Британский драматург Наталья Пелевайн, по сценарию которой 4 апреля 2008 года в Махачкале был поставлен спектакль «В своих руках» о трагических событиях в театре на Дубровке, может подать в суд на президента Дагестана Муху Алиева, заявившего, что целью показа спектакля в Дагестане была дестабилизация обстановки в регионе. Об этом и о том, кто запретил дальнейший показ спектакля в Дагестане, будет ли он поставлен в Беслане, в Москве и в Италии, а также о своих отношениях с Борисом Березовским Наталья рассказала в интервью РИА Новости. Кстати, корреспондент встретился с драматургом в одной из московских кофеен, а не у нее дома, как предполагалось, - вернувшаяся из Дагестана Наталья обнаружила, что ее квартира непригодна для жилья, так как за день до махачкалинской премьеры именно в ее доме на улице Королева прогремел взрыв, унесший жизни трех человек.
- Вы предполагали, что спектакль могут запретить?
- Я вполне могла предположить, что такое произойдет. Когда шли репетиции, я находилась за рубежом, но тем не менее часто общалась со Скандарбегом Тулпаровым (режиссером-постановщиком спектакля и художественным руководителем Русского драматического театра в Махачкале, где был поставлен спектакль). И всегда первым моим вопросом было: ну как, приходил ли кто-то, звонил ли, была ли какая-то реакция властей? И каждый раз слышала, что нет, никто не приходит. В какой-то момент у нас обоих создалось такое ощущение, что, наверное, никто уже и не появится, наверное, действительно мы живем уже в достаточно прогрессивной стране. И, наверное, уже стыдно даже думать, что придут и начнут что-то запрещать.
Но, к сожалению, президент Дагестана решил, что он примет все решения за свой народ. Стоит ему там что-нибудь смотреть, или не стоит. Он не дал народу принять свое собственное решение, сделать свои собственные выводы.
- А вы уверены, что президент действительно запретил спектакль, он ведь это отрицает?
- У меня нет сомнений. Я просто это знаю. И это подтверждает министр культуры Дагестана (Зумруд Сулейманова). Она пришла и сообщила, что спектакль идти больше не должен, потому как это было сказано ей президентом, господином Алиевым.
- Но Алиев утверждает, что он всего лишь критиковал спектакль, ему не понравилось, что вы симпатизируете террористам и в неприглядном свете показываете заложников. А министр культуры его неправильно поняла и запретила спектакль.
- Пусть они разбираются между собой. Если он просто повел бровью, и между ними это означает что-то... Может быть и так, я же не знаю. И меня это, честно говоря, очень мало волнует. Я знаю, что мне было сказано, что спектакль больше идти не будет.
А еще я знаю, что самой ей (министру культуры Дагестана) спектакль понравился, она плакала на этом спектакле, лично ее это очень сильно пробрало.
Господин Алиев говорит, что в моем спектакле террористы отображены с некой симпатией. Это ложь, это самая настоящая ложь. Потому что террористы показаны как кошмарные отвратительные монстры, которые бросают на землю больную женщину, и вообще женщин, которые вообще ведут себя совершенно кошмарно. Они расстреливают заложников - в моем случае это один заложник, потому что я не воспроизвожу все события, у меня не хватит этих полутора часов. Есть еще персонаж - женщина, чеченка, шахидка. Она жесткая, она не вызывает симпатию, но мы рассказываем о ее жизни, пытаемся объяснить, почему люди, которые иначе никогда бы не стали террористами, превратились в террористов в силу тех или иных политических решений.
Речь идет и о пассивности общества в целом. О том, что часто не задаются вопросом, началась где-то война или не началась, почему она началась. Начнись завтра что-то в Дагестане... Если вы думаете, что в Москве это сильно кого-то тронет, поменяет чью-то жизнь, - это не так. Там будут умирать люди, а здесь будет все равно. Это одна из вещей, о которых я пытаюсь поговорить.
Люди восприняли спектакль хорошо, очень хорошо. Когда был худсовет, вообще все прошло на ура. То есть люди восприняли правильно. Только господин Алиев воспринял не так. Ну, не только он, наверняка среди публики тоже кому-то по разным причинам не понравилось. Но так переиначить то, что у меня там происходит! То, что он говорит о том, как у меня отображены заложники - это абсолютная ложь! Пусть немножечко почитает о том, как строятся драматические произведения.
