорит аналитик. «При существующей повисшей ситуации: ни мира, ни войны, скорее будет сбалансированная политика - Россия будет продолжать признавать целостность Грузии, но не позволит ставить под сомнение свое право выстраивать самостоятельную политику в отношении абхазов и южноосетинцев», - добавляет Большаков.
Таково мнение ученого. Несколько по-иному смотрит на проблему практик, бывший дипломат с многолетним стажем, ныне заместитель председателя Ассоциации российских дипломатов Владимир Казимиров. По его мнению, или лучше сказать интуитивному убеждению, российская властная элита единодушно приветствует сепаратистские тенденции в Грузии, но это не значит, что она готова перейти к каким-либо решительным или кровавым действиям.
Эксперты приблизительно договорились о составе российской элиты - в основном говорится о силовиках, высшем чиновничестве, руководителях сырьевых гигантов и олигархах. Однако это не означает, что уверенно можно говорить о твердом курсе, который возьмет Россия по отношению к той же Грузии. Среди политологов версий о «весовых категориях» элитных группировок, отношениях между ними, о том, какая из групп чего добивается, - больше, чем убедительных предположений о конце Света. Какую из версий предпочесть - неизвестно. Остается, с той или иной вероятностью ошибки, - судить по другим факторам.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
