Андрей Низамутдинов, обозреватель РИА Новости.
Серия поджогов автомашин, совершенных за последние дни в различных районах Москвы, быстро привлекла к себе внимание средств массовой информации. И пока правоохранительные органы расследуют происшествия (даже пообещали более чем внушительную награду за сведения о возможном поджигателе), а встревоженные автовладельцы организуют ночные дежурства, чтобы сберечь свое имущество, СМИ опрашивают экспертов и выстраивают собственные версии. Вспоминают в этой связи и о событиях почти трехлетней давности, когда волна поджогов, погромов и беспорядков прокатилась по всей Франции и аукнулась во многих зарубежных странах.
Будучи очевидцем тех событий, рискну заметить: поджоги и беспорядки во Франции начинались и развивались по совершенно иному сценарию; тем не менее, «урок французского» не помешает, поскольку некоторые параллели все же можно провести.
Начать с того, что поводом к беспорядкам послужил вполне конкретный трагический инцидент: в неблагополучном парижском пригороде Клиши-су-Буа трое подростков арабского происхождения, спасаясь бегством от полиции, решили укрыться на трансформаторной электроподстанции. В результате этих, мягко говоря, непродуманных действий двое подростков погибли, а третий получил тяжелейшие ожоги.
Взбудораженные происшествием друзья погибших решили отомстить за их смерть: устроили нападение на полицейский участок, а потом принялись поджигать автомобили, баки для мусора, громить павильоны автобусных остановок. В общем, повели себя достаточно типично: подобными беспорядками и стычками с полицией во Франции нередко сопровождаются не только демонстрации и другие акции социального протеста, но и вполне «мирные» массовые мероприятия наподобие футбольных матчей.
Нетипичным оказалось продолжение: погромы в Клиши-су-Буа не ограничились одним-двумя вечерами, как это обычно бывает, а продлились без малого месяц. Более того, беспорядки перекинулись сначала на соседние парижские предместья, а затем и на другие пригородные районы и в итоге охватили практически всю страну. В итоге за три недели одних только автомобилей было сожжено более 10 тысяч. Властям даже пришлось объявить о введении чрезвычайного положения.
Эксперты до сих пор не пришли к единому мнению по поводу того, как следует квалифицировать те события: стихийный социальный протест, протест на этнически-религиозной основе или просто хулиганские выходки. Вероятно, в той или иной степени действовали разные факторы (хулиганства было больше, этнического или религиозного фактора - существенно меньше). Зато правоохранительным органам удалось достоверно установить отсутствие единого организующего центра. Разумеется, организаторы у погромов были, но исключительно на местном уровне, а не на региональном и тем более не на национальном.
События той поры наглядно продемонстрировали и еще один факт: развитие и повсеместная доступность средств массовой информации и коммуникации может - при определенных обстоятельствах - сыграть и негативную роль. Во всяком случае, некоторые эксперты впоследствии упрекали французскую прессу и телевидение за то, что их «чрезмерное усердие» при освещении единичного инцидента в Клиши-су-Буа фактически послужило пропаганде действий погромщиков и побудило многих последовать их примеру. Да и сами участники беспорядков нередко снимали свои действия на камеры мобильных телефонов, а потом рассылали эти кадры друзьям-приятелям либо размещали в Интернете.
«Я тут поглядел ящик, а там чуваки реально зажигают. Мы потом с друганами встретились, перетерли и решили, что нам тоже надо достойно выступить, чтоб и нас по телеку показали», - примерно такие высказывания можно было нередко услышать от участников беспорядков, причем некоторые из них, общаясь с представителями прессы, даже не прятали лиц под масками или низко надвинутыми капюшонами курток и свитеров.
Надо заметить, что власти Франции сумели учесть этот информационно-пропагандистский фактор: если поначалу в МВД на специальных брифингах практически ежедневно предоставляли СМИ сводки с «театра боевых действий», то на каком-то этапе канал поступления официальной информации решено было практически перекрыть. Да и многие СМИ, поначалу рьяно живописавшие беспорядки, затем отработали задний ход и резко сократили количество новостей на тему погромов. Что характерно, никто в тот момент не вел речь о «наступлении на демократию» или «ограничении свободы слова». Вероятно, этот «урок французского» может пригодиться и в нынешней московской ситуации, если она будет развиваться в неблагоприятном направлении.
Правда, пока она в корне отличается от французской. И правоохранительные органы, и эксперты пока отдают предпочтение версии пиромана-одиночки, совершающего поджоги под воздействием каких-то личных факторов. Правда, такие пироманы, как показывает тот же французский опыт борьбы с лесными пожарами, обычно действуют в какой-то одной, сравнительно небольшой по размеру зоне.
А в Москве поджоги зафиксированы уже не только на юге и юго-западе, но и других районах города. Это может означать, что у пиромана-одиночки появились последователи - то ли такие же психически неуравновешенные люди, то ли хулиганствующие группы подростков. Если верно последнее, то появляется серьезный повод для беспокойства, а заодно и для дополнительных раздумий об ответственности СМИ.