У меня один герой действительно пытается как-то выбраться. То он там часы свои предлагает одному из террористов, то еще что-то. Он очень смешной, он все равно не злобно показан. Он очень забавный, и когда его уводят, и мы не знаем дальше, что с ним произойдет, его жалко.
Все же остальные проявляют себя крайне благородно. Там есть очень больная пожилая женщина, у которой случился гипертонический криз, и ее дочка просит у террористки воды. А женщина своей дочери кричит: не проси у нее ничего, я от нее ничего не хочу, не смей перед ними унижаться.
То есть настолько лгать по поводу того, что я пыталась показать людям... Причем когда спектакль запретили, и люди уже не могут увидеть то, что там действительно было... Это меня очень раздражает и злит. Вплоть до того, что я приняла решение выложить сценарий в интернете - пусть люди читают и сами делают выводы.
- Вы хотите выложить в Интернете сценарий, а не сам спектакль?
- Спектакль нам не дали снять. У нас была запланирована на 6 апреля полная запись спектакля, и у нас, к сожалению, не сложилось.
- Еще президент Алиев сказал буквально следующее: «Попробовали бы этот спектакль показать в Беслане. Хотелось бы посмотреть, как они потом смогли вернуться оттуда».
- Да, и в ответ на это Элла Кесаева из «Голоса Беслана» уже ответила официально, что в Беслане с удовольствием этот спектакль примут, и в скором времени дагестанский театр получит от них пригласительное письмо.
Бесланцы вообще не любят, когда за них что-то решают. Им этот момент тоже был очень неприятен. Это одна из причин, почему они так отреагировали.
- Что вы ответите на слова Алиева о том, что спектакль - это попытка дестабилизировать обстановку в Дагестане, и эта попытка не случайно исходит из Великобритании, которая не выдает России Березовского и Закаева?
- За это я, возможно, буду подавать на него в суд. Если президент Алиев думал, что я позволю ему бросать в мой адрес такие обвинения, и это так просто пройдет, то это не так.
Прежде чем делать такие заявления, надо чуть-чуть понимать, что ты, возможно, понесешь за это ответственность. Потому что не все люди идиоты, которые не знают законы и не подадут в суд за такого рода оскорбления. Беспочвенные, страшные обвинения. Страшные, я повторяю. Потому что речь идет о дестабилизации региона. И это из уст президента этого региона. Это очень серьезно.
- То есть вы приняли эти слова на свой счет?
- То, что это направлено на меня - это однозначно. Но они хотя бы проделали «домашнюю работу» и узнали, что я живу в Великобритании с 12 лет, а не бегаю в последние годы как эти оппозиционеры. Узнали бы, что я не имею никакого отношения к Березовскому. Более того, последний год, особенно после гибели Литвиненко, я веду конкретную деятельность - потому что меня приглашают на радио, на телевидение, - деятельность, направленную на то, чтобы снять это напряжение между двумя странами, как-то пойти против использования этой кошмарной риторики о холодной войне.
Я часто иду против Бориса Березовского. Потому что этот человек ведет кошмарно пагубную политику по отношению к России. Я не выношу этого человека. Он ведет свою политику исключительно из-за реванша, своей личной вендетты. Не из любви к России. Я по мере своих сил делаю вещи, направленные против него. А тут меня поставили рядом с ним. Это запредельно! Я всегда думала, что на такой высокий уровень все-таки не доходят люди совсем глупые. Но это безумие! Было ли это решение самого президента Алиева, или кто-то ему это подсказал как беспроигрышный вариант - разыграть карту Березовского и Великобритании, но это выглядит так примитивно и глупо! Представляете, как бы было туго, если бы спектакль был не из Великобритании, а из Болгарии, скажем. Вот бы уж не знали, что делать!
Но поскольку это прошло в прессе, я думаю, мне надо будет подавать в суд или просить официального опровержения с его стороны.
- Скандарбег Тулпаров говорит, что будет бороться за право ставить спектакль в Махачкале...
- Кстати, ему неофициально предложили сыграть запланированные три спектакля, но с условием, что больше он его ставить никогда не будет. Хотя мы планировали и дальше вкраплять его в репертуар.
- Он согласился?
- Он не знает, как быть в этой тяжелой ситуации. При этом сами актеры... У них такой срыв из-за всего, что произошло, что они играть боятся, они считают, что будет какая-то провокация. Что, наверное, имеет под собой некие основания. Актеры этого очень сильно боятся, заставлять актеров играть в такой ситуации - это жестоко, этого делать нельзя.
