профессор Андрей Золотов, заслуженный деятель искусств, член-корреспондент Российской академии художеств специально для РИА Новости
МОСКВА, 29 мар - РИА Новости.
В полдень, 29 марта, на Новодевичьем кладбище в Москве у могилы несравненной балерины Большого театра, народной артистки СССР Натальи Бессмертновой собрались в 40 день ее кончины родные и близкие по сцене и жизни люди. Здесь были Юрий Николаевич Григорович - безутешный супруг Натальи Игоревны, ее мать Антонина Яковлевна, сестра Татьяна с сыном. Все долго молчали и долго не расходились...
Наталья Бессмертнова скончалась 19 февраля сего года и родилась тоже 19, только июля, 1941 года. Дитя войны, из времени войны, она привнесла в мир сопрягающую всё и вся гармонию жизни и искусства в единстве своей уникальной артистической личности. Бессмертнова привнесла в мир свое сказочно-изысканное и обезоруживающе щемящее откровение. Она явила его в своем танце, так правдиво и до боли искренне открывавшем людям пронизывающую поэзию и кровавую драму несовершенства мира, доподлинно ощущаемую совершенным полетным существом дивной и свободно прекрасной, неуязвимой в чистоте своих сценических помыслов и деяний русской актрисы балетного театра - Театра Юрия Григоровича - Большого театра.
Ее "душой исполненный полет" увлекал нас своею истинно пушкинской "условною красой". С естеством и моцартианской легкостью гения она внушала нам безусловность истин искусства, сцены, русского балета, русской жизни во все времена.
Всего 40 дней минуло от кончины Натальи Бессмертновой. Они еще не принесли хоть какого-то облегчения всем, кто ее любил и знал.
Знал - то есть соприсутствовал в ее сценической жизни и жизни в миру. Скорбь велика и становится все более величественной, величественно неизъяснимой.
Не у меня одного встает перед глазами плакат Валентина Серова к "Русским сезонам" Дягилева в Париже, навеянный образом Анны Павловой: ощущение трагедии, почти бессилия и удивительной внутренней формы, обозначившей перетекание самоощущения красоты в красоту индивидуальной свободы, явленной всем безо всякой заботы об этих всех.
Так и Бессмертнова. Жизнь внутри нее источалась в свободу линий и дыхания. Линии ее тела текучие и надломленные, на миг угасающие, возрождались из пепла жизненных переживаний в условную красу любви и недосягаемой грядущей радости. Может быть, это и была божественная красота, оживавшая в реальном существе и переносившая это реальное существо в мир идеальных артистических иллюзий, полнившихся подлинным "изживанием жизни". Некая субстанция правды, растворенная и при этом насыщенная несла в небесные выси и глубины нашего сердца всех героинь Натальи Бессмертновой и ее самое, была ли то Жизель или Раймонда, Анастасия в "Иване Грозном", Фригия в "Спартаке", Ширин в "Легенде о любви"...
Танец Бессмертновой звучал как певческий голос. Но вот определить регистр этого голоса невозможно. Невозможно уподобить его ни самой удивительной колоратуре, ни самому драматическому сопрано, ни поражающему слух контральто или меццо.
Голос Бессмертновой будто свободен от тела, но при этом наделен небесным тембром, воспринимаемым людьми через их телесную сущность. И гениально это ощутил, воспринял и воссоздал для мира художник, который подарил ей всего себя, высоты своего вдохновения, своих восчувствованных героинь, наделив Бессмертнову чудесным даром стать ими и стать той, перед кем склонился в восторге, а ныне безысходной печали мир балета и художественный мир. Я говорю о хореографии Юрия Григоровича.
Однажды великого немецкого оперного режиссера Вальтера Фельзенштейна спросили: кто лучшая певица в мире - Мария Каласс или Рената Тебальди? Он ответил: "Лучшая певица в мире Галина Уланова".
Наша скорбь по Наталье Бессмертновой удивительным образом совпала с исторической скорбью по Галине Улановой (десять лет со дня ее кончины исполнителось в том же нынешнем марте). Теперь Уланова и Бессмертнова покоятся на одном московском кладбище. Великие несравненны, но во времени они сближаются на глубине памяти, на глубине мысли, на глубине художественного и исторического чувства.
В Наталье Бессмертновой была та всепроникающая жизненность, которая рождала в нас некое непередаваемое состояние, по привычке именуемое одухотворенностью.
Но в том то и дело, что к одухотворенности нельзя привыкнуть, разве что обретая в себе живой образ. Все было в Наталье Бессмертновой необычно. И все было в ней изумительно и правдиво, достоверно, убедительно. И снова необычно. И снова недосягаемо.
Жизнь обретала в ее танце свой крылатый лик, но не обманывала нас и не утешала. Она нас очаровывала. Она уносила нас в небеса истинного чувства и осеняла любовью и всепримиряющей красотой.
