Встретились как-то штандартенфюрер Штирлиц и апостол Павел... Так мог бы начаться один из новейших анекдотов про двух советских суперагентов. Хотя бы потому, что оба вымышленные телеперсонажи кажутся анекдотическими.
Претензий по части исторической достоверности и к «Семнадцати мгновениям весны» было довольно много. А уж к «Апостолу» их - море. Интернет в них купается, захлебывается и тонет. Но главное, думаю, не в фактологической стороне дело, а - в идеологической.
«Мгновения» уличали в приукрашивании компетентных органов, а «Апостола-то» винят не больше, не меньше, как в клевете на них. В очернении их миссии и нравов.
Вообще-то, серил «Апостол», только что прошедший в эфире Первого канала с впечатляющим успехом, не является сколько-нибудь значительным событием в художественном отношении. Каковым в свое время не стал, к слову сказать, и сериал «Семнадцать мгновений весны».
В художественной культуре такое бывает. Один из самых выразительных примеров на сей счет мы можем найти в русской литературе ХIХ века. Роман Чернышевского «Что делать?» был никаким в литературном отношении. Но его триумфу у читающей России могли бы позавидовать и Толстой, и Достоевский, и иные не последние писатели земли Русской. Причем речь идет об успехе не у массового читателя, а среди образованной публики, той, что с базара несла не бульварное чтиво, а Пушкина, Толстого, Тургенева.
В нашем случае мы имеем дело как раз с феноменом массового успеха, но его природа, пожалуй, та же.
Оговорюсь, однако: «Апостол», как и «Мгновения», с точки зрения кинематографической культуры - произведения, что называется, на уровне. Это не масскульт в сниженном понимании этого слова. И если такого рода приключенческий «экшен» возвысился над океаном аналогичной по формату продукции, значит, ненароком зацепил в людях существенные внутренние комплексы и подсознательные их оправдания.
Он либо нечаянно, либо нарочно вытащил наружу какие-то смутные коллективные эмоции.
В том, что касается Штирлица, то там ведь шла речь не только о героизации, романтизации, интеллектуализации людей из страшноватого ведомства. Его облагораживание было легальной задачкой, которую решали писатель Юлиан Семенов и большая труппа талантливых кинематографистов. Они ее и решили - явился миф о КГБ с человеческим лицом Вячеслава Тихонова.
Но была еще и нелегальная, никем не сформулированная идея (в том числе и самими авторами) - романтизировать конформизм советского человека.
Та бюрократическая преисподняя Третьего Рейха, которую придумал сценарист, и в которую ввел нас, зрителей, режиссер, сильно напоминала по ролевому раскладу среднестатистическое советское учреждение, где обязательно найдутся патерналист (Мюллер), лощенный карьерист (Шеленберг), тупой служака (Кальтербрунер) и далее - рядовые тупицы, солдафоны, циники, стукачи, проныры и т.д.
Ну, а среди этой партийно-бюрократической челяди, обязательно отыщется умный, образованный, знающий свое дело человек с принципами, который нравственно и ментально возвышается над всей этой разношерстной братией - собственный Штирлиц.
Параллельные миры (Рейх и Союз) время от времени пересекались. Или взаимоотражались. Например, пассаж, который мог бы прозвучать из уст советского человека, замороченного повседневной демагогией, сорвался с губ гестаповца Мюллера: "Не очень-то верю я тем, кто вертится около начальства и любит выступать на партийных собраниях".
А уж благородный герой с двойной фамилией Штирлиц-Исаев был для многих близким, понятным, родным человеком. Потому что едва ли не каждый шестидесятник, начиная от советников Брежнева, кончая известными литераторами, к примеру тем же Юлианом Семеновым, ходил в мундире, не соответствовавшем внутреннему содержанию. Каждый исправно исполнял советско-коммунистические ритуалы, а в душе считал себя суперагентом совсем другой реальности.
Конформизм был едва ли не самым распространенным общественным недугом; ему были подвержены практически все слои населения. И Штирлиц оказался своего рода универсальным гомеопатическим средством от него. Штирлиц романтизировал обидный комплекс. Он был средством его изживания. Авторы телесериала таким манером переодели чисто советское двоедушие в героические, лирические и военно-патриотические одежды. И пролили бальзам на наши израненные души.
Потому, смеясь над всеми фактологическими ляпами, и негодуя по поводу преувеличения роли разведки в деле Победы, мы, тем не менее, с чувством некоторого удовлетворения смотрели и пересматривали «Мгновения» -- этот сладкий миф о войне, о спецслужбе и о себе.
Но вот «Апостол» откликнулся уже на другие комплексы. Один из них -- комплекс враждебности тебе Государства. Другой - брошенности тебя Государством. Вполне себе современные комплексы. Помноженные друг на друга, они спроецированы на экстремальную ситуацию, в которой находится человек войны, человек разведки.
Авторы нового мифа все время держат в уме старый миф, часто делают отсылки на него. Иногда довольно ехидные и даже обидные.
Агенту Штирлицу потерявшему связь с Центром, вспомнилась встреча с женой после двадцатилетней разлуки. Свидание в чисто драматургическом плане выглядит достаточно искусственным. Но в поэтическом отношении сцена обмена взглядами под фортепьянное соло Микаэла Таривердиева - это своего рода лирический экстаз. Само воспоминание - греющая его душевная отрада.
А в «Апостоле» агенту Павлу Истомину его коллега доставляет фотографию, на которой запечатлены любимая жена с ребенком. Ни грана лирики за этим уже нет, а есть грубый циничный шантаж. Виртуальное свидание становится для героя нравственной пыткой.
Да и сам новоявленный Штирлиц так переосмыслен, переоборудован, что его не узнать.
В сериале процесс переделки обыкновенного человека в крутого суперагента, хотя бы и пунктирно, но дан. Апостол Павел в отличие от погибшего брата-близнеца апостола Петра был физически слабым пареньком - ему накачали мускулы. У него было катастрофически слабое зрение, так ему с помощью уникальной операции, проведенной уникальным офтальмологом, его исправили. Теперь у него соколиный взгляд, орлиный взор. Его научили уголовной фене и силовым приемам. Ему вживили другой характер. Теперь он совсем другой человек.
Но он находится и совсем в другой ситуации, нежели традиционный советский апостол разведки. У него нет тыла в отличие от того же Штирлица. Компетентным органам, на службе которых он находится, не верит. И они ему не доверяют. Семья развеяна по ветру. Идеология - больше не фундамент. И даже - не крыша. По обе линии фронта он - одинаково чужой среди чужих. Да он и сам не свой.
Потому везде - либо реальный враг, либо - враг потенциальный. Его стимулируют на подвиги посредством шантажа. И ему ничего не остается иного как побороться за свою жизнь и жизни своих близких с помощью шантажа.
Шантаж для него -- как универсальная коммуникация. Это - единственный язык, который он понимает, и на котором его понимают.
...Развязка нового мифа о КГБ и великой Победе вышла столь же неожиданной, сколь и зловещей. Немецким суперагентом Гельдрихом оказался родной отец апостолов Павла и Петра. А вдохновителем и организатором хитроумной операции со всеми ее кровавыми подставами - Лаврентий Берия.
Но мы же помним, что вдохновителем и организатором подвигов Штирлица был Иосиф Сталин.
***
«Штирлиц» и «Апостол», все-таки, не случайно и не зря встретились; во взаимных отражениях проступили подспудные и сублимированные тревоги, живущие в глубине общественного сознания.
Одна из самых потаенных - та, что Страна одержала свою Великую Победу, заключив невольный контракт с Дьяволом, по счетам которого платит по сию пору.