Тулпаров - он человек очень принципиальный, очень сильный и мужественный. Но он находится там, и у него там семья. Ему постоянно, к сожалению, повторяют одно и то же его друзья, что он должен сейчас себя вести очень аккуратно, лучше вообще уехать куда-нибудь на время. Все это очень неприятно.
Это, конечно, какой-то абсурд. Конечно, на Западе вообще нет ничего подобного. Ну, хорошо, здесь, в России, до сих пор существует, например, коррупция, разборки на почве дележа чего-то, происходят какие-то убийства в связи с этим. Но что из-за спектакля что-то может с кем-то случиться! Это дикость просто, это безумие!
- Вы считаете, что это проблема России в целом, или все-таки это проблема Дагестана?
- Нет-нет, я считаю, что проблема в России в целом.
- Как вы думаете, такое могло случиться в другом регионе? В Москве, например?
- В Москве, возможно, они сделали бы по-другому. В Москве они бы устроили бы худсовет, и на худсовете сказали бы, что спектакль выпускать нельзя.
- Вы говорили, что пытались ставить спектакль в Москве, и что-то подобное уже было?
- Нет, там просто была самоцензура, если честно. То есть частично это была самоцензура, в том смысле, что люди говорят, что «нет, ни в коем случае, нам за это неизвестно что будет». Ну, такие, более старой закваски. А некоторые просто не видели в этом вообще смысла, потому что им казалось, что коммерчески ничего из этого не получится, потому что москвичи на это не пойдут, им это неинтересно.
- Кстати, вы сами только что говорили, что людям безразлично, что вокруг происходит.
- Да-да, совершенно верно. Поэтому я с ними абсолютно соглашалась, и на этом все и закончилось в Москве.
- Но, тем не менее, вы говорили, что собираетесь ставить спектакль в Москве.
- Я хочу, конечно. Но пока я ни с кем еще не успела поговорить. Я прилетела только что и сразу оказалась в этой ситуации, где я должна была отбиваться каким-то образом от обвинений в том, что я дестабилизирую один из российских регионов.
- Звучали обвинения, что режиссер Тулпаров использует скандал для своего пиара...
- Я абсолютно уверена, что он не хотел пиариться, делать себе имя за счет такой скандальной ситуации. Он даже не слишком заботился о том, кто будет освещать наш спектакль, когда планировалась премьера. Я-то хотела пропиарить это... Но, честное слово, не ради себя. Потому что пиарить надо в той стране, где ты собираешься жить и работать. Я в России жить и работать не собираюсь, мне от здешнего пиара, в принципе, большого толку нет. Я хотела раньше когда-то поработать какое-то время в России, я очень люблю эту страну, но... Все указывает на то, что мне здесь не место...
- В том числе и этот случай?
- Да.
- А вы знаете, что Тулпаров выдвигался на последних выборах в депутаты Госдумы от партии «Патриоты России», которая в Дагестане считается слегка оппозиционной? Вы не считаете, что действия Тулпарова могут носить политический характер?
- Я знаю про выборы. Мы с ним много раз об этом говорили. Он говорит: «все-таки я далек от политики, все-таки это, наверное, не мое. Хочу я заниматься театром, не могу я лезть в эту политику». И вообще он не тот человек, который хочет себя пиарить. Я не дура полная, я чуть-чуть, но могу читать людей. Нет в нем этого совершенно.
- Вы как-то похвалили дагестанских актеров, игравших в вашем спектакле. А как вы оцениваете режиссера Тулпарова?
- Я считаю, что он хороший режиссер. Я считаю, что тема очень тяжелая, играть ее очень непросто. Это не классическая постановка, поскольку часть действия происходит в зале. Тот же захват зрительного зала. Все надо скоординировать. Это непросто, это не «Три сестры» на сцене. Левый выход, правый выход, и так далее. В англоязычной версии, например, всего этого не было. Но Тулпаров справился.
- В английской версии захвата не было?
- В английской не было. Зал сразу был захвачен, мы начинали сразу с диалогов между заложниками, потому что первая половина спектакля - это общение между заложниками. Там все очень дорого стоит, столько актеров себе позволить в Англии просто невозможно. Именно потому, что меня не финансировал товарищ Березовский, денег у нас не хватало.
- Вы не планируете постановку спектакля на других языках?
- Мне уже сделали запрос из Италии. Там уже переводят спектакль. Сколько это займет времени, не знаю, но рано или поздно спектакль на итальянском будет.
