По всем каналам - ключевая культурная новость. 95-летие Сергея Михалкова. Вновь показывают фильм Никиты Сергеевича об отце. Фильм, ласковый до жестокости: отец не любит детей... не любит стариков... не любит тех, кого демонстративно любит - и хорошо относится к тому, с кем груб... не знает, сколько у него внуков, совершенно не интересуется правнуками... И при этом лейтмотивом повторяется: он сам как ребенок.
Возникает образ советского Питера Пэна; доживший до 95-ти, он так и не покинул пределы детского самопоглощенного эгоизма. Этот Питер Пэн достаточно наивен, чтобы не оценивать свои поступки, а просто совершать их, подчиняясь инстинкту естественного выживания в заданных обстоятельствах. Достаточно хитер, чтобы выставлять эту самую свою наивность, как щит, когда нужно прикрыться от натиска времени. Достаточно равнодушен, чтобы не вникать в детали исторической жизни, идти лишь по главному следу. И достаточно жизнелюбив, чтобы сохранять себя от ядовитых испарений власти, при которой он всегда состоит.
Когда этот фильм показывали к прошлому юбилею, Никита Сергеевич еще не снял (и даже пока не задумал) другую свою документальную работу, «55». Где будет создан другой образ. Не сановника, а вождя. Не поэта при властителе, а самого властителя. Которого выбрал Бог. Теперь же старый замысел аукнулся с новым проектом; два героя срифмовались в киношном пространстве, и проступила новая канва рассказа - о вечном, незыблемом распределении ролей. Есть люди власти, и есть люди при власти; те и другие наделены особым складом, выделены из общего ряда - и качества их неизменны. Люди власти получают внутреннее право быть царями (царями - в общефилософском смысле слова) непосредственно от Провидения; люди при власти получают свои права распоряжаться ее потоками - по воле рода, в результате генетического отбора, отсева многих поколений. Государи приходят, кто надолго, кто не очень; государевы люди остаются навсегда. Даже если кто-то из них и падет в результате опалы, род напряжется, сосредоточится, и выправит положение. Не сейчас, так в следующей генерации. Не в следующей, так через одну.
Нравится нам историософия Никиты Михалкова, или нет, необходимо признать: она по-своему цельная; она многое объясняет и в жизненной стратегии гимнописца, и в тактике его наследников; более того, она опирается на реальный опыт русской истории. И в ее боярском проявлении. И в ее чекистском состоянии. Когда дворянские жены и дочери тех, кого уничтожали, покорно выходили замуж за тех, кто уничтожал, а потом соединяли свои жизни с теми, кто уничтожил уничтоживших, и продолжали упорную работу по сохранению рода, вопреки всему. А выходцы из государевых семей, записанных в Бархатную книгу, шутовали под обкомовские аплодисменты. Но прекрасно понимали всё. И про себя, и про обкомовских, и про то, что было, и про то, что будет. Вам нужен гимн, где главным будет Сталин? Пожалуйте. Ленин? Никаких проблем. Партия, сила народная? Извольте. Сплоченная Богом родная держава? Будет и она. Потому что государевы слова оформляют не ускользающие, временные смыслы, а незыблемые формы отношений. Есть вещи, важнее Ленина, Сталина, партии, и даже, грешным делом Бога. Вот направляемый народ, вот направляющая сила, вот источник силы, а вот и те, кто этой силе служит. Мы.
Повторимся: Никита Сергеевич свою историю строит не на пустом месте, а на фундаменте определенного цивилизационного опыта. Как многие советские бояре, сохранявшие родовую память о бывшем - и создававшие проекты будущего на основе прошлого. Которое они считали матричным, воспроизводимым. Яркий пример - красный граф Алексей Толстой. Из военных - граф Игнатьев. И так далее. И вопрос надо ставить не так - прав ли Михалков в своих построениях. Вопрос надо ставить принципиально иначе. А стоит ли воспроизводить все эти исторические условия из одного цикла в другой, нужно ли без конца создавать предпосылки для выживания элит путем мимикрии? Или все-таки попробовать обустроить жизнь на иных началах? В которых память о боярских корнях будет только памятью, и ничем более. Не инструкцией по применению. Не прописью с оценкой политического поведения: отлично.
Между прочим, сегодня 90-летний юбилей еще одного значимого деятеля отечественной культуры. Который не получал - и не мог получить ордена и звания при старой власти, не очень-то заинтересовал новую, и совершенно позабыт - новейшей. Зовут его Григорий Померанц. Он религиозный мыслитель, философский писатель; слово Бог для него не элемент идейной инкрустации, не псевдоним могущественной сталинской воли, а знак умопостигаемой - и непостижимой - истины. Партию Ленина он как-то пропустил, Сталину фимиам не воскурял... И сегодня о нем - ни одного репортажа, ни одной серьезной заметки; мимо. Может быть, стоит поработать над формированием такой системы общественных приоритетов, которая не будет исключать и Михалкова (человек талантливый, стихи запоминаются), но не сможет превращать обаятельный цинизм в пример для подражания? А главное, не будет предавать публичному забвению тех, кто прожил в культуре достойную жизнь - и продолжает свою тихую работу. Это ведь нужно не им; это нужно нам.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
